Незнакомец на пляже

— Мне ужасно надоела еда собственного приготовления. Хочешь куда-нибудь поедем?

— В такой дождь?

Он пожал плечами:

— Наверное, я не очень-то хорошо придумал. — Он повернулся к ней и оценивающе оглядел. — А ты бы поехала, при хорошей погоде?

— Но сейчас дождь. Что толку об этом думать?

Он кивнул:

— Конечно. Ты права. Забудь.

Слоун съел два огромных бутерброда, выпил три стакана молока и умял целый пакет картофельных чипсов.

— Ты мало ешь, верно? — спросила Линн.

— Я всегда хочу есть. В детстве мне никогда не удавалось наесться досыта. Наверное, это звучит сентиментально.

— Нет.

Она встала и начала мыть посуду. Он ухмыльнулся и отнес к раковине свою.

— Послушай, если ты будешь мыть посуду, я буду ее вытирать. Ненавижу мыть тарелки. Это, знаешь ли, не мужская работа.

Она начала возражать. Потом представила себе, что в кухне снова все сияет чистотой, и почувствовала, что слабеет.

— Если пообещаешь больше ее не накапливать, — уступила она.

Слоун поклялся.

— Ладно, — сжалилась девушка.

Они оба засмеялись. Линн пришло в голову, что они смеются вместе впервые со дня их встречи. В окна хлестал дождь. Они мыли посуду и мало разговаривали. Слоун курил трубку. Когда привели кухню в порядок, он повесил полотенце и вопросительно посмотрел на Линн:

— Ты умеешь играть в кункен?

— Да.

— Сыграем?

Она знала, что не следует позволять ему остаться, но мысль о том, что предстоит долгая одинокая грозовая ночь, показалась невыносимой.

— Сыграем, — согласилась Линн.

Они играли до полуночи. Снаружи бушевала гроза.

— Чем ты занимаешься, если не считать того, что пишешь книги? — решилась спросить девушка.

Он поднял голову. На миг ей показалось, что он не собирается отвечать.

— Я преподаю ботанику и предметы, связанные с морской биологией, в университете штата.

Она удивленно моргнула:

— Преподаватель!

— Звучит скучно? А мне нравится. Кроме того, я соблазняю хорошеньких девушек, — добавил он с такой знакомой дьявольской ухмылкой, к которой она уже привыкла относиться с недоверием. — Ты разочарована?

— Нет. Просто немного удивлена.

— Извини.

— Но при чем здесь она?

— Она? — переспросил Слоун.

— Ты знаешь, что я имею в виду.

Его красивое лицо приобрело суровость.

— Она чуть не погубила меня и мою карьеру. Из-за этого я до сих пор не могу прийти в себя. Я ответил на твой вопрос?

Линн спешно переменила тему разговора.

Играя с ним в кункен, девушка заметила, что на его лице отражаются самые разные чувства. Иногда он был вежливым, иногда сердитым, иногда дразнил ее. А порой был растерянным, одиноким, обиженным.

— Слоун...

Он оторвался от карт:

— Гм-м?

— Завтра. Рано. Если дождь кончится, я бы хотела тебя нарисовать. Ты станешь мне позировать?

Он уставился на нее:

— Надо же! Ты вроде говоришь серьезно!

— Да. У тебя хорошая фигура.

— Ты мне это уже говорила.

— Это так и есть.

Они посмотрели друг на друга. Казалось, его взгляд был оценивающим.

— Ладно, — наконец согласился он. — Попробуем.

— В десять часов. Во внутреннем дворике.

Он ухмыльнулся:

— Это должно быть интересно.

Она услышала в его голосе плутовские нотки и почувствовала, что у нее загорелись щеки. Может, она совершает ошибку. Такому человеку достаточно дать дюйм, а он возьмет себе милю!

— Дождь кончился. Теперь тебе лучше уйти, Слоун.

Он вновь усмехнулся и наклонился к ней:

— По-твоему, надо?

— Да.

Он долго и испытующе смотрел на нее:

— Ладно.

Линн проводила его до двери. На секунду Слоун остановился и взглянул на нее. Она отступила назад, испугавшись, что он снова ее поцелует. Но он повернулся и вышел в ночь.

Но завтра он вернется. И будет с ней долгие часы. Почему она попросила его позировать? Почему вообще с ним связалась? Должно быть, сошла с ума. Совсем сошла с ума!

Но больше всего Линн тревожило то, что она чувствовала в глубине души, когда только лишь начинала думать об этом. Почему у нее так взволнованно билось сердце? Почему?

Глава 10

Утром за завтраком Линн только и думала, что о картине, на которой изобразят Слоуна. Как она его нарисует? С трубкой, читающим книгу, с Космо у ног или, может быть, облокотившимся о перила внутреннего дворика?

Она начала делать наброски, надеясь, что это поможет ей принять решение.

— Доброе утро!

Он уже побрился. И причесался. Воротник мягкой синей рубашки расстегнут. Слоун надел джинсы и парусиновые туфли. И выглядел совершенно спокойным.

— Доброе утро, — ответила девушка.

— Что это значит? — поинтересовался Слоун.

— Пытаюсь решить, как тебя нарисовать.

Он задумчиво посмотрел на наброски.

— Они хорошие. Действительно хорошие!

— Судя по голосу, ты удивлен.

Он улыбнулся:

— Может быть, так оно и есть.

Смешно, но Линн почувствовала огромное удовольствие, когда поняла, что они ему понравились.

— Хочешь посмотреть, что я сделала с тех пор, как приехала сюда?

— Ладно.

Она показала ему наброски. Любой художник захотел бы показать свои работы при первом же намеке заинтересованности зрителя. А Линн была до не приличия нетерпеливой.

Она показывала одну картину за другой, стараясь осветить их как можно лучше. Дождавшись его кивка, девушка откладывала рисунок в сторону и брала в руки следующий. Их было десять. Большинство — с видами океана. Его портрет она приберегла напоследок.

Слоун был поражен.

— Я не знал, что ты это рисуешь.

— Ты туда спускался и долго смотрел на океан, так что мне было легко. Ты позировал мне, сам того не зная.

Он взял в руки холст. Бухта, гладкий песок, прилив, белокрылая чайка, кружащая в вышине. Его фигура резко выделялась на фоне пляжа.

Слоун протянул ей картину. Линн обеспокоило выражение его глаз. Одиночество, какая-то боль.

— Кажется, ты прекрасно уловила мое настроение.

— Я пыталась найти для него название. Как насчет «одинокий человек», или «одиночество», или «воспоминание»?