Ни страха, ни надежды. Хроника Второй мировой войны глазами немецкого генерала. 1940-1945
Шрифт:
Дополнительным фактором явилось то, что фронтальная атака на Болонью уже казалась невыполнимой. Оборонительные сооружения вокруг города «были прочными и с каждым днем все более укреплялись». По новому плану 5-я американская армия должна была наступать западнее Рено на север и дойти до дороги Модена – Остилья – Верона, обойдя таким образом оборонительные сооружения у Болоньи. 8-й британской армии предстояло в свою очередь форсировать Рено в нижнем течении, избежав переправы через многочисленные малые притоки, впадающие в эту реку с юга. Этот план удался и весной привел к разгрому группы армий «Ц».
Доклад Александера подтверждает мою мысль о том, что союзники сочли, что наступление на Болонью слишком дорого им обойдется, имея в виду успехи немцев во время наступления союзных войск в октябре. Как видно из журнала боевых действий 14-го танкового корпуса, его войска не просто пассивно занимались строительными работами, а продолжали и свои рейдовые операции, которые не только отпугивали противника, но и давали нам
Болонья представляла собой проблему не только в оперативном, но и в административном и политическом отношении. Перед нами стояла задача не просто обеспечить власть и порядок в городе, но и накормить население и нейтрализовать его накануне крупного сражения.
До того как я принял командование, некоторые неразумные меры возбудили жителей города. Я узнал, что в южных районах Болоньи, где было больше всего партизан, со стороны немецких войск имели место серьезные случаи насилия. Командующий корпусом, который прежде контролировал эту территорию, проводил уличные облавы на всех физически здоровых работоспособных мужчин. В результате этих облав приостановилось действие таких важных городских служб, как электро– и водоснабжение, и потребовались громадные усилия со стороны итальянских властей, чтобы прекратить подобную практику в интересах самих же немцев. Эти инциденты показали, что, несмотря на все имеющиеся в ее распоряжении средства, оккупационная власть не способна управлять сложным в экономическом плане районом. В подобного рода ситуациях боевые части вынуждены действовать слишком жестоко и порой необдуманно, не осознавая, что в конечном счете сами себе создают неприятности. Кроме того, профессиональные чиновники, осуществлявшие управление в тыловых районах, редко имели в своем распоряжении первоклассный персонал. Лучшие специалисты, если они были рядовыми, оказались на фронте, а наиболее квалифицированные работали у себя на родине.
Самая сложная задача для нас была справиться с партизанами. Эти гангстеры и отбросы общества правили городом. Перед тем как район перешел под контроль моего корпуса, они напали на главный отель и обстреляли в холле всех без разбора постояльцев, большинство из которых составляли немецкие офицеры или сторонники Итальянской республиканской партии. Наша собственная служба безопасности пришла к выводу, что арестовать в городе большое количество партизан невозможно, потому что они всегда могли уйти в подполье. В этом смысле у них было преимущество по сравнению с партизанами, воюющими на открытой местности. Убийства, даже среди гражданского населения, совершались ежедневно. Партизаны нападали не только на своих политических противников, зачастую они руководствовались исключительно личными мотивами и убивали из мести или ненависти. Они старались замести свои следы, прикалывая к убитым жертвам листок с надписью: «Немецкий шпион». Такое обвинение могло ввести в заблуждение некоторых доверчивых граждан, но не нас, потому что у нас имелись средства для того, чтобы навести справки о преступниках такого рода.
Большая часть партизан в Болонье относилась к коммунистическому крылу. Их действия едва ли направлялись агентами союзников, и они не способны были выполнять какие-либо военные задачи, например разрушать линии связи или обстреливать немецкие войска. С другой стороны, они явно поддерживали контакты с так называемым Итальянским освободительным движением. Они регулярно получали подкрепление из долины, потому что мы были не в силах остановить поток перебежчиков. В районе Болоньи партизаны стали особенно опасны тем, что устанавливали тесную связь с растущей армией дезертиров других национальностей. Те снабжали партизан информацией из первых рук о положении в вермахте. Такая информация была полезна партизанам, так как они шпионили в пользу союзников. Мы знали об этом, потому что периодически ловили кого-то из этих шпионов. Не могли мы доверять и своим агентам, которые слишком уж легко перебирались через линию фронта и, по-видимому, получали деньги с обеих сторон.
Установление порядка в Болонье и управление городом, конечно, была проблема в первую очередь политическая. Я решил, что очень ненадежно оставлять это дело на какого-нибудь военного коменданта или мэра. Поэтому я сам назначил себя де-факто чуть ли не официальным военным комендантом, организовал в городе свою канцелярию и назначил ее главой офицера из моего штаба, приказав ему являться ко мне с докладом раз или два в неделю. В этой канцелярии я принимал представителей итальянской власти.
К счастью, главы итальянской администрации оказались весьма достойными людьми. Префект, синьор Фантоцци, довольно молодой человек, был борцом против фашизма, идеалистом и профессиональным управленцем. Я так и не смог понять, перевешивала ли его «вера» здравый смысл до такой степени, что он, подобно многим немцам, до сих пор верил в победу Германии. В отличие от него, мэр города, инженер по фамилии Аньоли, не вступал ни в какую партию и, поскольку единственной его заботой было благополучие города, оставался на своем посту, хотя и был убежден, что конец близок. Я восхищался им и уважал его, и мы часто обсуждали с ним наши общие проблемы. Комиссар Эмилии [31] ,
назначенный Муссолини, был человек на своем месте, не слишком образованный, но в конечном счете проявивший себя честным и бескорыстным патриотом. Это был старый солдат, имевший множество ранений и наград за храбрость. Муссолини, приславший его сюда из резиденции правительства на озере Гарда, получал непосредственно от него информацию о положении на фронте.31
Имеется в виду Эмилия-Романья – область в Северной Италии, административный центр которой – город Болонья.
Эта группа более или менее ответственных итальянцев не представляла для нас такой проблемы, как новые республиканско-фашистские организации военного или полувоенного толка. Лояльность национальной республиканской гвардии была вне всяких сомнений. Ее создали как преемницу знаменитых королевских карабинеров, и она обладала мощным боевым духом. Батальон карабинеров в Болонье так настаивал на своем участии в боевых действиях, что я отправил его на опасный участок фронта, где он храбро сражался. Нашим общим врагом были «чернорубашечники». Они действительно стали бедствием для народа, и их одинаково ненавидели и мирные граждане, и чиновники, о которых я упоминал, и, разумеется, я сам. Они рекрутировали в свои ряды всех экстремистски настроенных членов партии. Эти безответственные, лихие и не способные критически мыслить поклонники дуче не останавливались перед убийствами или любыми другими злодеяниями для достижения своей цели – уничтожить всех политических противников. Они враждебно относились к людям, занимавшим положение, подобное моему, так как единственными своими союзниками считали только СД и СС. Из этих служб они получали информацию о командирах германской армии и руководствовались ею в общении с нами. Тем не менее «чернорубашечники» и их лидеры представляли лишь ту малую часть итальянцев, которые принесли себя в жертву гитлеровской идее о великой Германии, и они боролись с каждым, будь то немец или итальянец, кто мыслил по-другому. Фактически такие люди составили новый Интернационал, мировоззрение которого не имело ничего общего с национальными интересами. До тех пор, пока Италией правила монархия, фашисты осмеивали церковь, аристократию и Генеральный штаб за их интернационализм, но были в этом абсолютно не правы, ибо представители этих кругов общества думали о своей нации и поэтому относились к германской ветви национал-социализма с осторожностью.
Злым духом «чернорубашечников» Болоньи был профессор медицинского факультета местного университета. Как только я прибыл в город, мне сразу указали на него как на интригана. Как правило, подрывных элементов и среди националистов, и среди фашистов становилось все больше по мере того, как все безнадежнее становилась ситуация. Этот профессор стоял в оппозиции к мэру и префекту, а значит, и ко мне. Но сам он держался в тени, отказываясь вступать в любую дискуссию, и прятался за спину командира бригады «чернорубашечников», который тоже был недоступен.
В конце ноября были убиты четверо уважаемых граждан Болоньи. Будучи признанными врагами фашизма, они скомпрометировали себя тем, что в 1943 году после падения Муссолини пытались возродить старые политические партии. Жители города приписали это убийство профессору, но доказательств, естественно, не нашлось. Возбудить против него уголовное дело было трудно еще и потому, что в своей борьбе против партизан «чернорубашечники» действовали на благо «германского дела» и несли при этом значительные потери. Профессор имел поддержку в лице Паволини, секретаря партии, тогда как министр внутренних дел Буффарини и префект выступали за его высылку.
Между тем Ран, посол Германии в фашистско-республиканском правительстве, тоже возражал против удаления профессора, так как это явилось бы политическим актом, направленным против экстремистского фашизма, который, разумеется, был в большем почете у германского правительства, нежели у самого Муссолини. И все-таки Ран проявил понимание в отношении выбранного мной способа общения с итальянским населением. Но когда он высказался в этом духе, докладывая своему шефу из министерства иностранных дел Германии, Риббентроп дал понять, что он предпочитает бескомпромиссные методы моего предшественника. Традиционные роли солдата и дипломата поменялись местами. Фронтовой военный командир всегда должен быть готов принять жесткие меры в интересах своих войск, тогда как министр иностранных дел обязан поддерживать добрые отношения со своим союзником; теперь все стало наоборот. Посол Ран назначил в мой корпус в качестве офицера связи молодого атташе по фамилии Закс, поскольку придавал огромное значение обстановке в Болонье и был прав.
Несмотря на возражения, я решил возбудить дело против профессора. И его, и шефа «чернорубашечников» выдворили из Болоньи. На совещании я объяснил им, что поскольку район находится на передовом участке фронта, то для поддержания административной власти важно обеспечить единство различных итальянских фракций. А так как такие люди этому не способствуют, я вынужден их удалить, несмотря на жертвы во имя «германского дела», которые понесли команды «чернорубашечников». Преемником профессора был назначен честный и лояльный глава района Кремони по фамилии Черкьяри.