Ничего кроме надежды

– Здравствуйте, – сказал он по-русски. – Аня, я не ошибся?

– Ой, – отозвалась она нараспев, – а я вас за немца посчитала, ну надо же! Земляк, что ль?

– Соотечественник, так будет точнее.

– А тут где работаете? Чего-то я вас вроде и не видала!

– Я, Аня, недавно здесь – на окопы прислали, работаем в Голландии, по ту сторону границы. А про вас мне знакомый немец рассказывал – Ридель такой, не помните? Инженер, из Дрездена.

– Тю, да кто ж его, кобелину, не знает! – воскликнула Анна. И когда Болховитинов кончил смеяться, добавила: – Подружка моя тоже тут недавно как услыхала про него, так прям вся и всполохнулась – неужто, говорит, Ридель из Дрездена, ты, говорит, не путаешь? А чего мне путать, говорю, вон он у меня и в книгу записанный, возьми да и проверь...

– Ваша подруга спрашивала о Риделе из Дрездена? Именно в таких словах?

– Да уж не скажу точно, в каких таких словах, но только я раз говорю ей: вот, мол, какие постояльцы бывают – а он тут руки стал распускать, ну я ему мозги с ходу вправила, – и назвала его, Риделем, дескать, зовут, а она вдруг и спрашивает – а он случаем не с Дрездена? Я-то сама и не запомнила, откудова он; а поглядели в книге – точно, «Дрезден» написано...

– Кто она, эта ваша подруга?

– Ну, Танька такая, у бауэра работает тут недалеко. Не так чтобы давно, с мая месяца, их тогда несколько девчат с Эссена привезли – может, помните, налеты были сильные, так вот после налетов. А так-то она с Украины откуда-то, только разговор у ней не наш, не южный, это я сразу подметила...

Они разговаривали, стоя возле конторки, за которой висел на стене телефон. Телефон вдруг залился оглушительным звонком, Аня, не оборачиваясь, протянула руку и, приподняв рычаг с трубкой, снова опустила его.

– Так что, может, это она только говорит, что с Украины, – продолжала она, – ну, мне какое дело...

Болховитинов, все еще не смея поверить, достал бумажник – руки у него дрожали – и, вынув из внутреннего карманчика снимок, показал Ане. Снимок этот он сделал прошлой весной, получилось немного не в фокусе, а потом он еще попросил отпечатать только ее лицо, и при большом увеличении портрет получился совсем как бы размытым, словно сквозь туман; но так, пожалуй, было даже лучше.

– Посмотрите внимательно – это не она?

– А и смотреть нечего – Танька, ясно. Только у ней волос сейчас подлиннее. Чего это она – под пацана, что ли, носила прическу? Не-е, с длинными лучше! А так – точно, она, ну курносая...

– Где, вы сказали, она работает? Адрес у вас есть?

– Работает в Аппельдорне, а адрес – какие в селе адреса, хозяина ее все знают, однорукий такой...

Телефон опять залился, и Аня опять досадливым жестом оборвала звонок, приподняв и снова нацепив трубку на рычаг.

– ...Только сегодня вы ее не застанете, – продолжала она, – они с девчатами с утра в Клеве поехали, кино смотреть. Я ее на неделе видела, говорит, – в воскресенье культпоход у нас, сто лет в кино не была. Сейчас-то с этим проще, «осты» носить не надо, а раньше еще и не всюду пустят... Да чи они там сбесились сегодня, чтоб им повылазило!

Сорвав трубку снова зазвеневшего телефона, она на этот раз приложила ее к уху и стала слушать. Лицо ее приняло недоуменное выражение, она вопросительно покосилась на Болховитинова.

– Ферштей нихьт, вер воллен зи шпрехен? Руссише инженер? – она опять обернулась к нему и прикрыла микрофон ладонью. – Какого-то русского инженера спрашивают – не вас ли?

Болховитинов, пожав недоуменно плечами, взял трубку.

– Да, – сказал он. – Ты, Людвиг? Что случилось?

– Что случилось, что случилось! У вас еще ничего не сообщили? Здесь идет высадка!

– А что должны были сообщить? Какая высадка, о чем ты?

– Высадка с воздуха, вот какая! Десант!!! Над Арнемом все небо в парашютах, в стороне Неймегена та же картина, их не сосчитать – тысячи! Немедленно возвращайся, надо организовать вывод людей, если начнут бомбить – сам представляешь, что тут будет!

– Хорошо, хорошо, я только не знаю, когда поезд...

– Какой поезд, идиот, уже объявлена боевая тревога! Добирайся чем сможешь!

– А чем я смогу – пешком? Или велосипед украсть?

– Погоди, давай подумаем вместе... Это ведь Анна мне ответила?

– Да, она здесь.

– Документы все при тебе?

– Как всегда.

– Хорошо. Значит, так – у Анны там есть знакомый в полиции, немедленно к нему, и покажи бумагу на бланке ОТ, где местным властям предписывается оказывать содействие. Ты понял? Скажи, что тебе надо срочно вернуться к месту службы – военная необходимость и тому подобное. Если шупо начнут ныть, что у них нет транспорта, – а его, скорее всего, действительно нет, они сами ездят на велосипедах, – пусть обратятся к местному партийному руководству, не знаю, кто у них там ортслейтер, но он должен что-то организовать! Пусть реквизирует транспорт у кого угодно, понял?

Болховитинов совершенно растерялся. Нашедшаяся вдруг Татьяна – он все еще не мог поверить в это, не мог до конца осознать – отправилась в какой-то нелепый «культпоход», в Клеве ее не разыскать, там не одно синема, по всем, что ли, бегать? А с другой стороны – если только Ридель не допился до белой горячки и англичане действительно высаживаются в Арнеме – ему надо быть на трассе, помочь организовать эвакуацию, вывести людей в безопасное место...

По дороге в полицию ему снова пришло в голову, что если и в самом деле старому алкоголику прибредилось это «небо в парашютах», то его, Болховитинова, сейчас схватят за распространение панических слухов – в последнее время газеты и радио особенно ретиво призывали население разоблачать паникеров и сеятелей пораженческих настроений. Но опасения не оправдались – шупо уже были в курсе и даже успели вооружиться карабинами и сменить свои нелепые высокие кепи на армейские стальные шлемы; видимо, так им полагалось по боевой тревоге.

Представив Болховитинова толстому вахмистру, Анна убежала, сказав, что не может отлучаться из отеля надолго. Вахмистр долго читал его бумаги, потом подумал и сказал, что транспорта у них, к сожалению, нет – так что он совершенно не представляет себе, чем может помочь господину инженеру.

– Нам рекомендуют в подобных случаях обращаться к местному партийному руководству, – сказал Болховитинов. – Считаю, что это удобнее сделать вам... ну, хотя бы для того, чтобы ваша пассивность не была потом истолкована как-нибудь превратно.

Вахмистр подумал еще и согласился, что да, пожалуй, есть смысл обратиться к партайгеноссе Хуземану.

– Конечно, позвоните ему!

– Нет, нет; господин Хуземан не любит, когда его беспокоят по телефону. Я лучше схожу сам, это рядом...

Он вышел, забрав с собой предписание на бланке ОТ. Болховитинов остался сидеть в помещении полицейского ревира; он не мог не отметить, что странным образом, какую бы страну ни взять, в этих учреждениях всегда держится почти один и тот же одинаковый запах – сургуча, старых бумаг, сапожной ваксы и еще чего-то неопределимого. В то, что Таня где-то здесь, до сих пор не верилось, он запрещал себе думать об этом, потому что невыносимо было сидеть тут вместо того, чтобы ехать сейчас же в Клеве и попытаться разыскать ее там, – или хотя бы в этот Апфельдорн или Апельдорф, чтобы дождаться ее возвращения, – и еще невыносимее было сознание, что все-таки можно было найти время и раньше, чтобы побывать в Калькаре, но кто же мог предполагать, как можно было всерьез допустить такое невероятное, фантастическое совпадение – что все это время, больше месяца, они находились так близко друг от друга! Но и не сидеть здесь, не ждать вахмистра было тоже нельзя, ему действительно необходимо вернуться на работу, Ридель прав, тут исключены какие бы то ни было варианты...

Вахмистр наконец вернулся, запыхавшийся и довольный собой.

– Партайгеноссе все устроил, – объявил он, сняв каску и утирая лоб клетчатым платком. – Он позвонил жене колбасника – тот должен вернуться с минуты на минуту – и сказал, чтобы ее муж доставил вас куда нужно.

– На чем?

– О, у него есть машина и даже, – вахмистр подмигнул, – есть бензин, да-да! Что вы хотите, – он понизил голос, – большой человек по нынешним временам. Вы понимаете, что я хочу сказать; пару кило колбас – тому, пол-окорока – другому, и у вас все в полном порядке, все бумаги оформлены, и к вам не подступиться ни с какими реквизициями. Но, разумеется, подобные отношения предполагают определенную зависимость человека, получающего незаконные льготы, от тех, кто эти льготы предоставляет. Вот почему я не думаю, чтобы колбасник отказался исполнить просьбу партайгеноссе Хуземана. Рюккерт!