Незнакомая Шанель. «В постели с врагом»

Но тут у Шпатца ребром встал семейный вопрос. Нет, его супруга вовсе не набралась смелости закатывать сцены ревности (хотя имела все основания), просто у нее вдруг обнаружилось «немного еврейской крови», что, сами понимаете, было неприятным сюрпризом и поводом для развода. Динклаге раньше не подозревал, что девушка отчасти еврейка? Конечно, знал, но пока у нее имелись деньги, а у него еще не складывалась карьера, стойко «терпел» такой «позорный» для истинного арийца факт. Пришло время, надобность в Максимилиане отпала, необходимость терпеть неподходящую родословную суженой тоже, и он развелся. Не он один, так поступали многие и многие, но это все равно не делает чести нашему «герою».

Если поискать ненавистников Воробышка, то таковыми сплошь и рядом окажутся особы женского пола, он многих обидел.

Женщин он использовал как своих помощниц безо всякого зазрения совести. Если нужны – соблазнял, если больше не пригождались – бросал. И шантажировал тоже спокойно. Судя по всему, так же спокойно он шантажировал после войны и свою «военную любовь» – Шанель. Коко долго содержала его сначала в Швейцарии и на вилле «Ла Пауза» тоже, а потом помогла перебраться на Ибицу, где потерявший финансовую поддержку плейбой практически обнищал.

Несмотря на свое прозвище, у дам Динклаге оставался в памяти надолго. Примечателен случай, когда в Париже он встретился с одной из бывших подруг. Узнавшая его дама с изумлением поинтересовалась, что он тут делает, ведь он журналист из Варшавы? Шпатц спокойно пожал плечами:

– Шпионю...

То есть открыто сознавался, что он шпион! Дама все свела к шутке, а ведь человек сказал правду! Это ставят во главу угла: вот же, сам сознался, что нацистский шпион! Сознался, да только в том, что шпион, а вот чей...

Биограф Шанель Эдмонда Шарль-Ру сетовала, что сколько ни искали по самым разным картотекам и архивам, никаких документов на шпиона Ганса Гюнтера фон Динклаге не нашли, мол, специалисты только разводили руками:

– Ничего нет.

Чем же действительно занимался Динклаге в Париже? У Хэла Вогана нет никаких сомнений: разведкой! Вполне возможно, даже скорее всего так, но в таком случае он был законспирирован просто идеально. Пьер Галант, который сам был во время войны связан с разведкой, только французской, утверждал, что Динклаге работал под начальством полковника Ваага. Ну и что? А то, что полковник Вааг – племянник адмирала Канариса и служил в его ведомстве, то есть в абвере. При этом ни в каких абверовских документах обнаружить следы Динклаге не удалось, а ветераны абвера от служебного «родства» с Воробышком открещиваются обеими руками.

Значит, либо Динклаге был просто супершпионом, о каком знала пара-тройка высших начальников (Вааг, Канарис, Геббельс и сам Гитлер), либо вся история со Шпатцем-шпионом попросту придумана. Если он супершпион, то зачем держать такого в оккупированной и почти смирной Франции, не против бойцов Сопротивления же его использовали. При всем уважении к движению Сопротивления приходится признать, что с его участниками куда легче было расправиться с помощью нескольких предателей, чем внедряя супершпиона. Но и Сопротивление Динклаге своим ни за что не признает.

И все-таки что-то же он делал, если сразу после освобождения Парижа поспешил «унести ноги», в отношении барона было принято постановление о высылке, которое до смерти Воробышка так и не отменили. Это не помешало Динклаге благополучно бывать во Франции после войны, например, на вилле «Ла Пауза» у своей любовницы Шанель.

Ну и где логика?

На минутку вернемся к Ваагу и его доброму дяде, который тоже «честных правил» – Канарису. К чему нам Канарис? Просто в Главном управлении имперской безопасности и в абвере рядом с ним вовсе не было тихо, удержаться «на плаву» бывало сложнее, чем вернуться живым с Восточного фронта.

Когда Канарис возглавил военную разведку и контрразведку, ему было сорок восемь лет, но выглядел Фридрих Вильгельм много старше, потому что был совершенно сед. За ним тут же закрепились клички Седой и Старец. Разведка в том виде, в каком она предстала в начале Второй мировой войны, была настоящим детищем Канариса и называлась «Управление Аусланд/абвер/ОКВ». Тот самый знаменитый абвер («отражение, защита»). В 1940 году Гитлер произвел Канариса в адмиралы флота, все же Фридрих Вильгельм был заслуженным флотским офицером, до абвера успел и подводной лодкой командовать, и крейсером, кстати, очень успешно. Возникло знакомое нам сочетание: «адмирал Канарис».

Огромное четырехэтажное здание абвера на Тирпицуфер, 74/76 стали называть «лисьей норой», а самого хозяина «хитрым лисом». Кабинет Канариса в «лисьей норе» ничем не напоминал помпезные огромные залы кабинетов остальных руководителей рейха, он был на редкость скромным, почти спартанским, потому что Канарису явно все равно где работать. Обязательным оставался только потертый кожаный диван, походная железная кровать, на письменном столе макет крейсера, которым адмирал когда-то командовал, и статуэтка, изображающая трех обезьян – одна прислушивалась, вторая приглядывалась, а третья закрывала рот лапой (символ разведки – все слышать, все видеть и держать язык за зубами). Еще обязательными были фотография любимой таксы Сеппла на камине и присутствие самой таксы, а то и двух в кабинете. Собаки вели себя вполне по-хозяйски, не стесняясь поднимать ноги на углы шкафов или делать лужи просто посреди старого, вытертого многими ногами ковра. Канариса это не смущало.

Вильгельм готов работать двадцать пять часов в сутки, но, к сожалению, природа отпустила их всего двадцать четыре. Несмотря на военно-морское прошлое, адмирал был совершенно не военным человеком, форму надевал только в особых случаях и не любил тех, кто ходил в форме и четко щелкал каблуками, кивая головой или выбрасывая правую руку в партийном приветствии. Он вообще не любил людей и не доверял никому из подчиненных или коллег.

Зато обожал собак и лошадей. В связи с этим забавный случай: в 1936 году Канарис по подложным документам проник в Испанию, но у испанцев контрразведка тоже работала, а потому все телефонные разговоры адмирала-конспиратора прослушивались. Дешифровальщики испанской полиции головы сломали, пытаясь разгадать хитроумный код переговоров с Берлином – Канарис ежедневно интересовался... здоровьем больной собачки! Что бы это могло значить?! Перебрали все возможные варианты, подняли на ноги всех своих агентов, справляясь о самочувствии руководителей рейха, но так и не поняли. Испанской контрразведке в голову не пришло, что просто любимый пудель Канариса съел что-то не то...

Главным врагом адмирала стал руководитель Главного управления имперской безопасности Рейнгард Гейдрих. Тут были две причины, во-первых, у Гейдриха в управлении была своя разведка – СД (один из отделов которой возглавлял Вальтер Шелленберг), что страшно мешало людям Канариса. Во-вторых, Гейдрих постоянно «копал» под «старого лиса». Что делал в ответ Канарис? Конечно, собирал досье на самого Гейдриха. Оба преуспели.

Внешне они не просто соблюдали приличия, но и изображали весьма крепкую дружбу, Гейдрих даже купил дом неподалеку от «приятеля», чтобы проводить воскресные вечера вместе за стаканчиком вина и неспешными разговорами. Два разведчика представляли собой занятную пару: Канарис невысокий, седой, чуть мешковатый, и Гейдрих – почти двухметровая орясина с внешностью интеллигентного пруссака, всегда в форме, подтянут, гладко выбрит и готов крикнуть «Яволь!».

«Невоенному» Канарису удалось то, что не удалось Гейдриху – блестящая служба на флоте. Если Канарис заслуженный офицер и моряк, то его «закадычный враг» на том же флоте дальше лейтенантского звания не пошел, проворовался и был с треском изгнан. Тут вовремя подоспел Адольф со своими идеями, не то разносить бы Гейдриху газеты...

Так что же было у «закадычных врагов» друг на дружку?

У Канариса в совершенно секретной папке лежал документ, подтверждающий, что прадед Гейдриха носил имя Аарон (со всеми вытекающими отсюда последствиями)... При случае это могло пригодиться. Гейдрих об этой папке если не знал, то догадывался.