Нф-100: Приключения метеоролога

– Слыхал?!
– обратился САМ к Цылюрикову.
– Что со сменой делаем? Разведкой будешь рисковать или полётами?

– Да, шаманов послушаешь: грозы триста дней в году греметь должны, - ответил ИО комэска.
– А туман: вот он, на полосе лежит!

Ну, не скотина ли?! Ведь даже идиоту ясно, что на разведку майору лично лететь, и потому он тумана утреннего, от которого через час следа не останется, больше всех и всяческих гроз боится. И ведь никогда не пропустит случая если уж не себя похвалить, то хотя бы соседа обругать ненавязчиво! Этим он сильно походил на Гену Лущенко, сокурсника и сослуживца по Пущинской экспедиции. Кого Цылюрикову напоминал я, не имею представления, но антипатия давно уже была взаимной.

– Ну, гляди!.. Твои инструкторы без минимумов останутся в случае чего!
– фыркнул в ответ Васильченко.
– Шах! И мат! Следующий!

САМ был из крестьян, образование - два класса и военное училище, как любил он пошутить под настроение. Но в шахматы играл на высшем уровне. Следующим был Кошка. Связист продержался меньше минуты. Васильченко обвёл взглядом комнату.

– Серов, - вдруг окликнул меня он.
– Кончай туманы гонять, иди сюда, сыграй с подполковником.

– Да, я же вам на один зуб!
– говорю.
– Только если фору дадите!

– Какую фору?
– в притворном удивлении поднимает САМ плечи.

– Дык... Максимальную!
– отвечаю: уж наглеть, так наглеть.

– Ладно, получай самую-самую!..
– соглашается благодушный победитель, убирая с доски ферзя и обеих ладей.

И мы стали играть. Используя громадное преимущество в фигурах, я принялся "жрать" пешки противника, не давая ему выстроить жесткую оборону. И статегия эта какое-то время имела успех. Но Васильченко невозмутимо продолжал партию. И в тот момент, когда я уже чувствовал на губах вкус победы, САМ бросил вперёд слона и двух коней. Мат в три хода.

– Следующий!

Слава сражался больше двадцати минут и умудрился свести партию к ничьей. Васильченко смёл шахматы с доски и выглянул в окошко.

– Ага, вот и туман рассеивается. Серов, мне кажется, или видимость уже полтора километра на полосе.

– Так точно, полтора, товарищ полковник!
– ответил я, сделав шаг к ИВО.
– Облачность самь баллов на высоте восемьдесят метров. Через полчаса, максимум - час, жду сто пятьдесят на три. Но кучевка после одиннадцати будет расти очень быстро.

Я протянул ему бланк прогноза на разведку погоды. САМ прочитал его, расписался и передал Цылюрикову.

– Ознакомься, разведчик!
– усмехнулся он, оглядывая заполненную народом комнату.
– Все по местам, начинаем!

Цылюриков затянул взлёт ещё почти на час. Подынверсионная[69] облачность за это время успела рассеяться, но начала образовываться кучёвка на высоте триста метров. И росла она со скоростью снежной лавины... К возвращению разведчика на экране локатора появились засветки от грозовых облаков.

– Ты соображаешь, что творишь?!
– орал Цылюриков в комнате метеослужбы.
– Меня там при посадке чуть по полосе не размазало! Ты не имел права разрешать разведку в условиях такой болтанки?

Внутри всё клокотало от возмущения, но виду я старался не показывать: обрабатывал карты, заполнял бланки, записывал в журнал данные запасных аэродромов. Майора это, конечно же, бесило... Вот только сделать он ничего не мог! Подчинялся я напрямую Васильченко. А комэска дежурному синоптику - не начальник. Возможно, сиди сейчас на моём месте другой лейтенант, Цилюриков уже давно полез бы в драку. Настроение у него для этого было - в самый раз. Но майор видел мои спарринги с Виктором и Славой. И понимал, чем может закончиться попытка добиться своего с помощью кулачного права.

– Вы читали прогноз погоды, товарищ майор? Там было черным по белому написано: в облаках с одиннадцати-тридцати сильная болтанка и умеренное обледенение. Какие претензии?

– Ты должен был запретить полёты, шторм написать!

– Извините. Ни фактическая погода, ни прогноз не давали мне оснований для шторм-предупреждения. По крайней мере, в тот момент. Запретить разведку мог только руководитель полётов, к нему и претензии предъявляйте.

– Ты!.. Это всё специально! Убить меня захотел!?

– Ну что вы, товарищ майор!
– в коридоре уже отчётливо звучали шаги спускающихся с вышки офицеров, но Цылюриков так увлекся, что никого и ничего, кроме себя, не слышал.
– Захоти я вас убить, не стал бы зря народное добро гробить. Самолет ведь денег стоит, и немалых! Я бы просто шибанул молнией в дерево, чтоб оно вам на голову свалилось, и все дела! Дёшево, сердито, никаких подозрений...

– Спокойно, Серов!
– Васильченко повернулся к Цылюрикову.
– А ты не наезжай на шамана. Он всё правильно предсказал, написал: в облаках сильная болтанка - была сильная болтанка. Прогнозы читать нужно, а не только на них расписываться! Тогда со временем для взлёта и посадки ошибок не будет!..

Спорить с начальником майор не стал. Он бросил на меня ненавидящий взгляд и выскочил из комнаты. Васильченко подписал прогноз на полёты.

– Если я правильно понял, то в ближайшие полчаса загремит и польет?
– грустно усмехнулся он.

– Так точно, товарищ полковник!
– я безнадёжно развёл руками.
– Сегодня уже без перспектив. Если бы разведку провести на час раньше, тогда бы могли успеть пару вылетов сделать, а сейчас уже...

И в этот момент, словно подтверждая мои слова, на улице раскатисто громыхнуло. Причем, где-то очень близко, потому что одновременно комнату осветила молния.

– Ну что ж?! Тогда начнём потихоньку сворачиваться!
– Васильченко снял телефонную трубку.
– "Маятник", "Завивку"[70] прошу!

Но не успел он закончить разговор с командиром полка, как в комнату, размахивая летным шлемом, ввалился растрепанный Цылюриков. Волосы дыбом, куртка украсилась пятнами грязи, сквозь дыру в комбинизоне красно-белым полосатым пятном просвечивает оцарапанный локоть...

– Ты!
– завопил он, направив на меня руку со шлемом.
– Товарищ полковник, этот гад меня убить пытался! Молнией, как и угрожал! В дерево! Оно рядом упало, вот и рукав разорван! Ещё бы пара сантиметров, и всё!..

20.

История эта, вопреки логике, получила свое продолжение. Ведь её окончание слышал в прямом эфире командир полка. И назначил комиссию для разбора конфликта.

В понедельник утром меня вызвали в кабинет, где кроме Васильченко и хорошо знакомого мне комэска-четыре Рыжикова находился назначенный председателем комиссии замполит полка Иван Семёнович Воробей.

– Здравия желаю, товарищ полковник! Разрешите?
– спросил я, приоткрыв дверь.