Нежный киллер

— Система — это люди. А люди смертны.

— Патронов не хватит.

— На мой век — хватит. Я отомщу за маму, за нашу семью, за себя!

— Это называется — самосуд. И ты станешь преступником перед законом, перед людьми. Твоя мама этого бы не хотела. Каким бы несовершенным ни было государство, но это государство. Пусть убийствами занимаются те, кому по должности положено. Тебе завтра к следователю. Не забыл?

— Чего ему еще надо? Уже два раза приходили.

— А теперь тебя вызывают. Может, нашли чего?

— Они найдут! Бомжей с помойки крайними сделают, как это принято. А настоящих убийц не найдут никогда.

— А ты помоги им. Я так понимаю, эта цепочка за тобой тянется?

Олег не стал отрицать, лишь спросил:

— Как помочь?

— Расскажи следователю все, что знаешь. Пусть разбираются по закону.

— А если законы не работают, батя? Если они там, — Алексей поднял указательный палец вверх, — не боятся этих законов?!

— А ты что предлагаешь, нам всем взяться за оружие и стать такими же бандитами, что убили нашу маму?

— Нет. Я сам выйду за рамки законов! Я сам буду судить этих паразитов и убийц, которым наплевать на нас с тобой!

— Мы с мамой готовили тебя к жизни, а не к смерти, и учили тебя, сын, как могли, справедливости. Сейчас ты принимаешь поспешные решения. Мне больно так говорить, но если бог создал этот мир таким, давай оставим проблемы этого мира ему. Просто живи. Ты видишь, к чему привела твоя гордыня? Ну, убьют они еще и меня, и Настю — тебе легче станет?

— Нет, батя, я не дам им этого сделать! Уважай себя, уважай других, будь ответственен за свои поступки — я помню, отец, ты так учил меня. Нельзя осуждать за то, что человек чего-то сделать не смог. А я вот мог бы жить по-другому, но не стал. Вот за это меня нужно судить, батя! И если я не отомщу за смерть мамы, мне незачем жить!

— Ну, Ниночка, земля тебе пухом… — поднял рюмку отец, не глядя на Олега. — Не понял твой сын нас с тобой.

— Маму убили из-за меня! — сказал Григорьев.

— Нет. Просто все так сложилось. — Настя, поправив подушку, подсела ближе, провела рукой по голове, обняла.

— Я возвращаюсь в Москву. А ты должна уехать.

— Я не оставлю тебя.

— Это моя война. Ты будешь делать меня слабым — я не смогу защитить тебя.

— А что, если понадобится моя помощь, а перевязать тебя будет некому? Я не оставлю тебя!

— Ты не понимаешь. Тебе опасно находиться рядом со мной. Я не хороший.

— Ты очень хороший.

— Когда четыре года назад вернулся в Москву, я хотел воевать против всего, что определило мое прошлое. Ожесточился, не доверял никому, кроме Коляна. Не верил ни во что, кроме денег и оружия. И что в результате? Смерть мамы, опасность, нависшая над близкими, бессилие и еще большая злоба. Тупик!

— Знаешь, Олег, я где-то прочитала, что жизнь — это всегда поступок. Быть настоящим в жизни трудно, но необходимо, даже когда это невозможно. Ты — настоящий. У нас все получится.

Григорьев нашел ее ладонь и с благодарностью сжал в своей.

— Знаешь, сейчас я скажу тебе одну вещь… — Григорьев долго в раздумье смотрел на Настю, потом заговорил: — Все годы я искал смысл жизни. А в моей душе всегда жило чувство непонятной тоски о чем-то несбывшемся. Будто я совершаю в жизни какой-то бешеный забег, бегу изо всех сил первым, далеко обогнав остальных, но финиша все нет и награды нет. Для чего бегу? Ради чего?

— А смысл простой — надо жить, — тихо сказала она. — Каждую минуту, каждую секунду надо жить, дышать полной грудью, находить и создавать в жизни гармонию, а с ней и любовь.

— Так просто? Раньше я этого не понимал.

— Да. Так просто. Главным остается одно: сделать кого-то счастливым. Олег, ты сильный, рядом с тобой и другие тоже становятся сильными!

— О чем ты говоришь?

— Сила внутри тебя. И я тоже становлюсь сильной. Раньше мне гордиться было нечем. Теперь, когда ты рядом, я ничего не боюсь. Ты всегда стойко держал удары жизни. Только ты сам знаешь, чего тебе это стоило. Смерть мамы — очень сильный удар. Но ты жив, ты не разбит. Да, ты устал. Но сила твоя с тобой. Сейчас отдохни, потом соберись и покажи свою силу врагам. И друзьям покажи. И мы вместе справимся со всеми врагами. Пусть они знают, что не сломали тебя! Пусть боятся!

— Кто это «мы»?

— Ты, я и Колян. Мы обязательно справимся.

— Спасибо тебе за поддержку. Но подумай хорошо еще раз. Может, уедешь? Денег я дам. Много.

— Я с тобой!

Григорьев с Настей, даже не дождавшись девяти дней после смерти Нины Викторовны, возвращались в Москву. Он проигнорировал повестку из милиции и не пошел к следователю, понимая, что теперь органы очень заинтересуются его всплывшей в свете гибели матери биографией. А терять время на разборки с милицией не хотел. Также он не исключал, что следователь мог получить из столицы заказ на Григорьева — Соколовского. При связях Хозяина такой вариант приходилось учитывать. Олег еще раз попытался отговорить молодую подругу от поездки с ним, но Настя была непреклонна:

— Куда ты, туда и я! — твердо сказала она. Потом попросила: — Научи меня стрелять.

Чтобы не «высвечивать» свои паспорта, до столицы они добирались автобусом. Дорога оставляла желать лучшего, но нужно было выдержать лишь одну ночь.

Ровно гудел двигатель, покачивало на неровностях и ухабах, рядом в глубоком кресле спала Настя. Григорьеву не спалось. После смерти матери он вообще перестал спать нормально — мучила бессонница и, как следствие, появились головные боли. Но он не обращал на них внимания, сердце жгло только одно желание — мстить. Сейчас мысли Олега были далеко. Непрерывным потоком они блуждали по воспоминаниям давно прошедших и совсем недавних событий, рассыпаясь, натыкаясь на камни-сомнения, собираясь вновь и болью отзываясь в груди: кому и зачем нужно было, чтобы все сложилось именно так? Он вспоминал.

…По приезде в Москву Григорьев легко нашел Михаила. Помог разговор с проституткой Настей.

— Олег! Григорьев! — услышал он окрик за спиной и обернулся. К нему подходил крепко скроенный парень в спортивном костюме. — Возмужал, загорел! С бородой и не узнаешь сразу!

Они обнялись как друзья, оба сильные, крепкие. Особой разницы не было заметно — рослый Олег ни в чем не уступал Михаилу.

— А я гляжу: ты это или не ты? — Михаил рассматривал Олега. — Ну, как там на юге?..

— Хреново! А ты не знаешь? — криво усмехнулся Олег.

— Да знаю, — отвел глаза Михаил. Потом снова посмотрел на Григорьева: — Пошли, отметим встречу! И поговорим.

— Ну, давай отметим… — согласился Григорьев.

Они вошли в ближайшие стеклянные двери, над которыми красовалось название заведения. Кафе показалось уютным.

Выбрав столик в глубине зала, Михаил сам сделал заказ.

— Я угощаю! — великодушно развел он в стороны руки и улыбнулся так же широко.

— А не разорю? — полушутя поинтересовался Григорьев.