Ни пера в наследство

– А о ком это он? – прошептала я. – Мы точно приехали к правильному покойнику? Может, тут хоронят кого-то другого?

– Это традиции, Дэй, – усмехнулся Лайелл, – есть такое слово. Просто сделай печальную физиономию и кивай.

Я сделала печальную физиономию и слушала, истекая потом. По крайней мере, таких мокрых штанов у меня не было лет этак с двух, в этом я могла бы поклясться. Лайеллу было тяжелее, и я закатила коляску в тень дерева, выгнав оттуда какую-то недовольную женщину. Я узнала, что дед всю жизнь посвятил науке, жил отшельником и аскетом, ограничивал себя во всем, ни слова не сказал никому поперек и оставил в наследие человечеству великие открытия: пару вымерших птиц и одного червяка, который существовал – предположительно.

– Где справедливость? – пробурчала я. – Человечеству птичек, а нам долги. Играл он, что ли?

Я подняла голову и обнаружила, что Делано стоит рядом со мной и очень нехорошо на меня смотрит.

– Ну чего… сэр, не мешайте скорбеть, – попросила я, с трудом сглатывая. – Здесь вода есть? Пить очень хочется.

– Это траурная церемония, – скорчил презрительную мину Делано. – Кровь попьете потом, если найдете из кого.

– Ах ты… пошел вон, – осклабилась я. Удивительно, но Делано послушался, а я подумала, что неспроста.

Над могилой начались какие-то пляски, но пока не пел весело хор, можно было расслабиться.

– Он что-то затеял, – сказала я Лайеллу. – Он мне не нравится.

– Ты ему тоже, – успокоил меня брат. – Дэй, смотри, какие интересные обычаи. Где ты еще такое увидишь?

– Что они творят там с покойником? – я присмотрелась, и увиденное мне не понравилось. – Слушай, я не хочу обнимать человека, которого даже ни разу не видела и который так обошелся с бабушкой и собственными детьми. Так что нет, давай потихонечку двигаться к документам.

Прощаться с дедом тем временем подошел господин из Университета, глазки у него подозрительно бегали, но как и полагается настоящей ученой крысе, вид он умел делать отменно и речь толкнул короткую, но выразительную. Я прослезилась.

– Я все поняла, потом они будут долго стоять над могилой, а потом сыграет оркестр и торжественно поставят вон ту плиту. Я догадалась, куда делись пятьдесят миллионов. Не могу на это спокойно смотреть, – заявила я и, не слушая возражения Лайелла, отправилась обратно в здание.

Нам пришлось порядком там покрутиться. Оказалось, что пройти через те же двери мы почему-то не можем – они просто не открывались, и я, страдая от жажды, потащилась вместе с Лайеллом в объезд. Мы ткнулись в какую-то дверь и – так бывает? – с той стороны нам ее открыл прелюбезнейший мистер Делано, куда-то очень торопящийся.

– Это вы или у вас тоже есть брат-близнец? – сказала я вместо «спасибо» и подумала – чего меня так несет? Он же мне ничего плохого не сделал. И как это он так скоренько обернулся? – То есть спасибо, конечно, а вы что здесь делаете?

– Шел за врачом, – поджал губы Делано. – Помощнику нотариуса стало нехорошо.

– Мне сейчас самой нехорошо станет. Это я не про вас, просто очень уж жарко.

– Кто-то подсунул ему папку с такими рисунками, что… – бросил Делано и побежал почему-то на кладбище.

– Ай-яй-яй, – сказала я с укоризной. – Ну, будем надеяться, он успел все оформить.

Коридор я узнала – мы в него и зашли с самого начала, только с другой стороны. И кабинет, куда перед тем, как меня запихнули в комнату к зануде, заехал Лайелл, я тоже узнала. Тяжко вздохнув, я открыла дверь и приготовилась выслушивать крики.

– Доктор Крэсвелл! – кинулась к нам секретарша. Ого, мне нравится подход к похоронному делу в этой стране. Наверное, в модельных агентствах все обстоит много хуже. – Извините, кто-то положил ваши документы в такую ужасную непотребную папку, что бедный мистер Крауч потерял сознание от стыда. Но у нас уже все готово.

Мистер Крауч мне не показался таким уж пристыженным. Он даже без сознания уже не был, а рассматривал папку Лайелла с большим интересом. Бумаги наши лежали на столе.

– Вот, возьмите, – секретарша с ослепительной улыбкой протянула мне всю стопку, добавив сверху пару листов. – Это платежное поручение, как только оплатите указанную в нем сумму, сможете вступить в права наследства. У вас месяц.

– Спасибо, мисс, – лучезарно улыбаясь, Лайелл перехватил у меня бумаги и попросил: – Папку нам только отдайте. Это подарок моего учителя, он мне дорог как память.

– Слава Теням, он не грохнулся в обморок второй раз, – сказала я, выбираясь в коридор. – Отлично, сейчас в банк, а потом сразу в эту развалину. Потом – в ведомство, которое даст нам разрешение на вывоз, и домой. Мы и так загостились.

Мимо нас, оглушительно топая, пронесся какой-то невообразимо неряшливый джентльмен. Пахло от него тоже возмутительно, а судя по тому, что следом за ним вальяжно прошествовал Делано, сделав вид, что нас вообще нет, я логично решила, что это доктор.

– Это доктор? – на всякий случай спросила я у Лайелла, который все равно этого точно не знал. – Он что, поднял его из могилы?

Но Делано уже скрылся за дверью, поэтому ответить мне ничего не смог. Я покатила коляску к выходу.

– Что ты к нему цепляешься? – удивился Лайелл. – Я могу тебе объяснить его реакцию, я еще и не такое видел. Ну, может, он посчитал, что ему не хватит средств покрыть эти долги. А птичек хочется. А потом услышал сумму и понял, что все в порядке…

– Ага, а зачем ему эти птички? – возразила я. – Нет, он меня просто… – Бесит. Но Лайеллу я этого не сказала. О Тени, я что-то скрыла от брата, с чего бы? – Смущает. Э-э… он подозрительный. Я, конечно, работаю с магией, а не с людьми, и тебе тут виднее, но все же. Давай на всякий случай не сводить с него глаз?

– Давай, – легко согласился Лайелл, – но вряд ли он еще раз попадется тебе на глаза.

Он был, разумеется, прав. И почему-то мне от этого стало грустно.

Глава четвертая

– Подождите немного, мэм, у нас, видите, все висит.

С этими словами операционистка, невинно хлопая глазками, опять уставилась в монитор, а я застонала. Лайелл проявлял смирение и терпение.

Я пережила отсутствие кондиционера в такси. Потому что или кондиционер, или коляска. Не стоит упоминать, что мы выбрали. Я пережила банкомат, который отказался выплюнуть нам нужную сумму, и два часа ожидания, пока кто-то там где-то там разрешит нам выдать деньги наличными в кассе. В отделении банка шпарил как ненормальный кондиционер, явно неисправный, и я три раза выползала на улицу греться.

– Вам плохо? – озабоченно спросил какой-то прохожий, когда я вылезла приходить в себя третий раз и плюхнулась на скамейку под палящее солнце, только успев подумать, что солнцезащитный крем стоило бы обновить.

– Спасибо, сэр, теперь мне замечательно просто… жаль, ненадолго.

В итоге, когда деньги были пересчитаны, оприходованы и даже куда-то занесены как платеж, местный компьютер отказался работать и безнадежно повис. Отменить операцию было нельзя, я скрежетала зубами, да был бы от этого хоть какой-нибудь толк. Приходил озабоченный инженер, попинал системный блок, подергал мышку, поругался лениво, ушел, клятвенно обещал позвать начальника отдела, потом на экран села жирная муха, и, может, она, конечно, и возглавляла отдел, но тоже не помогла.