НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 20

– Милый, - сказала Галочка, - мимо какого магазина мы сейчас идем?

– Букинистического.

– Зайдем, милый, - просительно сказала она, и мы вошли в магазин. Она выставила перед собой руку и, не раскрывая глаз, двинулась маленькими неуверенными шажками к прилавку.

Все в магазине уставились на нас.

– Осторожно, любовь моя, - сказал я, - перед тобой прилавок.

– Я чувствую их на расстоянии, прилавки всегда возбуждали меня, - громко сказала Галочка, и молоденькая продавщица с комсомольским значком на синем форменном платьице испуганно замерла перед нами. Галочка провела рукой по прилавку и нащупала какую-то книгу.
– Какая прекрасная книга, милый!

– страстно прошептала она.
– Я давно мечтала о ней. Ты купишь ее мне?

Продавщица метнула быстрый взгляд на книгу, и в глазах ее зажегся брезгливый и жадный ужас здорового человека при виде больного. Книга называлась «История овцеводства в Новой Зеландии». Я печально кивнул продавщице, ничего, мол, не поделаешь, и спросил, сколько нужно платить за овцеводство.

Мы купили книгу и вышли на улицу.

– Милый, спасибо, - сказала Галочка.
– Посмотри, пожалуйста, на название. Какая в нем первая буква?

– И, - сказал я.

– Я так и знала. Я загадала, если будет "и", мы сегодня проведем вечер вместе.

– А если бы было не "и", а, скажем "о"?
– не удержался я. О, эта привычка ученого исследовать все до конца!

– "О", ты говоришь?

– Да.

Галя остановилась и наморщила лоб в тяжком раздумье.

– Тогда тоже бы провели вечер вместе.

– А «и краткое»?

– Тогда безусловно. Это моя любимая буква. Особенно в начале слова.

Неисповедимы пути эмоций наших! Как вы уже догадались, я очень люблю Галочку, но «и краткое» в начале слов обрушило на меня прямо цунами нежности. Оно подняло меня, сильно и мягко крутануло и заставило обнять Галочку. Глаза ее сразу открылись. Они стали еще зеленее, и в них прыгали коричневые крапинки.

– Совсем стыд потеряли!
– с веселым восхищением сказала тетка с хозяйственной сумкой на двух колесиках и подмигнула нам.

Мир был по-прежнему ласков и благожелателен. И что-то в нем изменилось. Я еще не знал, что именно, но что-то изменилось.

Мне не хотелось упускать блаженное ощущение неправдоподобного счастья, не хотелось уходить с прекрасной улицы старый Арбат, но улица кончилась, а безмятежную сказочность прогулки все больше подмывало какое-то беспокойство.

Краешком сознания я все время думал о Черном Яше. Думал, думал и неожиданно всем своим нутром осознал, что Черный Яша отныне для меня не просто прибор, какими набита наша лаборатория и институт, а существо. Он не захотел разговаривать с нами. А почему? Может быть, сейчас он захотел бы. А рядом никого. Он снова и снова печатает что-то, ждет, что ему ответят, а кругом - молчание.

Мне стало стыдно и чуть-чуть тревожно. Я уже начал смутно догадываться о том, что ожидает меня в будущем. Точнее, это была не догадка, а предчувствие.

– Ты о чем-то думаешь?
– спросила Галочка, и голос ее был уже деловит.

– Понимаешь, я подумал сейчас о Черном Яше. А вдруг он захотел сейчас что-то сказать?

Что должна была ответить мне любая девушка на месте Галочки? Она должна была поджать губы на манер Эммы и сказать: «Ну, раз тебе интереснее с твоим Яшенькой, иди, я тебя не держу». Что же сказала Галочка? Галочка посмотрела на меня сбоку и строго молвила:

– Наконец-то Анатолий Любовцев! А то я иду рядом и думаю: господи, да если бы у меня был такой сынок, как Яша, я бы его ни на какого хахаля не променяла.

Могу засвидетельствовать под присягой, что любовь утраивает силы. Я подхватил Галочку на руки и понес почти бегом мет" ров пятьдесят до остановки такси у гастронома.

4

Вахтер Николай Гаврилович ел бутерброд с сыром, запивал его чаем из огромной чашки с красными розами и читал журнал «Здоровье».

– Поесть не дадут, - буркнул он.
– А тут, между прочим, пишут, что желчные протоки следует содержать в чистоте.

– Ну вам-то, Николай Гаврилыч, это не угрожает, - подобострастно сказал я по привычке льстить всем без исключения лицам при исполнении ими служебных обязанностей.
– Вы человек здоровый, тьфу, чтоб не сглазить.

– Это верно, - самодовольно улыбнулся вахтер, - теперь таких не выпускают. Чаю хотите?

– Нет, спасибо, дядя Коля, - сказала Галочка.

– Тебе ключи от директорского?
– посмотрел на нее вахтер.

– Нет, я с Толей.

– Ну валяйте, ребята, - хитро сказал Николай Гаврилович и снова погрузился в желчные протоки.

– Ты понимаешь, Галчонок, что ты сейчас сделала?
– спросил я прокурорским тоном.

– Да, конечно, Анатолий Борисович. Я пришла в институт в восьмом часу вечера со старшим научным сотрудником Любовцевым. В то время, когда в лаборатории уже никого не было. Это значит, что секретарша директора афиширует свою связь с вышеупомянутым сотрудником.

– Какие формулировки, - фыркнул я.
– Ты, однако, смела не по чину.

– Это отчего же? Скорее, наоборот. Это вы, карьеристы, трясетесь, как бы какая-нибудь аморалочка не бросила тень на девственную белизну ваших анкетных покрывал, а нам, секретаршам, пролетариям канцелярского труда, бояться нечего. Для нас открыты все пишущие машинки, от ЖЭКа до министерства.

Я остановился.

– Галочка, какое у тебя образование?

– Десять классов, - гордо вскинула она голову.

– Молодец! Самое умное, что ты сделала до сих пор в жизни, не считая, конечно, нашей сегодняшней прогулки, - это то, что не пошла в институт. Десять классов - такая редкость, такое необыкновенное образование сразу привлекает всеобщее внимание в наш век повальных вузов. Видишь, вон и товарищ Винер согласен со мной.
– Я кивнул на портрет отца кибернетики, который подслеповато щурился на нас со стены.

– Да, - сказала Галочка, - я всегда советуюсь с ним.

Мы вошли в нашу триста шестнадцатую комнату. Пахло невыветрившимся еще табачным дымом, спиртом, на полу по-прежнему валялся разбитый осциллограф. Похоже было, что наша Татьяна Николаевна тоже выпила сегодня. Трезвая, она бы никогда не ушла из лаборатории, оставив такой чудовищный беспорядок.

Я подошел к печатающему аппарату - ничего.

– Яша, - сказал я, - я вернулся. Вдруг наш малыш захочет что-нибудь сказать мне, а никого нет рядом…

И подумал, каким нелепым сюсюканьем должны показаться мои слова нормальному человеку. Я бросил виноватый взгляд на Галочку. Но Галочку, видимо, не смущало лопотанье взрослого кретина. Она даже кивнула мне, давая почувствовать, что все понимает и все одобряет. Я смотрел на ее задумчивое прекрасное лицо и ждал. Не знаю, ее ли слов или Яшиных. Я просто ждал. Но, несмотря на ожидание, треск печатающего устройства заставил меня вздрогнуть. Я прочел вслух:

– Почему ты все время уходишь от меня?