Незримые Академики (другое издание)

– Послушай… – начал Чудакулли.

– Сегодня вечером у меня встреча с издателем «Таймс», – сказал Витинари, с легкостью прирожденного митингового манипулятора чуть заметным нажимом перекрывая голос аркканцлера, – который, как всем нам известно, заботится о благе общества. Я не сомневаюсь, он придет в восторг, когда узнает, что я попросил университет укротить демона по имени Футбол и что вы, по здравом размышлении, приняли мое предложение.

«Мне необязательно соглашаться, – вот что представляло собой здравое размышление Чудакулли. – С другой стороны, поскольку я сам этого хотел, а теперь даже просить не нужно, отказываться было бы неразумно. Черт побери, как типично для Витинари!»

– То есть ты не станешь возражать, если мы соберем свою команду? – наконец уточнил он.

– Более того, я настоятельно рекомендую вам это сделать! Но никакой магии, Наверн. Надеюсь, здесь я предельно ясен. Магия не входит в число славных спортивных традиций. Если только, разумеется, волшебники не играют против волшебников.

– Я играю честно, Хэвлок.

– Прекрасно! Кстати, как там дела в Коксфорде у вашего декана?

«Если бы спросил кто-нибудь другой, – подумал Чудакулли, – это была бы простая вежливость. Но я разговариваю с Витинари, поэтому…»

– Мне некогда было выяснять, – высокомерно ответил он, – но я не сомневаюсь, что все будет в порядке, как только он твердо встанет на ноги.

«Если сумеет увидеть их без помощи зеркала».

– Тебе наверняка приятно наблюдать, как твой старый друг и коллега делает карьеру, – невинно сказал Витинари. – И Псевдополис, конечно, тоже радуется. Честно говоря, я восхищаюсь непреклонными псевдополисскими бюргерами, затеявшими столь смелый эксперимент по части… по части демократии. Всегда приятно видеть, что люди не оставляют попыток. Иногда еще и забавно.

– Кое-что можно сказать и в их оправдание, – проворчал Чудакулли.

– Да, и я не сомневаюсь, что именно это вы говорите в университете, – с тонкой улыбкой заметил патриций. – Так или иначе, насчет футбола мы пришли к соглашению, вот и прекрасно. Я поставлю мистера де Словва в известность о том, что вы задумали. Когда статья выйдет, местные любители футбола весьма заинтересуются, если только кто-нибудь растолкует им трехсложные слова. Пей же херес. Говорят, это очень вкусно.

Витинари встал, намекая, что деловая часть разговора, по крайней мере теоретически, окончена. Он подошел к полированной каменной дощечке, стоявшей на квадратном деревянном столике.

– И кое-что еще, Наверн… Как поживает ваш юный гость?

– Мой го… а, ты имеешь в виду… э-э…

– Именно, – Витинари улыбнулся, глядя на дощечку, как будто хотел поделиться с ней радостью, – как ты выразился, «э-э».

– Спасибо, я заметил сарказм. Как волшебник должен сказать, что слова имеют силу.

– Как политик должен сказать, что я в курсе. Как там он поживает? Кое-какие заинтересованные лица желают это знать.

Чудакулли взглянул на маленькие резные фигурки на доске, как будто они тоже слушали. Некоторым образом так оно и было. Он хорошо знал, что половиной этих самых фигурок управляли руки, обладательница которых находилась сейчас в большом замке в Убервальде и была легендой сама по себе.

– Смимз говорит, общительным его не назовешь. Но, по его мнению, парнишка ловкий.

– А. Хорошо, – отозвался Витинари, который, судя по всему, усмотрел нечто чрезвычайно интересное в расстановке фигурок на доске.

– Хорошо?

– Анк-Морпорку нужны ловкие. У нас даже есть улица Ловкачей, если не ошибаюсь.

– Да, но…

– О-о, это уже целый контекст, который имеет силу, – заметил патриций, полуобернувшись с выражением неприкрытого восторга. – Я, если не ошибаюсь, уже упомянул, что я политик? Ловкий, то есть умелый, смышленый, хитрый, коварный, сообразительный, проницательный, толковый, расторопный и, наконец, лукавый. Слово, которым можно и похвалить и обругать. Ловкий – это… неловкое слово.

– Тебе не кажется, что, возможно, ваш… эксперимент зашел слишком далеко? – поинтересовался Чудакулли.

– О вампирах так тоже говорили, не правда ли? Считается, что у них нет развитого языка, но мне известно, что Натт свободно владеет несколькими…

– Смимз утверждает, что он «говорит как по писаному», – признал Чудакулли.

– Наверн, по сравнению с Натчбуллом Смимзом даже тролли «говорят как по писаному».

– Мне известно, что этого… юношу воспитал какой-то священник, – сказал аркканцлер. – Но что из него получится, когда он вырастет?

– Профессор лингвистики, судя по всему.

– Хэвлок, ты ведь меня понял.

– Возможно. Хотя сомневаюсь, что ты сам себя понимаешь. Я так думаю, вряд ли он один способен превратиться в жадную орду.

Чудакулли вздохнул. Он вновь взглянул на доску, и Витинари проследил его взгляд.

– Посмотри сюда. Шеренги, отряды… – он провел рукой над маленькими каменными фигурками. – Вечная война, которая продолжается по воле игрока. Они сражаются, погибают и не могут повернуть вспять, потому что вперед их гонят бичи, и, кроме бичей, они ничего не знают. Убивай – или будешь убит. Темнота впереди, темнота позади. Темнота и свист бичей. Но что, если извлечь из игры одну фигурку… успеть прежде, чем успеет бич… перенести это существо туда, где бичей нет вообще… Что из него может получиться? Одна-единственная особь. Одно живое существо. Неужели ты лишишь его такого шанса?

– На прошлой неделе ты приговорил к виселице троих, – вдруг ни с того ни с сего сказал Чудакулли.

– У них тоже был шанс. Но они использовали его, чтобы убивать, и даже хуже. Это всего лишь шанс, а не благословение. Он провел семь лет прикованным к наковальне. Он имеет право получить свой шанс, тебе так не кажется?

Вдруг Витинари опять просиял.

– Давай не будем смотреть на вещи так мрачно. Я буду с нетерпением ждать, когда Незримый Университет положит начало новой полезной и увлекательной игре в лучших спортивных традициях. О, традиция здесь на вашей стороне. А теперь, прошу, не позволяй мне более тебя задерживать.

Чудакулли допил херес. По крайней мере, это и впрямь было вкусно.

Незримый Университет располагался неподалеку от дворца; городские власти обычно предпочитают не упускать друг друга из виду.

Чудакулли шел сквозь толпу, время от времени кивая знакомым – а в этой части города знакомыми были почти все.

«Тролли, – думал он. – Мы ладим с троллями, особенно теперь, когда они запомнили, что нужно смотреть, куда идешь. Они служат в Страже, и все такое. В общем, приличные ребята, не считая нескольких паршивых овец, которых, боги свидетели, и у людей хватает. Гномы? Они давным-давно живут в городе. Гномы, конечно, хитрят и жмутся, как сукины дети… – Аркканцлер помедлил и поправил себя: – …здорово торгуются. Но в любом случае ты знаешь, чего от них ожидать, и потом, они такие маленькие – это очень удобно, потому что всегда знаешь, чем они там, внизу, заняты. Вампиры? Ну… Убервальдская Лига Воздержания, кажется, делает свое дело. На улицах – в склепах и так далее – поговаривали, что члены Лиги сами разбираются со своими собратьями. Всякого кровососа, который не желает исправляться и пытается кого-нибудь убить в городе, выслеживают существа, хорошо знакомые с образом его мыслей и местами возможного обитания».

И за всем эти стояла госпожа Марголотта. Именно она при помощи дипломатии и, вероятно, кое-каких прямых мер сдвинула дело с мертвой точки в Убервальде, и у нее была некая… связь с Витинари. Все это знали – но ничего сверх того. Некая, многоточие, связь. Ну, какая-то такая. И соединить точки не мог никто.

Леди Марголотта бывала в Анк-Морпорке с дипломатическими визитами, и даже многоопытным анк-морпоркским вдовицам не удавалось углядеть хотя бы намек на какие-нибудь иные чувства между нею и патрицием Витинари, кроме деловитой доброжелательности и искреннего желания достичь международного сотрудничества.