Ни живые, ни мёртвые

У многих из нас бывали такие знакомые люди, с которыми ты общался лишь на определённую тему, ведь ни в каких других, даже в лучших друзьях, ты такого найти не мог.

Эх, не хотелось бы потерять такого человека...

– Тебя допрашивали?
– матушка на свой грозный вопрос получила от меня утвердительный кивок.
– И ты мне ничего не сказала?

– Я и полиции ничего не сказала, потому что ничего не знаю, - честно ответила я, втыкая булавки в плюшевого ворона, которого я использовала в качестве игольницы.

Теперь не могу, когда меня прерывали на середине выкройки или шитья нового костюма. Уже собралась с мыслями, приготовилась, разогналась, а тут на тебе - матушка решила напомнить о себе и отвлечь от любимого дела. Я кинула взгляд на то, что пока получилось: чёрная атласная ткань, множество линий с пометками, аккуратные чертежи будущего викторианского платья с элементами ханьфу. Сочетание стилей - сложное дело, но не невозможное для меня. Я обожала шить - это моё призвание, дар, единственное счастье жизни. В шуршании тканей, бархатном прикосновении, переливе цветов, серой дорожке графита на выкройке - во всём этом я находила нечто близкое к своему чёртсвому сердцу, обожаемое до каждой нитки и иголки.

Ах да, я любила собственные наряды больше, чем людей.

Мэри в нерешительности замерла посередине комнаты, осматривая её так, словно видела впервые. Но ничего интересного не нашла: ни на серых стенах, ни на пробковой доске, увешанной важными заметками, ни в книжных шкафах без единой пылинки, ни в аккуратно разложенных по пластиковым коробкам многочисленных тканях, ни в одежде, которой было слишком много. Будь моя воля, сделала бы это помещение куда более роскошным, ярким и красивым, но матушка пересекла любые мои идеи по этому поводу на корню. Даже нормально развесить все мои сшитые костюмы запретила, словно малочисленные гости, порой к нам заходящие, могли упасть в обморок от слишком экстравагантного вида.

Какая же чушь.

– Ох, нехорошо это, нехорошо, - уже беспорядочно бродила по комнате Мэри, словно незаметно хотела проверить, не спрятала ли я от неё чего-нибудь запретное.
– Пошла сейчас такая молодёжь, которая везде ошивается, ничего не боится, огрызается. А потом пропадает...

– Потому что взрослые дяденьки хотят их изнасиловать или убить, - слишком жёстко ответила я, понимая, что заходила на опасную зону разговора.
– Тут проблема не в молодёжи, а в общей безопасности.

Матушке тут же не понравился мой тон. Она резко остановилась, не сводя взгляд от моего лица.

– Тебе стоит поменьше смотреть телевизор.

Я раздражённо закатила глаза. Боже мой, почему это так тупо?!

– Это не он якобы плохо на меня влияет, это мои собственные суждения и выводы.

– А я с ними не согласна, - Мэри схватила пульт, лежащий рядом со мной на кровати, и настолько сильно его сжала, что тот треснул.
– Что за поведение ты сегодня допускаешь, а? Что за тон, что за слова? Разве этому я тебя учила, а?
– она кинула сломанный пульт на мой стол и зачем-то добавила: - А потом сбежишь из дома и тоже пропадёшь, как твоя одногруппница. Надо быть осторожнее. Ты помнишь об этом, сяо-Рави?

Вдох. Выдох.

Терпеть не могу, когда меня так называли.

Вдох. Выдох.

Я держала себя в руках, хотя с силой вцепилась накрашенными ногтями в ткань. Успокоиться, надо успокоиться. Не стоило тратить нервы на таких бестолковых людей, как моя приёмная мать. Будь она умнее или имела бы хоть капельку ко мне уважения, я бы её полюбила или приняла бы такой, какая она есть. Но Мэри лишь всё время докучала, мешала, накидывала на меня ярлыки, как верёвки на шею, и тянула. Постоянно, усердно тянула, дожидаясь, когда же я задохнусь.

А воздуха во мне оказалось много.

– Как тут забыть, когда ты говоришь эту фразу триста раз на дню, - проворчала я себе под нос и громче сказала: - Да, помню, матушка.

Мэри благосклонно улыбнулась, до сих пор неотрывно на меня смотря.

– Я надеюсь, ты так же помнишь и обо всех остальных правилах, да? Не сплетничать, не читать новости, не выходить ночью на улицу, никуда не ходить без разрешения. В Равенхилле всегда было опасно, а раз ты говоришь, что пропала девочка, значит, стало ещё опаснее.

Логично.

Интересно, клетку мозга ей прибавил недавний завтрак или просто сегодня ночью выпавший снег? Раздражение - именно это чувство усиливалось во мне каждую минуту, пока я находилась рядом с матушкой. Я не могла как-то иначе реагировать на её присутствие, хотя понимала, что она в какой-то степени хороший человек. Верна мужу, вкусно готовила национальные китайские блюда, вполне хорошо зарабатывала на дистанционной работе, заботилась о бездомных животных. Мэри действительно была щедра и добра.

Вот только ко всем, кроме меня.

– Если так страшно жить тут, зачем мы вообще сюда переехали?
– я безвольно опустила руки, с лёгкой грустью наблюдая за всеми своими костюмами.

– Ты должна получить самое лучшее образование, - жёстко отрезала женщина.

– А в Китае его разве нельзя получить?

Наши взгляды пересеклись в яростном сражении.

– Англия лучше для этого подойдёт!

Я была готова взвыть от глупости этих слов.

– Я понимаю, если бы это был Кембридж, но один единственный институт в таком захолустье, как Равенхилл? Что ты тут такого нашла?

Мэри первая потеряла над собой контроль. Она вплотную подошла к моей кровати и с силой влепила мне пощёчину. Боль пронзила сразу, но я даже не пошатнулась, стойко сохранив и свой баланс, и своё душевное равновесие.

Пусть подавится моим равнодушием.

– Тебе не нравится?
– закричала женщина.
– Может, ты тогда и учиться не будешь? Прогуливать станешь? Сбежишь?!

Я хотела ударить её в ответ, но меня остановил голос приёмного отца:

– Что у вас тут вновь случилось?

Канг казался растерянным и рассерженным одновременно: по напряжённой позе и суженным глазам можно понять, что он увидел оставшийся красный след на моей щеке. Но по своей мягкой натуре он не мог и не хотел накричать, остановить нас силой или даже словами. В таких ситуациях, как эта, - а таких было немало - Канг всегда чувствовал себя беззащитным, ведь понимал, что меня и Мэри невозможно помирить. Если она начинала ко мне приставать, то это неизменно кончалось очередной ссорой, ведь я сама никогда к ней не лезла, но всегда отдавала отпор. Наверное, узнай они мой характер до удочерения, никогда бы в жизни меня не забрали.