Ни страха, ни надежды. Хроника Второй мировой войны глазами немецкого генерала. 1940-1945
Шрифт:
Стратегические бомбардировщики не были подготовлены к такому способу, когда объект бомбят до тех пор, пока он не будет готов к атаке сухопутных сил. Все пошло не так еще на пути к цели. Некоторые сбросили бомбы раньше времени, уничтожив несколько сот жителей в Венафро, приняв его за Кассино. Это также повлекло за собой некоторые потери во французском корпусе. Бомбы, сброшенные слишком поздно, упали на Пьемонт и Кастрочьело. Командиры союзников собрались в штабе новозеландского корпуса в Черваро, откуда они могли наблюдать за полем боя. Новозеландский историк Филиппс, которого я уже цитировал ранее, пишет следующее: «В относительной безопасности среди холмов, стоящих вокруг Черваро, обстановка пикника была и неуместной, и неизбежной». Но с точки зрения союзников она, возможно, была не настолько «неуместной». Их ударная пехота была отведена далеко от опасной зоны. Из-за разрушительной мощи этих громадных бомбовых грузов не стоило спешить с наземной атакой. Поэтому ударные батальоны имели согласованный график, сокращавший темпы наступления до минимума и допускавший различные альтернативные
Бомбардировка была ошибочной идеей, поскольку ей не удалось уничтожить всю жизнь в Кассино. Бомбардировка аббатства показала, что многие сводчатые кельи оказались надежным убежищем, так как авиабомбы не предназначены для глубокого проникновения в землю.
В Кассино она была направлена не против испуганных беженцев, а против несгибаемых солдат вермахта. 1-я парашютно-стрелковая дивизия не торопясь сменила 90-ю гренадерскую моторизованную, обеспечив возможность новым частям постепенно ознакомиться с условиями местности. Ее командир генерал Гейдрих вступил в должность 26 февраля.
Такая постепенная замена была всего лишь одним из тактических приемов. Но что превзошло все ожидания, так это боевой дух войск. Солдаты выбирались из своих разбитых укрытий и блиндажей, чтобы оказать упорнейшее сопротивление противнику. Трудно найти слова, чтобы воздать им должное. Все мы опасались, что, пережив многочасовую бомбежку и понеся большие потери, люди будут морально и физически надломлены, но этого не случилось.
Во всех армиях парашютисты являются элитой вооруженных сил. Начать с того, что прыжок с парашютом требует самоконтроля, и чем больше прыжков, тем больше его требуется. В момент приземления ощущения те же, что и при свободном прыжке с высоты нескольких метров, десантные парашюты меньше обычных спасательных. Их размеры лимитируются необходимостью для подразделений держаться ближе друг к другу в момент десантирования. Однако приземляются эти подразделения без какой-либо координации своих действий. Они должны организовать взаимодействие уже на поле боя при отсутствии связи с тылом. Значение этой традиции подтвердилось в Кассино. О постоянной оккупации города больше не могло быть и речи. Бои велись из новых случайных опорных пунктов, не имевших, как правило, связи с флангов и с тылом и не представлявших, что происходит даже на узком участке фронта.
Отдельные очаги сопротивления не оказались блокированы в результате одной лишь бомбардировки. Такая изоляция обычна для боевых действий в городе. Поначалу бои в Кассино продолжались с переменным успехом, потом новозеландская дивизия медленно проложила себе путь с юга в центр города и смогла захватить некоторые его районы. Но между этими районами располагались опорные пункты, не оставленные немцами или захваченные вновь в результате контратак. Бои велись на таком близком расстоянии, что порой один этаж здания удерживали обороняющиеся, а другой – атакующие. Если бы последние захотели использовать свою артиллерию, им пришлось бы эвакуировать всех с этого этажа, прежде чем нанести удар.
Территория города Кассино перешла под контроль 3-го парашютного полка под командованием полковника Хейлманна. Когда началась бомбардировка, командир дивизии генерал Гейдрих находился в штабе Хейлманна, в двух с половиной километрах южнее Монте-Кассино. Хейлманн оставался там все время, пока шли бои, и это было правильно, ибо там был центр сопротивления. Чтобы встретиться с двумя этими командирами, мне пришлось пройти пешком из Аквино через, казалось бы, незанятую местность. Я пересек обширное поле, все покрытое воронками, которых становилось все больше и больше, хотя там никого и не было. Ни одно дерево не осталось целым, ни один кусок земли уже не зеленел. В моей одинокой прогулке меня сопровождали лишь раздражающий грохот от разрывов снарядов, свист осколков, запах свежей вывороченной земли и хорошо знакомая вонь каленого железа и сгоревшего пороха. И все-таки на том поле скрывались батареи, расчеты которых выскакивали из своих укрытий, чтобы произвести неожиданные выстрелы, а затем снова с такой же скоростью исчезали. То, что я увидел и почувствовал, перенесло меня в прошлое, на двадцать восемь лет назад, когда такое же ощущение одиночества я испытал, пересекая поле боя на Сомме. Гитлер был прав, когда позже сказал мне, что на этой войне это было единственное поле боя, которое напоминало поля сражений предыдущей войны.
С командного пункта 3-го парашютного полка никогда не получалось увидеть ясную картину боя. Парашютисты не имели обыкновения докладывать о незначительных потерях территории, потому что надеялись вскоре отбить ее обратно. Донесения корпусной артиллерии, приданной мною этой дивизии в достаточном количестве, были более точными.
Я предоставил дивизии достаточно свободы, чтобы она могла вести бои по своему усмотрению. Призывы вроде тех, что необходимы для ободрения людей в других частях, были бы здесь неуместны. Я не сказал ни слова ни когда в результате танковой атаки противника мы потеряли железнодорожный вокзал, ни когда провалилась наша контратака с целью отбить его. Гораздо важнее было сохранить наши невосполнимые силы, чем удерживать ту или иную часть города.
К западу от новозеландской дивизии в общем южном направлении атаковала монастырский холм и 4-я индийская дивизия. Каждый, кто поднимался
на склон такой крутизны (500 метров на каждые 1000 метров горизонтали), поймет, как трудно было его атаковать. А опорный пункт, находившийся в руинах монастыря, все еще оставался на фланге главного удара противника. Однако склон холма был сильно изрезан, и это помогало замечательным индийским солдатам теснить противника, в результате чего вскоре мы потеряли Дворцовый холм (высота 193) севернее отеля «Континенталь». В конце концов гурки [24] смогли пробиться до самого знаменитого холма Палача (высота 434), что в 350 метрах южнее аббатства, и организовать там отдельный опорный пункт. Он стал западной рукояткой «клещей», которая должна была сомкнуться с другой рукояткой в ходе охватывающего маневра, развивающегося от железнодорожного вокзала в Кассино. Таким образом Виа Казилина вскоре оказалась бы отрезана, а город Кассино окружен.24
Гурки – народность, живущая в Непале, и части британской армии, сформированные из ее представителей.
Но этого не случилось. Бой на этом холме длился неделю без какого-либо определенного результата, пока не установилось равновесие сил, и нам, таким образом, удалось сохранить наши позиции в Кассино. Там, как и везде, яростная атака противника захлебнулась благодаря стойкости и отчаянной смелости парашютистов. И ни в коей мере не умалит их заслуг, если я дополню картину одним или двумя своего рода удачными моментами, которые на войне всегда помогают храбрым.
Несмотря на то что сброшенные на город бомбы унесли множество жизней и разрушили массу оборонительных сооружений, они и облегчили задачу оборонявшихся. Атаки пехоты союзников ясно показали, что они заблуждались, думая, что их танки смогут действовать в городе. Бомбы образовали воронки на такой громадной площади, что танки могли двигаться лишь по узким проходам и только после того, как саперы с большим трудом расчистят завалы. Воронки были забиты обломками разрушенных зданий, поэтому проехать по ним было невозможно. Помог нам и проливной дождь, ливший с самого первого вечера и превращавший обломки в непролазную грязь. В результате первая атака противника не получила никакой поддержки танков, которым так и не удалось продвинуться вперед. Немецкая же пехота в Кассино и несколько наших танков хорошо знали свое дело, потому что уже давно были в обороне. Действуя поодиночке, наши танки прятались в укрытиях, потом с очень близкой дистанции били по противнику и немедленно скрывались в новых убежищах. То, что отель «Континенталь» до сих пор находился в наших руках, было заслугой одного-единственного танка, вошедшего в вестибюль гостиницы.
Артиллерии противника не удавалось поставить сплошной заградительный огонь впереди наступающей пехоты, которая продвигалась слишком медленно. Основные силы артиллерии размещались в долине восточнее Кассино, а не севернее, откуда началась атака пехоты. Многие критики из лагеря нашего тогдашнего противника утверждают, что в то время союзники не очень-то страдали от огня немецкой артиллерии. Но это характерно для всех уличных боев и боевых действий в городах. Мы, тем не менее, не сомневались, что наша артиллерия, состоявшая из множества батарей, сосредоточенных в корпусе под единым командованием, внесла значительный вклад в успех обороны.
На мой взгляд, высокоэффективным средством оказалась батарея, обеспечивавшая дымовую завесу, которой командовал подполковник Андрэ. Благодаря ее четко направляемому беглому огню и деморализующему эффекту мы пресекли первоначальные усилия противника по сосредоточению своей пехоты и танков и помогли нашей пехоте во многих, казалось бы, безнадежных ситуациях.
Из источников, предоставленных ныне нашим бывшим противником, стало ясно, что его тактические ошибки облегчили нашу задачу. Это были ошибки, которых мы в других обстоятельствах научились избегать, – благодаря опыту, полученному в Сталинграде. Медленное развитие первой пехотной атаки объяснялось нежеланием вводить в бой резервы именно там, где эта атака нуждалась в поддержке. В первые два дня у противника не было в городе ни одного штаба батальона. Это шло вразрез с нашими принципами. У нас, если того требовала обстановка, батальонный командир обычно находился на передовой и иногда выскакивал из блиндажа с ручной гранатой, как командир боевого дозора. Поэтому от него можно было ожидать точных рапортов об обстановке и принятия самостоятельных решений. В конце концов, в самый разгар сражения силы любого из наших батальонов не превышали сотни человек, причем многие из них стояли у противотанковых орудий и минометов.
Как всегда бывает в ближнем бою, физическое соседство с противником рождало товарищеские отношения между солдатами на передовой, особенно когда неизбежно приходилось эвакуировать раненых. Частенько заключалось локальное перемирие, чтобы обе стороны смогли вынести раненых. Я сам нередко сталкивался с этим во время войны в горах. Иногда парашютисты позволяли раненым беспрепятственно проходить без всяких предварительных соглашений. На тех участках, где не было другого способа, раненых выносили в дневное время под защитой Красного Креста. Обычно парламентеры устанавливали лимит времени на их эвакуацию. Когда в конце сражения противник вынужден был выводить свои силы с выступа, образованного холмом Палача, он оставлял своих раненых на холме, так как иначе его войска не смогли бы прорваться сквозь германские боевые порядки. Однако легкораненые пошли за ними и, поддерживая друг друга, прошли через наши позиции. Командовавший там немецкий офицер дал понять, что он не возражает. Процитируем Фрэда Мейджделани: