Нежные листья, ядовитые корни
Шрифт:
– Нашли кого слушать! Шизу!
– Она производит впечатление вполне разумной женщины, – провокационно заметил Макар.
– Видать, качественно ее полечили!
– Где полечили?
– А вы что, не знали? В психушке!
– Кого нынче удивишь психиатрической лечебницей, – светски заметил Илюшин. – Депрессии, усталость от работы…
– Какая депрессия! – взорвалась Лось. – Ее Рогозина туда запихала!
Макар с Бабкиным замерли.
Довольная произведенным эффектом, Анжела выдержала долгую паузу. Сергей бросил взгляд на Илюшина и понял,
– Как это – запихала? – осторожно спросил он.
– А вот так! Папочке ее наябедничала!
Илюшин снова сел, внимательно глядя на Лосину.
Анжела сдержала ухмылку. То-то же! Не променяют они ее на Аномалию! Тем более та может сболтнуть кое-что… Кое-что лишнее.
При мысли о том, что известно Анне, Лось помрачнела. Но новый вопрос частного детектива отвлек ее от неприятных размышлений.
– О чем наябедничала?
Лось уселась поудобнее. Все внимание было снова устремлено на нее, и она расцвела под выжидательными взглядами.
– У Аньки отец был не родной, а отчим, – обстоятельно начала она. – Военный. Строгий мужчина! Хотел из нее человека сделать, а Анька сопротивлялась. Она его ненавидела! И мамашу свою ненавидела за то, что та за него замуж вышла. Ужас сколько крови она ему попортила!
– Я слышал, она хорошо училась, – осторожно сказал Макар.
Лось всплеснула руками:
– Ай, да при чем тут учеба! Я училась кое-как, но на меня мамка не нарадовалась! А Анька всегда вела себя как идиотка!
– Например?
– Отчим ее по утрам на зарядку поднимал в шесть. А Анька вместо упражнений давай танцы с выкидыванием ног устраивать! Он ее лупить, она визжать! Ну не дура?
– А мать там, говорите, имелась? – мрачно спросил Бабкин, представив себе эту картину: здоровый мужик наказывает пятнадцатилетнюю девчонку за то, что она не хочет делать зарядку.
– Имелась, имелась! – готовно закивала Анжела. – Серьезная женщина, ответственная такая. Бухгалтер!
– И она поддерживала такой стиль воспитания?
– А что с Анькой еще было делать? – удивилась Лосина. – Она по-человечески не хотела, и с ней не захотели. Как иначе-то! Отчим ей так сказал: женщина должна уметь готовить, прибираться и руками стирать на случай, если машинка сломается! Правильно? Правильно! А Анька ему заявила, что он ей не муж, так что пускай лучше свою жену учит готовить и пол мыть, а она на домашнее рабство не подписывалась. Ну не наглая?! Он ее денег карманных за хамство лишил. А Анька хитренькая такая, выкрутилась: нашла тетечку одну старенькую, у которой два пуделя жили, и стала их за денежку выгуливать.
Лосина осуждающе покачала головой. Видно было, что она всей душой переживала за отчима.
– Потом у нее совсем крыша съехала! Она и татуировки делала, и курила, и бухала. Ужас! Отчим ее поколачивал иногда, но не помогало. У него аж душа болела. Ну никак не удавалось из Аньки человека сделать!
«Поколачивал…» Бабкин вспомнил женщину, с которой они разговаривали недавно. Неудивительно,
что Машка не узнала ее. Глубоко же Липецкой пришлось спрятать того подростка, которым она когда-то была.– А при чем тут Рогозина? – зло спросил он. Илюшин бросил на него предостерегающий взгляд, но Бабкину трудно было держать себя в руках. Эта маленькая розовощекая тетка, довольная собой, за несколько минут изобразила ему картину ада, в котором жила пятнадцатилетняя Анна Липецкая. Как большинство действительно сильных людей, Сергей не переносил страданий слабых. «Военный! Сволочь он, а не военный».
– Светка однажды придумала, как поставить Аньку на место!
Анжела взяла с блюдца печенье и принялась жевать.
– На какое место?
– Ну, чтоб не выпендривалась, – пояснила Лосина. – Анька много о себе воображала! Света этого не любила. Анька… как бы это сказать… авторитет ее подрывала, во! И Светка пошла к ее отчиму.
Лосина произнесла это как само собой разумеющееся.
– Пошла к отчиму? – переспросил Макар, тоже нахмурившись.
– Ага! Рогозина всегда умная была!
– И что умная Рогозина сказала отчиму Липецкой? – со странной интонацией полюбопытствовал Илюшин.
– Во-первых, что Анька хотела с крыши спрыгнуть! – Анжела загнула палец. – Во-вторых, что она на людей кидается. В-третьих, и про выпивку, и про курево. Присочинила, конечно, не без этого.
– Про крыши тоже присочинила?
– Не, про крыши правда. Только она на верхотуру забиралась, потому что от высоты балдела. Шиза! А Светка отчиму сказала, что Анька собиралась с собой покончить. И двух свидетельниц привела!
– Савушкину и Коваль, – догадался Бабкин.
– Ага! Вы умный! – тонко польстила ему Анжела. – Почти как Светка. Про психиатра ведь Анькиному отчиму тоже она подсказала. Так-то он человек хороший, но не то чтобы ослеплял интеллектом.
«Если уж даже тебя отчим Липецкой не ослеплял интеллектом, значит, совсем был дурак», – подумал Бабкин.
– И чем все закончилось?
Он уже понимал, чем закончилось, но все-таки хотел услышать это от самой Лосиной.
– В психушке ее закрыли. – Анжела с особым удовольствием выговорила «в психушке». – После окончания школы все поступили кто куда. Одна только Липецкая поступила в дурку.
Анжела удовлетворенно засмеялась.
– И сколько она там провела?
– Ой, это вы лучше у нее спросите! Год, что ли…
– Год?! – не поверил Сергей.
– Или два… Да какая разница!
– Безжалостная вы женщина, Анжела, – заметил Илюшин.
Анжела неспешно отхлебнула чай.
– А за что мне ее жалеть? За то, что она ручкой в меня тыкала? Гегемоном обзывала? Ножом стращала?
– Ножом? – заинтересовался Бабкин.
– «Бабочкой». Она его в кармане носила. Всем говорила, что там расческа. Но я-то видела! Она мне один раз в туалете его показала…
– За что?
Лосина осеклась, поняв, что сболтнула лишнего. Ухмылка сменилась настороженной гримасой.
– А я разве помню… – мрачно пробормотала она.