Ничего, кроме настоящего

Тишина в студии! Готовы? После отмашки Серого считаем до пяти и начинаем. Поехали!

И мы поехали! Первый дубль, второй, третий… Сколько их было, этих дублей? Кто знает? Этого никто не считал. Скажу только, что мало нам не показалось. Особенно с непривычки. Обычно у молодняка при записи начинается "синдром кнопки". То есть, при нажатии кнопки

"record" начинают дрожать пальцы, путаться фразы, аккорды, выползать всяческие "киксы". Приходится переписывать, компоновать, изощряться. В нашем случае если один человечек лажал, приходилось переписываться всем. Издержки отсутствия мультитрека.

К обеду мы были не способны ни на что. Повторные дубли, сковывающая непривычная атмосфера, "синдром кнопки" и, в конце концов, физическая усталость брали своё. Когда мы не смогли записать очередную вещь с восьмого дубля, Серый предложил прерваться на "обед".

Обед заключался в поглощении неимоверного количества пива под трёп "за жизнь". На огонёк забрёл Данила Куков, гитарист и вдохновитель группы "Окрестности Шлиссельбурга", и "обед" плавно перешёл в "ужин". Данила приволок с собой здоровенную полотняную сумку, под самую завязку набитую "горючим", и этим перечеркнул все наши творческие поползновения.

Под вечер расположение сил выглядело следующим образом. Посреди помещения восседал Данила. Рядом с ним каталась по полу использованная тара. Данила вёл серьёзный разговор и непрерывно курил, стряхивая пепел в здоровенный аллюминиевый таз, игравший роль пепельницы, и постоянно промахиваясь. Он вещал о том, что жизнь музыканта – говно, публика в своём большинстве не хавает правильный музон, посему всем нам в недалёком будущем придёт пиздец! И вообще, видать, все мы были в прошлой жизни великими грешниками, если в этом рождении нам пришлось быть музыкантами в этой грёбанной стране.

Уважаемые участники группы "Клан Тишины" в меру своих физических возможностей изо всех сил старались "соответствовать". Но подточенные пивом организмы годились только на кивание и получленораздельное поддакивание. Хрупкие рокерские души точила слеза по настоящему меломану. Хотелось выбежать на улицу в поисках

"своего" слушателя, но сил на это не осталось. Так прошёл наш первый

"студийный" день. А утро, к тому же, было ознаменовано разноцветными малоприятными бодунами с отмачиванием в холодной воде той части организма, которая ответственна и за мышление, и за спиртопоглощение.

Откровенно говоря, следующие дни не особенно отличались от первого. До обеда мы старательно работали, выкладываясь в поте лица, а часика в три Серый произносил дежурную фразу:

– Ну что, чувачки, сделаем небольшой перерывчик?

Взмыленные "чувачки" были готовы на всё, лишь бы малость передохнуть, и вторая половина дня была отдана на откуп

"оттяжничеству". Так продолжалось до четверга.

В четверг Серый спохватился:

– Ёбтыть! Это ж неделя на исходе, а мы почти ни хера не записали!

Всё, пьянству – бой! Работать, коньки-горбунки!

Пришлось нагонять время, потерянное в пивных баталиях. Никаких

"перерывчиков", "обедов" и "пивасиков". Работать, работать и ещё раз работать!

– Не могу! В седьмой раз в этом соляке лажаю в одном и том же месте!

– Ещё разок! Поехали!

– Блядь! Ни хуя не получается!

– Паша, возьми себя в руки. Соберись!

– Не могу, у меня уже пальцы не работают!

– Чувак, войди в кач, и влабаешь всё как надо! – пьяно сипел

Данила, раскачиваясь в углу. Пивной запрет на него не распостранялся, и он вовсю этим обстоятельством пользовался, вызывая у нас обильное слюнотечение.

– Батькович, не спать! Ты же скелет! – любимая поговорка Палыча.

– Не сплю я. Ты за собой следи, загоняешься так, что за тобой вприпрыжку лететь приходится!

Наконец, все минуса8 были записаны. Наступил мой звёздный час – пришло время петь вокалы. Я ещё не оклемался после Карпат, и мог только простуженно гундосить и хлюпать носом, гоняя сопли по своим хрупким организьмам. Вконец изнурив себя всяческими ингалляциями и прогреваниями, ощутимых результатов я не добился. Но другого выхода не было – нужно было петь. Отложить запись не было возможности.

Через неделю у меня должна была состояться свадьба, и всю работу по альбому нужно было закончить к этому сроку.

Вся банда расселась возле режиссёрского пульта, оставив меня один на один с микрофоном. Прижимая "лопухи" к ушам, я ждал "трёх зелёных свистков", стараясь сосредоточиться. Палыч через стекло корчит мне вдохновляющие рожи, Паша сосредоточенно блестит очками, Батькович мусолит своего "Эдичку". Серый включает магнитофон и машет рукой.

Поехали!

Час

Заблукав в тротуарних снах,

Нервовий годинник

Сплів павутиння хвилинних мрій,

Окреслених сміхом стрілок.9

Эх, блядь, тут есть что петь! Напридумывал на свою голову!

Длиннейшие вокализы с резкими интервалами, где задействуется весь диапазон. Сейчас придётся лезть наверх. Курва мать! Мимо! Всё сначала! И так несколько раз.

Пробуем по-новой! Аккуратненько! Но так, чтобы сохранить экспрессию! А-а-а-атлично! Дальше!

Мить,

Циферблатний диктатор мрій,

Крокує по колу

Цифр, непідвладних законам сил,

Спиняючих кроки світла.

Что там дальше? Выход на коду. Палыч играет на бонгах, и моё соло на блок-флейте. Кода!

– Серый, что там за грохот был?

– Какие-то мудаки малолетние бросили в открытое окно камни!

– Записалось?

– А ты как думал?

– Это пиздец! – я треснулся лбом об стекло.

– Ладно, не убивайся ты так. Сейчас послушаем, может, сойдёт за эффект.

Послушали. С натяжкой сошло за эффект. Типа раскаты грома вдалеке. На том и успокоились. Поехали дальше. Ещё дальше. Ещё дальше.

Альбом будет двуязычным. Русско-украинским. Он продемонстрирует нашу незацикленность на национальном вопросе и заткнёт глотки тем, кто упрекает нас в приверженности "москальський мови".

Чёрт побери, тяжело петь с насморком. Тембр получается гундосый, как у старого сифилитика. Ладно, сморнёмся ещё разочек. Носовой платок ни на что не годится, так что, брякнем соплёй оземь (прости, впечатлительный читатель). И поехали петь дальше.

Синий вечер

Шляется беспечно тут и там,