Незнакомка с тысячью лиц

– За преступления прошлых лет, совершенные предками, у нас не сажают, – возразил Макаров.

– Понимаю. Но вы-то должны посадить его за преступления, которые он совершает теперь! – Щеки Савельева покраснели и гневно затряслись. – Убийство профессора, убийство этой странной бабы-алкоголички. Двойное убийство в доме напротив! Этого мало?!

– Он не совершал этих преступлений, Геннадий Иванович, – возразил со вздохом Макаров. – Не сам лично.

– Но он их спланировал! Ясно как божий день, что исполнителем был его лысый помощник!

– Или ваши люди, мечтающие всеми правдами и неправдами попасть в этот дом и желающие подставить Георгия Георгиевича под подозрение. У них все получилось. Дом стал свободен, поиски завершились удачно.

Макаров хищно прищурился в сторону маленького человечка, обладающего недюжинным умом и годы положившего на то, чтобы найти доказательства чужих преступлений. Станет он морочиться из-за помех в виде каких-то жильцов, вставших на его пути? Трудно сказать.

– Не мелите вздор, юноша, – оскорбился Савельев. – Я редко выбирал средства на пути к достижению своих целей. Современный мир жесток, понятно. Лес рубят – щепки летят. Но я… я никогда не шел по трупам. Эти вот руки не обагрены кровью. В отличие от Жоркиных рук! Как думаете, куда подевалась рыжая девка?

– Ее встретил кто-то возле следственного изолятора и увез.

И Макаров чуть не сказал, что на угнанной машине.

– И будто не знаете кто! – фыркнул недоверчиво Савельев. – Она у Георгия!

– У вас есть доказательства?

Савельев размышлял минуту, потом полез в стол и достал три пачки фотографий, спрятанных в черные пластиковые пакеты.

– Это вот подтверждение того, что он и лысый – сообщники. Там зафиксированы их встречи. И то, как лысый входит и выходит из его дома. – К краю стола полетел первый пакет. – Это вот подтверждение того, что в день убийства в многоэтажке напротив Проклятого дома побывал лысый. Прошу обратить внимание на время, когда он заходит через подземный гараж и когда выходит. Можете потом сравнить со временем, когда было совершено двойное убийство. А это вот последние снимки нашего многоуважаемого коллекционера…

Их Макаров нашел вполне безобидными.

– И что на них? – обратился он к Савельеву с вопросом.

– На них наш Георгий покупает средства личной гигиены для женщин в аптеке на окраине.

– И что?

– А то! Кому он, думаете, их покупает?! Жене, что ли? Дочери? Там штат прислуги, есть кому побеспокоиться. Из их запасов тоже не возьмешь, возникнут вопросы. Все это он покупал рыжей девке. Она у него!

– Может, просто живет?

– Да! Просто живет в его подвале! Сама бы тогда все купила, если бы просто жила у него в гостях. А тут Жора! Сам! Покупает женские прокладки! И лысого не пошлешь, нет его уже! Где-то он его прикопал, наш меценат и коллекционер уважаемый. – Савельев побледнел, его раздражало, что приходилось доказывать очевидные вещи. – Девка ему нужна, потому что покойный профессор что-то ей рассказал. Затем, думаю, и алкашку убили. Чтобы с Рыжей снять подозрения и чтобы ее выпустили. Столько крови! Столько крови! Неужели вас не проняло, капитан?

Макаров помолчал. Снова просмотрел все фотографии. «Да, Георгий Георгиевич в самом деле выглядел достаточно странно на окраине города в крохотной аптеке. К тому же был одет точь-в-точь, как тот человек, который встречал Николаеву у следственного изолятора. Был похож…»

– Моих людей надо выпустить. Они ни в чем не виноваты, – буркнул Савельев, внимательно наблюдая за реакцией капитана. – В свою очередь, готов вам помочь.

– Нам? – Макаров хищно оскалился – наглость этого толстячка его раздражала. Что он вообще о себе возомнил? – Или себе, Геннадий Иванович? Вы с вашими людьми легко можете стать фигурантами дела о массовом убийстве на не безызвестной вам улице!

– Мы никого не убивали!

– Зато наблюдали за тем, как убивают.

– Нет. Сами моменты этих убийств нами не были зафиксированы. В доме напротив, видимо, убили как раз того, кто это видел. Разве я не прав? – И его взгляд снова впился в Макарова.

– Не совсем, – ответил тот туманно.

– А раз так, то ваш глазастый свидетель должен будет подтвердить, что никто из моих людей не причастен к убийствам. Никто. Итак, капитан, что вы решили? Выпустите моих людей или меня к ним доставите? Думайте, думайте, капитан…

По сути, против Георгия не было ничего, кроме фотографий, на которых он был снят вместе со своим помощником, предположительно Никитиным. Но это ведь не преступление. Как и нельзя вменить ему в вину преступления его деда и прадеда. Георгий Георгиевич формально перед законом пока чист. И не вернувшийся с охоты его помощник еще не подтверждает факта его убийства. Никитин мог просто уехать куда-нибудь или сбежать от своего благодетеля. Он ведь странный, очень странный.

Да, Георгию Георгиевичу пока предъявлять было нечего. Тогда как против Савельева не свидетельствовал – трубил тот факт, что его люди попались с рабочим инструментом в подвале Проклятого дома. И архив был найден и даже продемонстрирован Макарову. И можно было бы запросто сейчас вывести из его дома этого толстяка в наручниках. Но…

Но это не помогло бы найти Ольгу. Не заставило бы Савельева или его людей написать признательные показания насчет убийств. К тому же – в этом Макаров был практически уверен – ни у кого из людей Савельева ДНК не совпала бы с ДНК убийцы, оставившего свою сперму в теле убитой девушки Егора Муратова.

– Если мы выпустим ваших людей, что вы готовы предложить взамен?

Макарову никогда не нравилось торговаться с подозреваемыми, но сейчас приходилось. Дело не сдвигалось с мертвой точки. И даже архивные документы, продемонстрированные Савельевым, не помогли бы уличить Георгия в причастности.

– Я готов помочь вам поймать Жорку с поличным, – проговорил Савельев с видом бредущего на эшафот человека.

– Как это? Что значит с поличным?

– Я готов принять удар на себя.

– То есть?

– То есть я готов сидеть вот тут и ждать, когда он придет меня убивать, – закончил плаксиво Савельев.

– Он? Придет? Убивать? Вы в этом уверены?!

– Так же, как в том, что вижу сейчас перед собой именно вас, капитан, – фыркнул Геннадий Иванович и снова сполз с кожаного кресла, пропотев почти до трусов от ужаса, на который сам себя обрекал. – Как только Жорка узнает, что архив у меня, он придет за ним. Больше ему доверять некому. Он придет сам. И он убьет меня и всех в этом доме, потому что должен быть уверен: то, что в документах, никто не знает и не узнает никогда. Он придет… сам…

– Но как он узнает об этом, Геннадий Иванович?

– Вы сообщите ему об этом, капитан, – ухмыльнулся Савельев.

– Но как? Вы сами сказали, что он должен быть уверен, что никто не знает, что в документах, и…

– А вы и не говорите. Просто сообщите ему, что у вас сидят мои люди и что у вас имеются сведения о том, что они что-то нашли.

Савельев дошел до окна, уже совершенно не переживая по поводу того, что сидящий Макаров почти одного с ним роста. Глянул с тоской на сад, укутанный сизым осенним плащом. И вдруг подумал, что все его разоблачения и острое желание краха его врага так ничтожны и мелки в сравнении с тем, что он может скоро стать отцом. И хотел уже было отказаться, отступить, как поймал смутное собственное отражение в оконном стекле.

Нет, он не может быть таким жалким и размытым, как его отражение. Он должен быть сильным. Он победитель! Иначе… иначе чему он может научить своих будущих детей?! А он должен научить их побеждать! Всегда и во всем.

– Все теперь зависит от вас, капитан, – проговорил Савельев на прощание Макарову. – Сработаете грамотно и оперативно, поймаете Жорку в тот момент, когда он придет меня убивать. Нет, станете расследовать еще целую серию убийств, теперь уже в моем доме. Только шансы у вас будут невелики, поверьте. Да, – Савельев многозначительно улыбнулся, – и уж сделайте доброе дело, спасите из его мерзких лап эту бедную Рыжую…