Незримое сражение

Сидеть взаперти, когда за стеной бандиты, — это был большой риск. Но поверили хозяину хаты и не ошиблись.

Вера в людей… Эта вера, любовь к людям и ведет Анатолия Владимировича на заводы, новостройки, в колхозы. Его радуют разительные перемены на земле Прикарпатья. В полюбившемся ему Ивано-Франковске он видит корпуса новых заводов, кварталы новых жилых домов, новые улицы, проспекты. Радуется преображенному Калушу, ставшему важным промышленным центром. Радостно становится на его душе, когда видит бурштынские пейзажи. Здесь вырос новый рабочий поселок. На берегу огромного водоема, который тут называют Бурштынским морем, сооружена мощная ГЭС.

Как-то поехал Анатолий Владимирович в Печенежин, побывал и в Слободе. В селе построены новый клуб, школа, магазины. Сотни добротных домов поставили колхозники.

Наведался Лобанов и к Белой Кринице. Бьет источник прозрачной, как хрусталь, воды у подножия горки, поросшей молодыми деревцами и кустарником. Когда уходил от родника, туда приблизилась статная женщина в гуцульском наряде. Может, это та, которую Виктор тогда, в сорок восьмом, видел у Белой Криницы и воспроизвел на своей незаконченной картине?

Долго стоит Анатолий Владимирович за околицей села. На полях колхозных идет уборка хлеба. Гудут трактора, снуют автомашины…

Кругом бурлит жизнь. Делами и заботами наполнена она и для коммуниста Анатолия Владимировича Лобанова.

ВЛАДИМИР ОЛЬШАНСКИЙ ОСОБОЕ ЗАДАНИЕ

Все было потом. И слава лучшего следопыта западной границы. VI две медали «За отличие в охране государственной границы СССР». И самая высокая награда Родины — орден Ленина.

Уже потом молодые пограничники с благоговением и затаенной завистью стали произносить его имя и фамилию, а в душе (что тут скрывать!) буквально все мечтали хоть чуточку быть похожим на него, записать в свою пограничную биографию хоть часть того, чем прославился этот человек. С ним могли сравниться разве только несколько пограничных ассов из тех, что служили на западных рубежах в первые послевоенные годы, на долю которых выпали отчаянные схватки с матерыми лазутчиками, с бандами буржуазных националистов. И хоть Александр Смолин — а речь идет именно о нем — в своем даровании сугубо индивидуален, у некоторых пограничников послевоенного времени было немало общего с ним. Это общее имело один источник, одну основу. Все они прошли тяжелые испытания на фронте, все прямо с боя пришли на западную границу, где продолжался тот же бой, не менее жестокий, с не менее коварным врагом.

Но уже тогда Смолин отличался от своих товарищей более тонким пониманием складывающейся в каждом отдельном случае обстановки, умением разумно сочетать смелость и риск. В его действиях всегда чувствовались та мудрая простота и целесообразность, которые присущи людям опытным, обладающим незаурядным мастерством. И именно поэтому Смолина всегда посылали туда, где обстановка была сложной и запутанной, где требовались хладнокровие и смелость, риск и смекалка, осторожность и умение. И наверняка по той же причине Александр Смолин всегда выходил победителем в жестоких вооруженных схватках. Немало было таких схваток, больше сотни, а задержанных нарушителей и того больше — сто шестьдесят девять. Так что молодым пограничникам было чему завидовать, на кого равняться, у кого учиться.

Но случались схватки и другого рода, когда не раздавался треск автоматных очередей и глухие разрывы гранат, когда смерть не заглядывала в глаза. Да, случались поединки спокойные, неторопливые. Но это вовсе не значит, что победить в них было просто и легко. Именно об одном таком поединке речь пойдет дальше.

Если говорить откровенно, то Смолин предпочитал схватки горячие, опасные, когда приходилось распутывать замысловатые клубки следов, разные ухищрения и уловки врага. Когда он со своей овчаркой становился на след лазутчиков, им овладевал азарт преследователя, он оказывался в родной стихии. И хоть в пути возникало множество вопросов — ведь у лазутчика сто дорог, — Смолин действовал быстро, смело, решительно и всегда оказывался именно на той тропинке, по которой ушел лазутчик. Правда, свои победы он всегда делил поровну на двоих: на себя и свою овчарку. Сколько раз собака выручала его! Одна, по кличке Грозный, погибла в вооруженной схватке, приняв на себя пулю, предназначенную хозяину. И когда командир поздравил Александра с победой, Смолин ответил:

— Это победа наша общая с Грозным.

Командир тогда ничего не сказал, он хорошо знал, как Смолин любил свою овчарку, ухаживал за ней. В погоне он ей отдавал последние капли воды из фляги, а в кармане у него всегда находилось для верного друга несколько кусочков сахара или две-три конфеты. Смолин сам готовил пищу для овчарки, сам кормил ее, выводил на прогулку. И Грозный платил заботливому хозяину поистине собачьей преданностью.

Грозный мог точно проработать след большой давности, мог выбрать из кучи вещей только одну нужную и безошибочно найти хозяина этой вещи. Ну, а в обыске местности Грозному не было равных. Так подготовить овчарку, так выдрессировать ее мог только большой специалист следопытства, большой мастер своего дела, каким был Смолин.

Подробный рассказ о всех поединках Александра на границе вылился бы в солидную книжку. Правда, и написано о нем немало. Его боевая пограничная биография привлекает внимание многих писателей и журналистов. Но редко кому он рассказывал о поединке, который произошел без единого выстрела, даже без захватывающего азарта преследования. Смолин считает его обычным, рядовым заданием.

А между тем задание это, как писалось в документах, было особым, очень важным, успешное выполнение, его давало в руки органов государственной безопасности ключ к разоблачению опасного преступника и предотвращению тайно и тонко готовившегося преступления.

Дело обстояло так. Прошло два дня, как Смолин вместе с несколькими пограничниками обезвредил группу лазутчиков. В перестрелке один был убит, двое — тяжело ранены, а четвертый целехоньким попал в руки пограничников. Этим инцидентом занялись сотрудники органов госбезопасности. И вскоре выяснилось, что группа шла через кордон с важным заданием, а возглавлял ее тот самый лазутчик, который захвачен живым и невредимым. Это подтверждалось несколькими деталями. Во-первых, в перестрелке он подавал команды, которые остальные трое точно выполняли. Во-вторых, он был легко экипирован и все время отстреливался из пистолета, тогда как те трое были вооружены автоматами (деталь мелкая, но важная). И, наконец, трое вступили в бой, прикрывая отход этого четвертого.

Раненые пока не могли давать показаний, а четвертый все отпирался, изворачивался, прикидывался простаком, а на вопросы отвечал так, будто все — и нарушение границы, и перестрелка — произошло по чистой случайности.

— С какой целью перешли границу?

— Какую границу? — старательно разыгрывал свою роль лазутчик. — Никакой границы мы не нарушали. Мы просто шли себе да шли, пока за нами не погнались солдаты с собаками.

— А оружие?

— Гм, оружие… Оружие мы в лесу нашли, в сосняке, там еще есть. И патронов куча, и гранаты.

— Ну, а стреляли зачем?

— А мы стреляли вверх, чтобы солдаты отстали от нас.

— Не притворяйтесь, бой вы вели по всем правилам военной науки, двух пограничников ранили.

— Какая там наука! Неграмотные мы. А если ранили кого, так то совсем случайно.

Два дня бились над ним чекисты. Лазутчик отпирался, давал путаные показания, но тщательный разбор пограничной операции привел к версии: улики о целях заброски группы через границу надо искать в лесу, где лазутчики петляли почти сутки, пока их настигли пограничники. В выполнении этого особого задания старшина Смолин и должен был сыграть главную роль.