Незнакомка с родинкой на щеке
Шрифт:
И все же мне было ее жаль.
– Евгения Ивановича и правда нет дома, но я обещаю передать записку, едва увижу его. Вам нехорошо?
На участливый вопрос незнакомка не ответила, теперь торопясь уйти. Оторвала блокнотный лист, неровно свернула его два раза и протянула мне:
– Будьте любезны передать.
Хлюпнула носом, развернулась и вышла вон, сама закрыв за собою.
Хорошо начинается семейная жизнь.
Записка жгла мне руку, пока я несла ее в Женин кабинет... И ведь даже не запечатана - он никогда не узнает, если я загляну в нее. Немногие смогут понять, скольких сил мне стоило удержаться.
Я вышла замуж за Ильицкого, отдала свою судьбу в его руки, а значит должна во всем доверять ему. Кроме того, я не была столь наивной, чтобы не понимать - у моего мужа до встречи со мною была долгая и отнюдь не монашеская жизнь, подробности которой мне вовсе не хотелось знать. Потому я плотно закрыла дверь в кабинет и решила о записке больше не думать.
В конце концов, у нас с Женей настолько особенная близость, что он сам мне непременно все расскажет!
Однако я ошиблась.
– Никита сегодня превзошел сам себя, - сказала я за ужином, подливая мужу апельсинового соуса, - по-моему он добавил к птице какие-то травы. Базилик, кажется.
– Не думаю, - качнул головой Женя.
– По-моему просто к тарелкам присохло что-то.
Меж тем он продолжал доедать курицу - не без аппетита даже. А вот меня слегка замутило. Прискорбно сознаваться, - думала я, откладывая нож и вилку, - но, не смотря на законченный с отличием Смольный, хозяйкой я оказалась самой что ни на есть дрянной...
Но я старалась изо всех сил.
– Милый, - я потянулась через стол и игриво погладила Женину руку, - я подала сегодня объявление о найме кухарки, обещаю, что мы едим курицу последний раз в жизни.
Честное слово, я думала, он обрадуется.
– А чем плоха курица?
– изумился Женя вполне серьезно.
– Но насчет кухарки это отличная новость. И тогда уж тебе следовало нанять и горничную.
– А Катя?..
– Что - Катя? Кто-то же должен вызывать прачку или хотя бы открывать дверь, когда звонят. Не знаю... если тебе ее жаль, повысь Катю в экономки. Сколько нынче платят экономкам?
– Надо в газетах почитать...
– я снова упрекнула себя за то, что ничего не смыслю в ведении хозяйства.
– В любом случае Катя не может быть экономкой, потому как неграмотно пишет, невнимательная и перепутает нам все счета.
– Но и от Кати в роли горничной толку нет. Я же предлагал завести лучше канарейку - от нее тоже много шума и мало пользы.
– Тише, услышит...
– я покосилась на дверь.
А потом подперла рукою голову и некоторое время молча наблюдала, как муж разделывает птицу. Пока не поймала себя на том, что улыбаюсь совершенно по-глупому и думаю черт знает о чем.
– Что?
– поинтересовался он, поймав этот мой взгляд.
– Нечего, просто смотрю, как ты ешь.
– Смотри-не смотри, но мне еще поработать с бумагами нужно - раньше, чем через два часа я в спальную не поднимусь.
– Я вовсе не затем на тебя смотрю!
– смутилась я и вскочила с места, чтобы он не заметил, как вспыхнули мои щеки.
– А зря - могла бы попытаться. У тебя был шанс.
Я же сделала вид, что больше в упор его не вижу и прошла мимо. Правда, достаточно близко для того, чтобы он смог поймать меня, обхватив за талию,
и слой усадить себя на колени.– Не дуйся, - он легко поцеловал меня.
– Неужто до сих пор не научилась различать, когда я пытаюсь пошутить?
– Кто тебе сказал, что не научилась?
– я положила руки Жене на плечи и, добившись чего хотела, с обожанием глядела в любимые черные глаза.
– А тебе бы следует научиться понимать, что дуюсь я лишь для того, чтобы ты меня обнял.
– А тебе кто сказал, что я не научился?
Мы улыбнулись одновременно, и на этот раз я поцеловала его сама. Легким прикосновением губ теперь не обошлось, мы немного увлеклись и очнулись только от вскрика Катюши от двери.
– Ой!
– ахнула она, однако тотчас выйти не поторопилась.
– Я, право, думала в столовой убрать да спать лечь пораньше.
Я, как ужаленная вскочила на ноги, чтобы оправить юбку. Один чулок Женя все-таки успел отстегнуть, и он гармошкой ниспал к щиколотке. Я готова была со стыда сгореть.
– Вы не будете уже кушать, можно убирать?
– невозмутимо поинтересовалась Катюша.
– Будем, Катя, будем, вы идите... идите, пожалуйста, куда-нибудь!
Даже Ильицкого ей удалось смутить.
– Как скажете, - фыркнула она, кажется обидевшись.
Когда Катюша вышла, я мучительно закрыла лицо руками. Потом отняла ладони, поглядела на Женю, и оба мы прыснули со смеху - сразу стало легче.
– Ну вот, - упрекнула я его, - ты говорил, что Катя безнадежна, а она даже вызвалась помыть посуду.
– Как думаешь, может, теперь она сама уволится?
– не разделил он моей радости.
– Тише! Услышит, нехорошо будет...
Я подошла к двери и, не дыша, приоткрыла - Катюша с той же невозмутимость удалялась в судомойную, уже закрывала за собою. Огромнейший плюс нашей горничной, который перекрывал многие, многие недостатки - Катя была совершенно нелюбопытна. Ей и впрямь не было до нас дела, ни капельки.
– Ушла, - прокомментировала я.
– Тогда зови снова, пока она не передумала - надобно все же убрать.
– А на мой вопросительный взгляд развел руками, - Лида, мне и впрямь следует поработать, но я обещаю, что управлюсь быстро. Не скучай.
– Постой-ка...
Надо признать, я только сейчас, поняв, что он направится в кабинет, вспомнила о незнакомке и злополучной записке, оставленной на Женином столе.
– Утром, едва ты ушел, к нам заглянула женщина... Искала тебя.
Он нахмурился.
– Брюнетка, совсем молодая. С родинкой на щеке.
– Я не знаю такой, - с сомнением пожал плечами Женя.
– Она представилась? Быть может, адресом ошиблась?
– Нет, она искала именно тебя - назвала твое имя.
– Она сама назвала мое имя, или согласилась, когда его назвала ты?
Я запнулась, припоминая. И правда... это я уточнила у нее, ищет ли она Евгения Ивановича, а незнакомка лишь подтвердила. Когда я счастлива, то становлюсь глупой как пробка... Разумеется, следовало настоять и выпытать, кто она такая, а не выдавать всю подноготную об Ильицком!
– Должно быть, действительно ошиблась, - заключил по моему растерянному взгляду Женя.
– Или, если она, говоришь, совсем молода, вполне возможно, что это одна из моих вольных слушательниц.
– Вольных слушательниц?