Ни дня без мысли

Если все это, как следует, усвоим, может, через пару поколений и мы, везя иноземного гостя по отличной дороге, скажем с достоинством: «Причем тут мэр, или губернатор, или президент? Это мои налоги»!

ЧТО МОЖЕТ ПРЕЗИДЕНТ?

Некоторое время назад позвонил Александр Михайлович, журналист на пенсии, чья профессиональная обязанность и возрастная привилегия смотреть на любое начальство критическим взглядом. Он так и смотрит. Но на сей раз произнес удивленно и даже виновато:

– Видел по ящику пресс—конференцию Путина… Ты знаешь – ну, понравился он мне! Ничего не могу поделать – понравился.

После чего, уже в полном соответствии с профессией и возрастом, стал нести власть: и деревня развалена, и с соседями по СНГ переругались, и телевидение сплошь холуйское, смотреть противно, и земельные паи, которые Ельцин дал крестьянам, фактически назад отобрали… Но все это было про власть – никак не про Путина.

Действующий президент нравится не только пожилым журналистам. Рейтинг доверия ему очень высок – даже в самые критические моменты не опускался ниже сорока девяти процентов. Два раза подряд Путина без проблем выбирали уже в первом туре, а если бы решил плюнуть на Конституцию и выставиться на третий срок, можно не сомневаться – избиратель тоже плюнул бы на Конституцию и в третий раз проголосовал за суперпопулярного кандидата. В Америке Рейгана называли когда—то тефлоновым президентом: при всех ошибках правительства к нему лично никакая грязь не приставала – подчиненных ругали, почем зря, а бывшего актера на ковбойские роли легко избрали на второй срок и, когда пришло время, проводили с почетом. Его знаменитые шуточки повторяют до сих пор. Похоже, Владимир Владимирович тоже тефлоновый президент. И это не случайно, дар вызывать симпатию у него очень развит: молодой, спортивный, остроумный, находчивый в полемике, без всякой бумажки способный ответить на любой вопрос. Всегда вежлив, практически, не срывается. Неудачные высказывания случаются, но очень редко. Так что популярность его честно заработана.

Хороший глава государства обязан вызывать симпатии народа – доверие к нему основа стабильности в стране и обществе. С этой задачей Путин справляется прекрасно и без видимых усилий.

Комфортно быть президентом при таком рейтинге? В какой—то мере – да. В какой—то мере – нет. Ведь психологическая ситуация в России сегодня поразительна: народ так же массово, как принимает президента, отвергает все прочие ветви и слои власти. Правительству не верят, министров несут по всем кочкам, милицию, прокуроров и судей считают скопищем взяточников, депутатов презирают. Из заметных политических фигур лишь трое—четверо имеют не позорный рейтинг – все прочие толпятся в жалком промежутке от двух до пяти, совсем как в знаменитой книжке Корнея Ивановича Чуковского. И когда Путин в очередной раз садится в самолет, погружается в подводной лодке или хотя бы становится на горные лыжи, делается жутковато: а ну как вдруг, всякое же случается – что будет тогда с хрупкой российской стабильностью? Даже неустойчивой стране нужен минимальный запас прочности – а где он у России?

Как же объяснить этот парадокс: очень популярный президент при очень не уважаемой власти?

Дело тут, видимо, вот в чем.

Как я уже отметил, казенные люди совершенно не оправданно ставят знак равенства между понятиями «страна» и «государство»: эти понятия не только не тождественны, но во многом противоположны. И государственный чиновник служит стране только там, где народ его очень жестко контролирует. В нынешней России система такого контроля не отлажена: общество не развито и аморфно, наиболее популярные средства массовой информации прибраны к рукам как раз властью, суды угодливы, парламентская оппозиция убога, внепарламентская беспомощна. Народ все это чувствует, поэтому бесконтрольное государство не пользуется у него ни доверием, ни уважением.

Президент – глава государства, функционер номер один. В то же время он, как человек, всенародно избранный – лидер страны, то есть, общества и народа. Именно в нем ищут защиту от беспредела чиновников. Именно он, хоть и не жестко, все же требует от аппарата заботиться о людях, о детях, стариках и инвалидах, именно ему пишут письма с жалобами, именно на него надеются, хотя и понимают, что сквозь толщу бюрократии живой голос пробьется крайне редко. Но президент, в отличие от чиновников, все—таки свой. На кого еще прикажете надеяться?

Есть ли у такой надежды основания?

Мне кажется, есть.

Американцы говорят, что любой президент во время своего первого срока думает о том, как выиграть выборы еще раз. А во время второго – что о нем напишут в учебниках истории. Безразлично ли Путину, что о нем напишут в учебниках? Полагаю, что нет. Он человек достаточно молодой, у него еще будет возможность когда—нибудь эти учебники прочитать. Дочки растут, скоро внуки появятся – неужели захочется всем им оставить опозоренную фамилию? Да и вырос он в обычной семье, учился в обычной школе, и тяготы рядовых людей вряд ли могут быть для него пустым звуком.

К тому же в самых важных вопросах экономической политики – а ведь все держится именно на ней! – президент держится мягко, но последовательно, и от реформ, даже так называемых непопулярных, но, увы, необходимых, не отказывается. Да и как от них отказаться? Не ценой же гибели страны.

Если кратко, принципиальные высказывания Путина сводятся к следующему.

Порядок, установленный Конституцией, надо соблюдать – никакая законность невозможна в стране, где нарушается основной закон.

Пересмотр итогов даже несовершенной приватизации нанесет экономике непоправимый ущерб.

Только труд свободных людей может привести страну к процветанию.

Россия – часть Европы, ее культура – часть европейской культуры.

Страна должна прочно войти в мировое сообщество и занять в нем достойное место, соответствующее ее достижениям, ее человеческому и природному потенциалу.

Возврат к тоталитарному прошлому невозможен.

Хотя все эти тезисы высказываются крайне осторожно, чтобы не злить консервативную оппозицию, достаточно ясно, что Путин видит будущую Россию страной демократической, с развитой рыночной экономикой, с уровнем жизни, постепенно приближающимся к европейскому. Это наверняка чувствуют лидеры развитых стран (а все развитые страны демократические), и этим объясняются их тесные, даже дружеские контакты с президентом России. Никакой дипломатией это не объяснишь – когда Лукашенко, в пику восточному соседу, попытался примкнуть к соседям западным, у него ничего не вышло, в Европу минского правителя не пустили, резко завернув от ворот.

Словом, не так уж трудно понять, чего хочет президент.

Куда трудней ответить на другой вопрос: а что может президент?

На первый взгляд, кажется, что может все, стоит лишь отдать команду. Все руководящие рули в его руках!

Увы, на деле глава государства может не так уж много.

Еще при советской власти, когда партийная верхушка командовала страной, и даже намека на оппозицию не существовало, министром культуры был назначен Пономаренко, секретарь ЦК, смелый человек с хорошей партизанской биографией. Одному из писателей, знакомому еще по войне, он сказал: «Постараюсь сделать что—нибудь хорошее, но много не смогу – его величество аппарат не позволит». Так и вышло: кое—что хорошее сделал, а потом аппарат его съел. Силу аппарата он оценил объективно – «его величество».

Возможно, Путин эту байку не слышал. Но как чиновничья верхушка убрала Хрущева, помнит наверняка. И уж тем более помнит, как в девяносто первом верные соратники осадили в Форосе Горбачева и ввели танки в Москву. Как в девяносто третьем попытались учинить нечто подобное с Ельциным. Причем, все делалось по одной модели: сперва первое лицо пугали американскими кознями и заговором демократов, а потом вторые и третьи лица устраивали молниеносный дворцовый переворот. Что, в общем—то, было им не трудно – именно они, «жадною толпой стоящие у трона», хорошо знали и коридоры власти, и секретные проходы в этих коридорах.

Недавно была обнародована очень забавная деталь заговора высшей номенклатуры против Хрущева: эти ленинцы—сталинцы, а к тому времени уже хрущевцы, закрывали глаза на многое, но не стерпели, когда Никита решил ликвидировать самый главный закрытый распределитель страны на улице Грановского, исправно снабжавший икоркой и осетринкой членов непогрешимого Политбюро. И на этот раз, в полном согласии с марксистской теорией, бытие определило сознание.

Осудить чиновников легко. Но и понять можно. Про них в учебниках истории не напишут, им славу не поют, рейтинги у них низкие, жизнь опасная – сегодня в кабинете, завтра на нарах. А ведь у всех семьи, дети, внуки. И надо как—то выполнить первую реальную заповедь человека: позаботиться о семье. Значит, нужно прихватить побольше здесь и сейчас. И никак за это не ответить. А для этого просто необходима круговая порука и круговая оборона. Тут как в Академии наук: даже в годы ссылки опального Андрея Дмитриевича Сахарова его из ученого синода не исключали. Коллеги уперлись, понимали – сегодня соседа, завтра меня. А нынешние чиновники покруче академиков: и возрастом моложе, и зубы крепче, и цепкость выше. Так что за всеми дуновениями сверху они следят очень внимательно. И спаяны прочно: конечно, во главе вертикали власти глава государства, но состоит—то вертикаль именно из чиновников.