Нежный защитник
Шрифт:
— А ты был хорошим воином.
— А я был хорошим воином. Арно оставалось лишь пересчитывать моих пленников и собирать за них выкуп.
— Но это тоже нечестно! — возмутилась она.
— Это было честно. Я должен был расплатиться с ним за науку и за то, что он дал мне возможность стать рыцарем. Со временем я решил, что расплатился сполна. И Арно уже ничем не мог меня удержать.
— Что было потом?
— Я познакомился с Генрихом.
— С королем?
— Тогда еще не королем. Всего лишь самым младшим безземельным сыном Вильгельма Завоевателя. Генрих грезил Англией.
И в результате не побоялся пойти на братоубийство? Имоджин потрясла эта мысль, но она предпочла держать ее при себе.
— Генрих обожал турниры, — продолжал Фицроджер, — и почти не знал поражений. Я взял его в плен прежде, чем узнал, с кем имею дело. Он был в бешенстве и потребовал поединка, чтобы окончательно выяснить, кто из нас сильнее. Если он выиграет — получает свободу. И платит сто марок, если выиграю я.
Я позволил ему выиграть, но применил для этого все свое искусство, так что он не заподозрил меня в подлоге. Впрочем, даже если и заподозрил — не подал виду. Ему льстит быть единственным рыцарем, победившим в поединке Тайрона Фицроджера.
— Что ни говори, а он мне не нравится, — призналась Имоджин. — Он слишком груб и самоуверен.
— От слабого короля мало толку. Я должен был найти себе покровителя, а в Генрихе мне многое нравится, особенно его острый ум и решительность. Но я бы хотел, чтобы он чаще играл по правилам.
— Впервые увидев тебя, — призналась Имоджин, — я решила, что у тебя тоже нет правил.
— Хорошо. Именно такое впечатление я стараюсь внушить людям.
В его голосе прозвучала какая-то странная напряженность. Имоджин проследила за его взглядом. Снаружи стало уже почти совсем темно, а с темнотой на них навалились и черные страхи. Может, ей удастся отвлечь его разговором?
— Значит, ты стал одним из его придворных? — спросила она.
— Да. И так я попал в Англию. И в Клив. — Он ласково ткнул пальцем ей в нос и добавил: — И встретился с тобой.
— Благодаря смерти Уильяма Руфуса. — Имоджин с досадой прикусила язык. Нашла время заводить об этом разговор!
— Благодаря смерти Уильяма Руфуса, — холодно подтвердил он.
— Если Генрих и правда убил своего брата, это не может быть правильным, — заупрямилась она.
— Кто может сказать, что правильно, а что нет? Руфус привел страну на грань катастрофы. А Генрих любит Англию, и он умный правитель. Ему удастся навести порядок и поддерживать его всеми силами.
Она вспомнила, с каким восхищением Фицроджер говорил о порядках в монастыре.
— И ты хочешь быть частью этого порядка?
— И я хочу быть частью этого порядка.
Он подумал о том, что скорее всего уже никем не станет. Что его мечты умрут сегодня вместе с ним. И если Уорбрик наложит лапы на их деньги, Англия увязнет в новой междоусобице.
— А каким королем мог бы стать герцог Роберт? — спросила она. До сих пор ей не приходилось слышать о брате короля Генриха ничего хорошего.
— Отвратительным! — Он встал на ноги и поднял ее с земли. — По-моему, мне пора надевать латы, — проговорил
он. — Уже совсем стемнело.Имоджин помогала ему как могла, стараясь унять нервную дрожь. Это было равносильно тому, чтобы собирать его на верную смерть. И хотя ему полагалось носить латы и меч, не он, а она должна была стать ключом к их спасению.
Вскоре часовой крикнул, чтобы они вылезали из пещеры, и Фицроджер пробормотал:
— Наконец-то!
Однако у входа он задержался:
— У меня есть к тебе одна просьба.
— Какая? — пролепетала Имоджин. В ушах у нее звенело: «Последняя просьба!»
— Я хотел бы услышать, как ты зовешь меня по имени.
Она привстала на цыпочки, поцеловала его и произнесла:
— Да пребудет с тобой Господь, Тайрон!
Он сгреб ее в охапку и жарко поцеловал в ответ.
— Да пребудет Он с нами обоими!
Они выбрались наружу, в сгущавшиеся сумерки. Перед пещерой их ждал Уорбрик со своими людьми. Все уже сидели верхом. Имоджин оттащили в сторону и снова отдали под опеку Лига. Фицроджера — Имоджин старалась думать о нем как о Тае, но у нее ничего не получалось — отвели к его собственному коню. Это был хорошо выученный боевой конь. При желании Фицроджер мог отдать ему команду, и верное животное вынесло бы его на свободу даже ценой собственной жизни, однако расплачиваться за это пришлось бы Имоджин.
Они оба превратились в заложников друг друга.
Имоджин знала, что жертвует собой ради любви. А ради чего жертвовал ее муж?
Имоджин сосредоточилась и стала читать про себя молитву. Она не сомневалась, что Всевышний будет на их стороне — если Ему вообще есть дело до простых людей. Такое чудовище, как Уорбрик, — это ведь порождение дьявола, а не Бога.
У нее сохранился маленький кинжал для еды. На случай, если кто-то захочет ее обыскать, она спрятала его на бедре, под юбкой. Она могла поранить себя, потому что оставила для виду ножны на поясе, а Фицроджер наточил кинжал на камне до остроты бритвы. Ей пришлось обмотать лезвие обрывками своей юбки и надеяться на лучшее.
Какая польза может быть от этого игрушечного ножика, она и сама не знала, но лучше иметь хоть такое оружие, чем вообще ничего.
Лошадей надежно спрятали среди деревьев. Имоджин наконец сказала Уорбрику то, о чем уже знал Фицроджер.
— Вход в подземелье очень узкий. Через него может протиснуться не каждый мужчина, да и то без лат.
— Что? — Уорбрик чуть не зарычал от ярости. — По-твоему, я не смогу туда попасть?! — Он отвесил ей такую оплеуху, что у нее зазвенело в ушах. — Врешь!
Она услышала какую-то возню и поняла: Фицроджер не остался равнодушным, увидев, что ее бьют, и его повалили на землю. Шум прекратился так быстро, что стало ясно: он на время покорился. Она молилась, чтобы ему и дальше хватило выдержки. Они не могут рисковать и подставлять его под новые удары до того, как понадобятся все его силы.
— Я не вру! — заявила она Уорбрику, вытирая кровь с рассеченной скулы. — Если хочешь, проверь сам. И ты убедишься в моей правоте.
— Я-то проверю, — проворчал Уорбрик, — а вот ты, если соврала, пеняй на себя!