Нежный бренд, или Рождество в Париже

Он направился к барной стойке и вернулся танцующей походкой с двумя бокалами и шоколадкой в руках.

– Ах вот, милый, ты где! Почему трубочку не берешь? – Жена опять появилась так внезапно, что я поверила в слова Михаила о ее постоянном невидимом присутствии рядом с ним.

– Не слышал звонка, любимая, – зло пробубнил Михаил.

– Что празднуете? По какому поводу собрались?

Глаза Михаила заметались, потом он умоляюще взглянул на меня. Надо было срочно что-то придумать!

– День рождения, – сказала я. Больше просто ничего в голову не пришло.

– Значит, вы кто по гороскопу? – поинтересовалась она со своей медовой улыбкой. Видимо, решила характер мой просчитать. Да пожалуйста!

– Телец.

– Но Тельцы рождаются весной, а сейчас – осень, – прищурилась она.

– А я осенний Телец.

– Разве так бывает? – испытующий взгляд остановился у меня на переносице, и в носу сразу закололо.

Но ради Михаила пришлось продолжать этот бессмысленный разговор.

– Если Телец отпразднует свой день рождения осенью, он становится осенним Тельцом, – любезно сообщила я. – Его упорство и свободолюбие никуда не деваются ни осенью, ни летом. В любое время года он не любит, когда его подозревают в том, чего он не совершал. Он может долго терпеть. Очень долго. Но когда его терпение кончается, он ведет себя, как бык на корриде.

Я посмотрела на жену Михаила. Моя речь, полная намеков и предостережений, не произвела на нее никакого впечатления. Глаза ее были злыми.

– Плохо заранее праздновать, – сказала она.

– А вот и не заранее, я прошлый день рождения отмечаю. Когда мы всем агентством собирались, Михаила не было, хоть я его и приглашала. Он сказал, что на минуточку заедет домой, покормит кошку. И не вернулся. Видимо, кошка вцепилась в него и не отпустила. Но мне пора идти, – деловым тоном закончила я и поднялась из-за стола. – Михаил, подготовьтесь к завтрашней съемке и захватите, пожалуйста, мягкорисующий объектив.

– А это еще что такое? – спросила жена, окидывая меня ледяным взглядом с головы до ног.

Михаил явно сдерживался из последних сил. Пока мы так мило беседовали с его женой, он выпил свой коньяк, потом мое вино и теперь сидел, напряженно наклонив голову и глядя в пол.

– Мягкорисующий объектив передает изображение, как бы окутанное романтической дымкой, – сказала я. – Ведь не всегда нужно фокусироваться на деталях. Нужно видеть главное. А главное – то, что ваш муж очень хочет сохранить семью. – Это я добавила уже неожиданно для себя. – Но разве можно жить без общения с другими людьми, без творческой свободы, без собственного личного пространства? Тогда это будет похоже на тюрьму, а не на семью. И жена будет выступать в роли конвоира. – Я повернулась и вышла из кафе.

Не надо было мне влезать в чужие дела, даже если у меня попросили совета и назвали экспертом! Чувствую, что скоро в нашем бизнес-центре освободится офис, и мне придется искать нового фотографа. И никто не будет доедать за меня рыбу.

Сейчас Михаил находится в полярной экспедиции на Земле Франца-Иосифа. В обществе настоящих белых медведей. Наверняка они приняли его за своего.

А мы с ним больше не общаемся, даже по электронной почте.

Общение с белым медведем очень опасно. Для его семейной жизни.

Маленький сегмент личной жизни

Под сладко-протяжную серенаду мы утопаем в мягких креслах итальянского ресторанчика. Еще не вечер, посетителей мало. Сегодня мой день рождения.

Ты ослабил галстук, расстегнул тугой воротник белой рубашки, демонстративно взъерошил волосы и повязал на шею белую салфетку – приготовился к сытному обеду. Я положила салфетку на колени, смотрю на тебя, чуть наклонив голову – заглядывая за огромный букет еще не распустившихся белых роз, который стоит в хрустальной вазе посередине стола.

Ты широко улыбаешься:

– Как мне хорошо с тобой. Вот здесь. Вот так! – Ты закатываешь глаза вверх, а потом хитро косишься в окно: – Посмотри, как солнышко светит. Весна!

На твоем сияющем лице отражается полнейшее удовлетворение.

Я тоже хочу радоваться моменту, но… Сколько времени прошло с нашей прошлой встречи! Кажется – целая вечность! Сколько раз ты звонил, назначал свидание, а потом в последний момент в твоем бизнесе происходило что-то непредвиденное, и свидание отменялось. Я знаю, что могу сейчас все испортить, но не могу молчать. В какой бы форме спросить, почему все так получается?

Поймав выражение моего лица, ты понимаешь все и без моего вопроса.

– Я честно не знаю, что с этим делать. Мне очень хорошо с тобой. Но времени катастрофически не хватает. Сейчас начал еще три новых проекта.

Ты достаешь свою чернильную ручку, берешь салфетку и начинаешь что-то рисовать. Если бы мы были сейчас в твоем кабинете, ты, наверное, подошел бы к доске и стал чертить маркером схемы и графики.

Я вспомнила, как недавно была на встрече с одним известным ученым, лауреатом Нобелевской премии по экономике. Его быстрая и гибкая пластика и по-мальчишески румяное лицо очень гармонично уживались с длинной седой бородой. По-моему, никто из битком набитого зала не понял сути теории, которую ученый излагал с редким энтузиазмом. Человеческие чувства он переводил в проценты и каким-то образом просчитывал соотношение между ними и разумом. Я не поняла ничего. Но, наверное, что-то в этом было, иначе бы ему не дали Нобелевскую. Может, как раз то, что он говорил, и называют мужской логикой?

Официант приносит на подносе тарелки с широкими краями, в которых налито немного супа, и ставит перед нами.

– Суп минестроне! – торжественно объявляет он и, ожидая ответной реакции, замирает.

Не обращая на него внимания, ты отодвигаешь тарелку в сторону и старательно чертишь на салфетке круг. Перо то и дело прорывает мягкую поверхность бумаги.

– Вот, смотри, – ты протягиваешь мне измученную салфетку. – Это – мои предприятия. На каждое из них я отвожу по пять часов в неделю. Эти сегменты – инвестиционные проекты. А этот – мероприятия, необходимые для поддержания деловых контактов. Потом идут командировки. И вот что остается для личной жизни!

Ты показываешь на узенький ломтик круга и глубоко вздыхаешь.

Если круг – это час, то сегмент твоей личной жизни занимает меньше пяти минут, прикидываю я.

Мне становится смешно. Неужели ты веришь в то, что говоришь? Или ты меня разыгрываешь? А как же чувства? Ведь ты говорил, что они у тебя есть!

– Это график на неделю или на месяц? – с легким сарказмом спрашиваю я.

– Какая разница! Он отражает общее распределение времени. Сюда еще не входят всякие непредвиденные обстоятельства… – Ты смотришь на меня исподлобья, и тон твой абсолютно серьезен.