Незнакомцы

Держась за стену, Доминик не без труда поднялся с пола и тоже взглянул на то, что так смутило художника. Однако то, что он увидел, заставило его пожалеть, что он не остался сидеть. На кровати был разложен целый арсенал: пистолет 22-го калибра, который он обычно держал в тумбочке, нож для рубки мяса, еще два длинных ножа, топорик, молоток и колун, который, насколько Доминик помнил, всегда хранился в гараже.

— Чего ты ждал? — поинтересовался Паркер. — Вторжения русских? Что тебя так напугало?

— Я не знаю. Какой-то кошмар, — пролепетал Доминик.

— Так что же тебе снится такое страшное?

— Я не помню.

— Совершенно ничего не помнишь?

— Нет, — ответил Доминик, вздрагивая.

Паркер подошел и положил руку ему на плечо.

— Прими душ и оденься, а я пока приготовлю что-нибудь на завтрак. Хорошо? И знаешь, мне кажется, надо сегодня же навестить твоего врача. Мне думается, ему стоит еще раз осмотреть тебя.

Доминик кивнул головой.

Было 2 декабря.

Глава 2 2 декабря — 16 декабря

1

Бостон, Массачусетс

Виола Флетчер, 58-летняя учительница начальной школы, мать двоих дочерей, преданная мужу жена, хохотушка с заразительным смехом, лежала молча и неподвижно на операционном столе, без сознания, доверив жизнь доктору Джинджер Вайс.

Это был кульминационный момент всей жизни Джинджер: впервые она сама была в роли главного хирурга в серьезной операции. А до этого были горы кропотливой упорной учебы, полные надежд, и теперь она в полной мере осознала, какой долгий проделан ею путь. И при всем при том у нее замирало сердце от страха.

Миссис Флетчер сделали анестезию и обернули прохладной зеленой материей. Обнаженной осталась только часть торса, на которой предстояло оперировать: она была уже протерта йодом. Даже лицо было закрыто, чтобы избежать попадания бактерий на оперируемый участок тела. Это также определенным образом исключало личностный момент и сберегало нервы хирурга, избавляя его от зрелища лица, искаженного болью или, упаси Бог, смертью.

Справа от Джинджер стояла хирургическая сестра Агата Тэнди, готовая в нужный момент подать тампон, скальпель, ланцет или пинцет. Слева готовились к операции еще три сестры и анестезиолог со своей ассистенткой.

Джордж Ханнаби стоял по другую сторону стола, похожий больше не на хирурга, а на бывшую звезду футбольной команды, ветерана-защитника. Однажды его жена Рита уговорила его сыграть комедийную роль в благотворительном спектакле для пациентов, и он выглядел весьма правдоподобно в охотничьих сапогах, джинсах и красной рубахе в клетку. От него веяло покоем и уверенностью знатока своего дела, что было особенно важно.

Джинджер протянула правую руку. Агата вложила в нее скальпель, сверкнувший тонким, как бритва, острием. Прежде чем сделать надрез, Джинджер глубоко вздохнула. Магнитофон Джорджа стоял на обычном месте, из его динамиков лилась музыка Баха.

А Джинджер думала об офтальмоскопе и блестящих черных перчатках...

Но как бы ни напугали ее те два случая, они не лишили молодого врача уверенности в себе. Она чувствовала себя превосходно: была полна сил, собранности и энергии. Заметь Джинджер малейший симптом помрачения сознания, она отменила бы операцию. С другой стороны, она не намеревалась жертвовать своим будущим и перечеркивать весь пройденный путь из-за двух истерических припадков на почве переутомления. Все будет прекрасно, говорила она себе, просто замечательно.

Настенные часы показывали сорок две минуты восьмого. Пора.

Доктор Вайс сделала первый надрез. С помощью зажимов и пинцета она проникла глубже, раздвигая кожу, жир и мускулы, в центр брюшной полости пациентки и стала расширять надрез, действуя умело и решительно. Сестры тем временем осторожно придерживали стенки брюшины.

Агата Тэнди подцепила гигроскопическую салфетку и быстро протерла лоб Джинджер, стараясь не задеть линзы хирургических очков.

Глаза Джорджа сощурились в улыбке: уж он-то почти никогда не потел.

В паузах между концертами Баха в тишине, зависшей в операционной, слышался лишь звук работы аппарата искусственного дыхания. Сама же пациентка не могла дышать, поскольку ей ввели мышечный релаксант, изготовленный на основе яда кураре. Механические звуки аппарата раздражали Джинджер, мешая ей окончательно подавить в себе тревогу.

В другие дни, когда оперировал Джордж, шума было гораздо больше. Джордж обменивался колкими шуточками с сестрами и ассистентами, и его добродушное подтрунивание смягчало напряжение, не отвлекая, однако, внимания от жизненно важных манипуляций. У Джинджер не было подобного дара, ей было не дано одновременно играть в баскетбол, жевать резинку и решать сложную математическую задачу.

Закончив проникновение в живот, она ощупала толстую кишку и определила, что с той все в порядке. Затем влажными марлевыми салфетками, поданными Агатой, она обложила кишечник и, подцепив кишки специальными крючками, вынула их и передала сестрам, обнажив аорту — магистральный канал кровеносной системы человека.

Грудная аорта переходит в брюшную через диафрагму параллельно позвоночнику и разветвляется на уровне четвертого поясничного позвонка на две крупные подвздошные артерии, ведущие к бедренным.

— Вот оно — расширение, — сказала Джинджер. — Как на снимке. — Она кивнула на снимок, закрепленный на подсвечиваемом экране на стене возле стола. — Аневризма аорты — как раз над местом деления.

Агата промокнула ей салфеткой лоб.

Аневризма — слабость стенки аорты — стала причиной выпячивания стенки артерии и образования мешочков, наполненных кровью, что затрудняло глотание и дыхание, вызывало кашель и боли в груди. В случае же разрыва разбухшего сосуда немедленно наступила бы смерть пациентки.

Пока Джинджер смотрела на пульсирующие мешочки с кровью, ее охватило почти благоговейное чувство соприкосновения с тайной, глубокий трепет перед областью мистического, неземного, где перед ней вот-вот раскроется смысл бытия. Это ощущение своего могущества, превосходства возникло от осознания возможной победы над смертью. Смерть затаилась в теле пациентки в виде пульсирующей аневризмы, темного бутона, готового распуститься, но у нее, Джинджер, хватало знаний и навыков, чтобы предотвратить эту беду.