Незримая паутина

«По аналогии с делом Кутепова, когда на следующий день после похищения русская пресса в Париже, по подстрекательству Скоблина, обвиняла полковника Зайцова в преступлении, крайне левая парижская пресса, по стопам московской „Правды“, обвиняла генерала Туркула в похищении Миллера, что и дало ему основание сказать: „Если бы бедняга Миллер не оставил своей знаменитой записки, Плевицкая прогуливалась бы на свободе, а я сидел бы в тюрьме… Если вы хотите найти похитителей генерала Миллера, то ищите их среди членов „Внутренней линии“, активных ее членов“».

В скобках Тастевен комментировал: «замечание, не лишенное прозорливости».

Зная о провале Скоблина, НКВД пытался свалить вину на гестапо, использовав для этого полковника Трошина, «чья ненависть к большевикам и пронемецкие симпатии не внушают сомнений. Грубоватый солдат, круглый невежда в делах политических, Трошин был предан душой и телом своему полковому командиру, генералу Скоблину. Почти каждый день он писал ему рапорты обо всем, что ему приходилось слышать или узнавать.

После исчезновения генерала Миллера, настоящие авторы или сообщники похищения пытались использовать простоватость и поразительную наивность Трошина, внушив ему мысль о причастности немецких фашистов.

Действительно, Кацман, исключенный Трошиным из Корниловского полка в 1932 году, явился к нему и, под предлогом оказания ему материальной помощи, пригласил его в „офисину“ 3.-К. [96] и Шварца, 44–46 рю Дюрантон. Принятый 3.-К., Трошин был огорошен вопросом: „Ты поддерживаешь отношения с немцами. Нужно их прервать и работать с французами“. Трошин согласился на это устно и письменно.

Несколько дней спустя Трошина посетили бывший в 1922 году в Праге советский агент Вычек и „невозвращенец“ Крючков-Ангарский, которые рассказали ему о наличии доказательств невиновности Скоблина и предложили ему взять на себя защиту последнего, как командира Корниловского полка. Не найдись среди корниловцев нескольких прозорливых людей, Трошин попался бы на этот грубый прием, и Скоблин-предатель, защищаемый Трошиным-германофилом, означало бы, что исчезновение генерала Миллера — дело рук гестапо».

96

Завадский-Краснопольский.

Изучив факты, следствие пришло к заключению, что гипотеза об участии немецких фашистов «должна быть также окончательно отклонена».

Оставалась лишь третья гипотеза — похищение Миллера агентами НКВД. В этом направлении следственные власти и устремили свои усилия:

«Действительно, большевики всегда недобрым оком взирали на белые русские организации, представлявшие собой антикоммунистические ядра, которые, в особом случае, могли бы образовать отряды для сотрудничества с националистами всех стран, где могли бы вспыхнуть революционные волнения, вызванные коммунистической пропагандой. Также они всегда пытались разваливать или уничтожать такие группировки, в частности РОВС, как наиболее мощную, к тому же по своей структуре военизированную».

В докладе Тастевена проходят вереницы советских агентов, названо множество имен, но наибольшее внимание уделено Скоблину и Плевицкой.

Видное место в докладе Тастевена занимает личность и деятельность генерала Шатилова, чья «кандидатура на пост председателя РОВСа выдвигалась Скоблиным и его друзьями», что документально доказывали письмо Скоблина Трошину от 20 августа 1937 года и письмо Скоблину от генерала Зинкевича от того же 20 августа, найденное при обыске в отеле «Пакс».

На основании документов и показаний многих лиц о роли Шатилова, Тастевен утверждал в своем рапорте:

«Не подлежит отрицанию то, что около генерала Миллера должны были находиться крупные агенты ГПУ. Действительно, ничто не доказывает того, что Скоблин был единственным и даже самым важным… генерал Миллер находился в сети, расставленной большевиками. Очевидно, что его похищение бесспорно является делом рук ГПУ, которое, благодаря количеству своих агентов, введенных в РОВС и в ближайшее окружение его председателя, не имело особых трудностей для завлечения его в ловушку».

* * *

Следствие подтвердило подлинность записки Миллера и подстроенное Скоблиным свидание с мифическими немцами. 27 декабря 1937 года был составлен общий доклад следственных властей, представлявший собой «объективное изучение фактов», на основе которых был сделан вывод, «исключающий какие бы то ни было гипотезы».

Архив в доме Скоблиных

После бегства Скоблина и ареста Плевицкой следственные власти опечатали их дом в Озуар-ля-Феррьер. Затем полиция произвела несколько обысков с изъятием огромного количества документов. Но среди бумаг не оказалось данных о средствах и расходах Скоблиных. Допрошенная Плевицкая сказала, что счетная книга, которую вел Скоблин, должна находиться в их доме.

В 3 часа дня 14 октября у дома с желтыми ставнями остановился автомобиль. Два полицейских в штатском и Плевицкая вышли из автомобиля. Осунувшаяся и постаревшая в тюрьме, она с грустью взирала на свое былое хозяйство. Дорожки в дворике были засыпаны осенней листвой, на грядках небольшого огорода поникла красная ботва. Соломенная шторка на одном из окон оборвалась и косо висела на ржавом гвоздике. Прошло так мало времени с той поры, когда здесь припеваючи жили Скоблины, но уже следы заброшенности виднелись в садике, на стенах дома, на открытых воротах опустевшего гаража. Не подозревая о судьбе хозяев, по дворику мирно разгуливали петух и две курицы. Вдруг с радостным мяуканием к Плевицкой бросились ее любимые кошки. Лаская их, Плевицкая тихо плакала, вспоминала счастливые дни, прожитые здесь с любимым Коленькой.

Еще несколько минут, и к дому подкатили автомобили, из которых вышли прибывшие из Мэлэн судебный следователь Ляпорт и из Парижа защитник Плевицкой, мэтр М. М. Филоненко, и представитель гражданского иска, мэтр А. Н. Стрельников. В присутствии Плевицкой начался обыск.

* * *

Бесчисленное количество писем, секретные доклады, список соединений Красной армии, донесения о деятельности русских эмигрантских организаций и политических деятелей, списки чинов РОВСа с адресами по округам Парижа, записка о гарнизоне Варшавы и вооружении польской армии, отчет о работе большевистских агентов в среде эмиграции во Франции за июнь-сентябрь 1934 года, графики агентурной сети, донесения о деятельности управительных органов РОВСа, список начальников групп 1-го армейского корпуса в районе Парижа, переписка с генералом Добровольским, смета расходов по отправке в СССР белого эмиссара и многое, многое другое неопровержимо свидетельствовало о наличии в доме Скоблиных крупного осведомительного центра.

Часть документов проливала свет на подлинное отношение Скоблина к генералу Миллеру. Так, на секретном докладе о намерениях Германии после освобождения от пут Версальского договора рукой Скоблина было написано карандашом: «Старцу Миллеру не показывать».

В своих письмах Добровольскому Скоблин усердно и планомерно подрывал авторитет Миллера. Добровольский поддался влиянию Скоблина, и 14 августа 1937 года писал ему в тон:

«…нельзя переделать людей, особенно тогда, когда они достигли почтенного возраста. Обо всем мы переговорим при встрече… мой бывший начальник должен понять, что я буду вынужден бросить его дела. Кстати, мне кажется, что он ограничивается лишь приветами, не желая оказать мне малейшую помощь».

Давнишнее предупреждение финской контрразведки было забыто, Добровольский вновь не сомневался в Скоблине. И в том же письме писал:

«…На днях я также узнал, что вы намереваетесь приехать сюда осенью, чтобы дать несколько концертов по случаю 25-й годовщины артистической деятельности нашей дорогой Надежды Васильевны. Н. А. Б. [97] писал мне, что он лично берет на себя все хлопоты в Гельсингфорсе, оставляя за мною приготовления в Выборге и Териоках».

97

Корниловец капитан Батуев.