Незнакомцы в поезде (др. перевод)

Гай прислушался и не услышал ничего, кроме глухого тиканья. Тогда он вышел в коридор. «Дверь в комнату отца сразу направо». Гай снова ощутил под собой рельсы. И этот коридор был ему знаком — вот серый ковер, кремовые панели на стенах, мраморный стол на верху лестницы. Даже запах показался ему знакомым. В висках застучало от внезапной мысли, что хозяин дома стоит сейчас по ту сторону двери и так же, как и Гай, боится дышать. Но Гай не дышит уже так долго, старик за это время мог бы и умереть… Что за чушь!

Левой рукой он потянулся к двери, а правая сама легла на револьвер в кармане. Гай чувствовал себя роботом, бесстрашным и неуязвимым. Он был здесь много раз, убивал этого человека много раз, и этот раз — один из многих. Гай смотрел на узкую щель между дверью и косяком, за которой лежала бесконечность, и пережидал головокружение. А если он не разглядит в темноте старика? Или старик увидит его первым? В комнату должен проникать свет от фонаря перед входом в дом, но кровать находится в дальнем от окна углу. Он открыл дверь шире, прислушался и шагнул внутрь — пожалуй, быстрее, чем следовало бы. Однако в комнате было по-прежнему тихо. Кровать темным пятном возвышалась в углу, у изголовья белели подушки. Гай тихо прикрыл дверь, чтобы ее не захлопнул сквозняк, и повернулся к кровати.

Он уже вытащил револьвер, но, как ни всматривался, никого в кровати не видел. Глянул на окно. Рама опущена сантиметров на тридцать, а Бруно утверждал, что будет открыта полностью. Наверное, из-за промозглой погоды. Гай еще раз напряг глаза и, вздрогнув от ужаса, различил голову на подушке у самой стены. Голова была чуть склонена к плечу, словно хозяин дома презрительно разглядывал незваного гостя. Лицо было темнее волос, которые сливались с подушкой.

Гай решил стрелять в грудь, и револьвер послушно нацелился туда. Гай сделал несколько робких шагов к кровати и снова оглянулся на окно. Он не слышал дыхания. Как будто старик уже мертв. Он ведь именно так приказал себе думать. Это не человек, это цель. Гай ничего о нем не знает, он устраняет цель, как на войне. Так что, стрелять?

— Ха-ха-ха! — донеслось из окна.

Гай вздрогнул, револьвер в руке затрясся.

Где-то на улице смеялась молодая девушка — вдалеке, но смех был слышен ясно и отчетливо, как выстрел. Гай облизнул губы. Этот смех заключал в себе столько жизни, что перечеркнул все его мысли, и образовавшийся вакуум заполнила новая: он собирается убить человека. Это произошло молниеносно, между двумя ударами сердца. Жизнь. По улице идет девушка. Возможно, с любимым. А здесь в кровати спит живой человек. «Нет! Не думать! — велел себе Гай. — Не забывай, ты делаешь это ради Анны! Ради Анны и себя самого. Считай, что ты на войне, считай…» Он спустил курок. Револьвер тихо щелкнул. Гай нажал еще раз — опять осечка. Что за фокусы?!

Он снова нажал на спусковой крючок.

Комната взорвалась грохотом. От страха Гай сжал пальцы, и грохот повторился, словно мир треснул по швам.

— Кха! — произнесла фигура на кровати.

Серое лицо приподнялось, и стали заметны очертания плеч.

В следующую секунду Гай уже падал на карниз крыльца. Это было похоже на пробуждение от кошмарного сна. Он сумел ухватиться рукой за край карниза и соскользнул, приземлившись на колени. Пробежал вдоль стены дома, через газон прямо к тому месту, где у забора стоял ящик из-под молочных бутылок. Явь встретила его рыхлой землей, в которой вязли ноги, и безнадежностью взмахов руками, которыми он пытался ускорить свой бег. Вот она, жизнь, — не только беззаботный женский смех, но еще и кошмарный сон, где все против тебя, а ты парализован страхом.

— Эй! — крикнули позади.

Как и следовало ожидать, за ним гнался дворецкий. Буквально дышал в спину. Кошмарный сон!

— Эй! Эй, ты!

Гай остановился под вишневыми деревьями и стал ждать, занеся кулак. Оказалось, дворецкий вовсе не наступал ему на пятки, он был еще далеко. Гай видел бегущую со всех ног фигуру в белой пижаме, развевающейся на ветру, как дым. Застыв в оцепенении, он ждал.

— Эй!

Как только фигура приблизилась, Гай двинул ее в подбородок, и белый призрак рухнул наземь.

Гай перелез через забор.

Тьма вокруг сгущалась. Гай чуть не врезался в дерево, перепрыгнул канаву и бежал, бежал. Потом он упал лицом вниз, пригвожденный к земле болью, которая расходилась от живота по всему телу. Его била дрожь. Гай лежал и думал, что на дрожь нельзя тратить силы, которые нужны для бега, что он побежал совсем не туда, куда велел Бруно. Однако встать и пойти в правильном направлении просто не мог. «Тебе надо отыскать неосвещенную тропинку, которая идет на восток от Нью-хоупа, с южной стороны дома. Надо перейти две улицы, добраться до Коламбия-стрит и повернуть на юг (направо). Там автобусная остановка, можно доехать до другой железнодорожной станции». Легко было Бруно писать свои чертовы инструкции на бумаге! Гай примерно знал, где находится — на поле к западу от дома, и это никаким образом не было прописано в инструкциях! Он огляделся. Ну и где север? Почему не горят фонари? Как он найдет эту тропинку в темноте? Он даже не знает, остался дом позади или слева!.. Правое предплечье раздирала непонятная боль, такая острая, что рука могла бы гореть в темноте.

Выстрел словно разорвал его на части, и не осталось энергии, чтобы подняться и идти. Ни энергии, ни желания. Гай вспомнил, как в старших классах его сбили с ног во время футбольного матча, и он так же лежал вниз лицом, от боли потеряв дар речи. Вспомнил, как потом мать кормила его ужином и принесла грелку в постель, вспомнил прикосновение ее рук, когда она поправляла ему одеяло. Лежащая на земле кисть тряслась так, что обдирала кожу о торчащий камень. Гай кусал губу, и в голове проносились бессвязные мысли, как бывает с утра после бессонной ночи. Он уговаривал себя немедленно встать, потому что нельзя иначе, он ушел совсем недалеко. Вдруг ноги и руки пришли в движение, как будто тело накопило энергию и резко выпустило. Гай вскочил и снова побежал по полю.

Его заставил остановиться странный звук — низкий мелодичный стон, доносившийся сразу отовсюду.

Сирены полицейских автомашин. Ну конечно. А он-то, дурак, первым делом подумал про самолеты!

Гай бежал куда глаза глядят, лишь бы оказаться подальше от сирен, которые теперь завывали сзади и слева. Он понимал, что бежит в сторону от тропинки. Белый оштукатуренный забор наверняка остался далеко позади. Гай начал забирать влево, чтобы пересечь шоссе, но тут услышал приближающиеся сирены. Значит, придется либо ждать, либо… Нет, ждать нельзя. Он побежал вдоль шоссе параллельно с машинами, зацепился за что-то ногой и снова упал в какую-то канаву.

От раздражения и обиды он даже всхлипнул. Левая рука была в воде до запястья. Гай подумал, что так можно испортить часы, но тело отказывалось повиноваться. Рука была во власти двух равнодействующих сил: одна тянула вверх, другая — вниз, и рука в итоге застыла без движения. А самое невероятное, дико хотелось спать. Вскочить и побежать заставила паническая мысль, что полиция вот-вот окружит его.

Справа, совсем рядом победно взвыла сирена.

Впереди вспыхнул прямоугольник света. Окно. Он чуть не врезался в дом. Весь мир не спит этой ночью! А ему надо как-то перебраться через шоссе!

В пяти метрах от него по дороге проехала полицейская машина, освещая фарами кусты. Слева, со стороны дома, завыла еще одна и стала постепенно отдаляться. Пригнувшись, Гай перебежал шоссе почти сразу за машиной и скрылся во тьме. Теперь неважно, где тропинка, главное, в этом направлении он сможет убежать далеко от дома. «С южной стороны будет лес, там легко спрятаться, если возникнет необходимость уйти с тропинки… Что бы ни случилось, не смей бросить „люгер“ прежде, чем доберешься до железнодорожной станции». Гай сунул руку в карман и ощутил через перчатку холод револьвера. Он даже не помнил, как убирал его. Револьвер вполне мог бы сейчас валяться на голубом ковре спальни! А если бы выпал на бегу? Гай обругал себя — вовремя же он спохватился…