Незримая жизнь Адди Ларю
Шрифт:
Оценочная стоимость 11500 долларов.
I
12 марта 2014
Нью-Йорк
Генри Штраус возвращается в магазин.
Беа снова сидит в старом кожаном кресле, пристроив на коленях раскрытый альбом.
– Куда ты ходил?
Он хмуро оглядывается на дверь.
– Да так, никуда.
Пожав плечами, Беа снова принимается листать руководство по неоклассицизму, которое и не думает покупать.
Нашла библиотеку…
Генри вздыхает, возвращаясь за кассу.
– Прости, – говорит он
Та прикусывает губу. Кажется, ее зовут Эмили.
– Я собиралась пригласить тебя выпить.
Генри немного нервно смеется в ответ – привычка, от которой он уже и не надеется избавиться. Девушка красива, по-настоящему красива, но ее глаза неприятно блестят, в них горит знакомый льдистый огонек, и Генри с облегчением сообщает ей о планах на вечер, радуясь, что не нужно врать.
– Тогда как-нибудь потом, – улыбается она.
– Как-нибудь, – эхом отзывается Генри.
Эмили берет книгу и уходит.
Едва за ней закрывается дверь, как Беа многозначительно откашливается.
– Что? – спрашивает, не поворачиваясь, Генри.
– Мог бы спросить ее номер.
– Вообще-то у нас планы, – отвечает он, постукивая по прилавку билетами.
Беа встает с кресла, кожаная обивка негромко скрипит.
– Знаешь, – замечает подруга, кладя ему руки на плечи, – самое лучшее в планах то, что их всегда можно перенести на другой день.
Генри разворачивается и обнимает ее за талию. Они стоят, словно пара детей в мучительном школьном танце, их руки образуют широкий круг, точно ячейка сети или звено цепи.
– Беатрис Хелен, – укоризненно улыбается Генри.
– Генри Сэмюэл.
Двое молодых людей хорошо за двадцать обнимаются как малолетки. В другое время Беа надавила бы посильнее, принялась бы разглагольствовать о том, что необходимо найти кого-то (нового) и стать счастливым (опять). Но у них сделка: она не упоминает Табиту, а Генри помалкивает насчет профессора.
У каждого есть свои поверженные враги, свои боевые шрамы.
– Извините, – говорит подошедший старик-покупатель.
Похоже, ему искренне жаль их прерывать. В руках у него книга. Генри улыбается, разрывает объятия и ныряет за стойку пробить товар.
Беа забирает свой билет, бросив напоследок, что будет ждать приятеля на шоу. Генри кивает в ответ. Старик тоже уходит, а после остальные посетители сливаются в неразличимое/размытое пятно.
Без пяти шесть Генри переворачивает табличку и закрывает магазин. «Последнее слово» ему не принадлежит, но с таким же успехом он мог быть его хозяином. Генри уже давно не видел настоящую владелицу, Маргарет. Та проводит свои золотые годы, путешествуя по миру на деньги, полученные по страховке покойного мужа. Осенняя женщина наслаждается второй весной.
Генри насыпает в небольшую красную миску под прилавком пригоршню корма для Томика, местного старого кота. И тут же взъерошенная кошачья голова высовывается из-за корешков в отделе поэзии. Кот сутками дремлет среди книг. Его присутствие заметно лишь по опустевшей миске да прерывистым вздохам покупателей, когда те ненароком встречаются с парой немигающих янтарных глаз, следящих за ними с полки.
Томик – единственное существо в букинистическом, которое обитает здесь дольше Генри. А тот служит в магазине последние пять лет, начав еще в ту пору, когда был аспирантом теологического факультета. Сначала он просто выходил на неполный день, нуждаясь в прибавке к университетской стипендии, но потом учеба закончилась, а работа осталась.
Наверное, пора отыскать другую, оплата совсем дерьмовая. В конце концов, не зря же Генри
двадцать один год получал дорогостоящее образование. В голове звучит голос Дэвида, его брата, – в точности такой же, как голос отца. Он спокойно интересуется, зачем ему нужна эта работа, неужели Генри и правда намерен провести так всю жизнь?Но Генри не знает, чем хотел бы заняться. Не может заставить себя уйти, это единственное занятие, в котором он еще не облажался.
По правде говоря, Генри обожает магазин. Запах книг, их тяжесть на полках, привычные названия и новинки. В городе, подобном Нью-Йорку, поток читателей никогда не иссякнет. Беа уверена, что каждый работник книжного мечтает стать писателем. Но Генри не представлял себя в этой роли. Конечно, он пробовал писать, только ничего не получилось. Никак не находились слова, сюжет, тон. Генри не представлял, какую книгу мог бы добавить к миллионам уже написанных.
Он всегда предпочитал быть хранителем историй, а не рассказчиком.
Он гасит свет, берет билет, куртку и отправляется на шоу Робби.
Переодеваться уже некогда. Спектакль начинается в семь, а «Последнее слово» закрывается в шесть. К тому же Генри не знает, в чем полагается ходить в авангардистский театр в Бауэри [10] на пьесу о волшебном царстве, поэтому остается в темных джинсах и рваном свитере. Беа называет это «библиотечным шиком», хотя Генри работает не в библиотеке – сей факт подруга, похоже, просто не в состоянии уразуметь.
10
Название улицы и прилегающего к ней одноименного района в Нью-Йорке. Известен недорогими гостиницами и барами.
Сама Беа выглядит, как обычно, до крайности модной в белом блейзере с закатанными до локтей рукавами, с тонкими серебряными кольцами на пальцах и в ушах, голову украшают скрученные в корону дреды.
Стоя в очереди ко входу, Генри задается вопросом: есть ли хоть у кого-то в мире врожденное чувство стиля, или им приходится каждый день усиленно наводить глянец.
Беа и Генри проходят вперед, показывая билеты. Шоу представляет собой причудливое сочетание театральной постановки и современного танца, что возможно лишь в городах, подобных Нью-Йорку. По словам Робби, спектакль поставили по мотивам «Сна в летнюю ночь», только шекспировский ритм сглажен, и насыщенность выкручена до предела.
Беа пихает Генри локтем.
– Видел, как она на тебя смотрела?
– Что? О ком ты? – недоуменно моргает он.
– Ты совершенно безнадежен, – закатывает глаза Беа.
В вестибюле царит суматоха, и они начинают пробиваться через толпу, но тут кто-то хватает Генри за руку – девушка в рваном богемном платье. На висках у нее распустился нарисованный зеленой краской плющ. Одна из актрис шоу. Множество раз за последние пару недель Генри видел остатки похожего грима на лице Робби.
В руках у актрисы кисть и миска с золотой краской.
– Эй, ты без рисунка, – бесхитростно заявляет она и легким касанием кисточки украшает его щеки золотистой пыльцой.
С такого близкого расстояния прекрасно заметно слабое мерцание в глазах девушки.
– Ну как я вам? – интересуется Генри, задирая подбородок и притворно надувая губы.
Он шутит, но на лице актрисы вспыхивает улыбка.
– Само совершенство.
От этих слов Генри охватывает дрожь, мгновенно перенося его в другое место. Темнота, и тяжелая рука на его шее, палец поглаживает щеку.