Ничего личного

Она стояла на крыльце салона и, несмотря на жару, куталась в палантин. Или как там у них эти штуки правильно называются?

– Пойдем-ка, дорогуша, поболтаем.

Из салона джипа им уже семафорила букетом цветов Марья, но Андрей увлек Суженую не к стоянке, а за угол особняка. Он шел быстро, обхватив упирающуюся Суженую за талию, чтобы Катерина ненароком до срока не переломала свои роскошные длинные ноги – берег будущую супругу. И к стене особняка прижал почти бережно, чтобы не ударилась, не поцарапалась, не испортила прическу.

– Значит, у меня проблемы? – спросил ласково. – Такие проблемы, что моей бедной лживой невесте ни житья из-за них, ни плотских радостей?

Она молчала. Не пыталась ни оправдываться, ни извиняться. Вот только в глаза не смотрела.

– И подружке своей ты то же самое наплела? – Догадка сначала осенила, а потом опалила яростью. – То-то она на меня так смотрит… с жалостью.

Андрей помолчал, сделал вдох-выдох, а потом спросил уже совсем нормальным своим голосом:

– Вот скажи, что я сделал не так? Ты же получила свои деньги? Зачем же вот так… по-сучьи? И в глаза мне смотри!

Она не желала, но он заставил. Только бы синяков на подбородке не осталось. Не надо сжимать пальцы слишком сильно – только чтобы зафиксировать, заглянуть в глаза. В душу ее змеиную заглянуть, если, конечно, получится.

Не получилось. Она зажмурилась. Совершенно по-детски, как-то совсем уж беспомощно. И Андрей разжал пальцы, отпуская их обеих: и Суженую, и злость.

– Сегодня ночью, – сказал, проведя большим пальцем по веснушчатой щеке. – Сегодня ночью ты будешь знать наверняка, нужна ли мне виагра…

* * *

Церемонию бракосочетания Катя почти не запомнила.

Громкий, хорошо поставленный голос тетеньки с халой на голове, гулкое эхо под высокими сводами – вот, пожалуй, и все, что осталось в памяти. Да еще пристальный взгляд жениха, его твердые пальцы и стылый поцелуй. И обручальное колечко, катящееся по мраморному полу. И встревоженный вздох Марьи – ох, не к добру это, плохая примета.

Конечно, не к добру, но назад дороги нет. И плакать нельзя. Сделка. Голый расчет, ничего личного. Ощущение гадливости от собственной продажности не смыть никакими слезами. Она знала, на что шла, значит, остается улыбаться нелюбимому мужу, тетеньке с халой, Семе и Марье, назойливой фотокамере.

– Прикидываешь, на что потратишь заработанные денежки? – Лиховцев крепко, до боли, сжал ее пальцы.

– Уже прикинула.

– Хватит?

– Должно хватить.

– Тогда пойдем, дорогая, нас ждут гости.

Гости и в самом деле ждали, прямо на подступах к прибрежному ресторанчику на обсаженной кипарисами аллее. Их было много, и никого знакомого Кате. Посторонние, случайные люди, массовка, которую жадным взглядом обводит черный глаз видеокамеры.

– Зачем? – спросила она у своего теперь уже законного мужа.

– Для архива, дорогуша.

– Не называй меня дорогушей.

– Хорошо, дорогуша. А теперь пойдем, некрасиво заставлять людей ждать…

Это была странная свадьба. Больше всего ей подходило определение «бутафорская». Незнакомые люди, назначенные гостями, равнодушные к происходящему, жадные до халявной еды и выпивки. Помятого вида тамада, после каждого тоста украдкой прикладывающийся к рюмке, хмелеющий все сильнее и сильнее. Бойкий парнишка с видеокамерой наперевес, спешащий запечатлеть торжество в его самой первой, благопристойной стадии. Шустроглазые, загорелые девочки-официантки в матросках и бескозырках. Громкая музыка. Духота, с которой не в силах справиться единственный кондиционер. Ломящиеся от еды и алкоголя столы. Вялое «горько», перемежающее бездушные, заезженные тосты. Безнадега. И в самом центре всего этого фарса – они с Лиховцевым. Жених и невеста! Или теперь правильнее – муж и жена? Не важно, главное, каждый из них был сам по себе. И Кате казалось, что гости это чувствовали, понимали если не умом, то интуицией, пили и веселились, все меньше внимания обращая на молодых. Или наоборот – обращая слишком пристальное внимание…

Девочка-официантка, длинноногая блондинка в тельняшке, то и дело сползающей с загорелого плеча, к чужому жениху сначала просто присматривалась, а потом осмелела. Она белозубо улыбалась, смеялась и кокетничала, и тельняшка ее все соскальзывала и соскальзывала, а исключительной стройности ноги пленяли взгляды всех более или менее трезвых мужчин. И взгляды Лиховцева тоже пленяли. Во всяком случае, на ноги официантки он пялился, не особо скрывая свой интерес, улыбался и, кажется, даже говорил комплименты, потому что смех ее с каждой минутой становился все более заразительным, а взгляды, которые она украдкой бросала на Катю, все более дерзкими. Какая предприимчивая девочка! В ответ на очередной такой взгляд Катя обнадеживающе улыбнулась и даже приветственно помахала потенциальной сопернице рукой, всем сердцем желая той удачи в ее таком простом и бесхитростном деле по соблазнению чужого мужа.

Идея была хороша, если не сказать гениальна. Если Лиховцев переключится на официантку, Кате можно больше не бояться предстоящей ночи. Не то чтобы она так уж сильно боялась – взрослая девочка как-никак, – но определенный дискомфорт испытывала. Особенно после их последнего разговора и обещания, которое он швырнул ей в лицо почти с отвращением. Определенно, девочку-официантку нужно заполучить в союзницы, и как можно скорее.

– …Даже не думай. – На соседнем стуле материализовался ее новоиспеченный муж. А Катя уже почти привыкла к одиночеству.

– О чем не думать?

– Не думай спихнуть меня этой малолетке. – Лиховцев тоже помахал рукой официантке, а потом этой же самой рукой обнял Катю за талию.

Катя презрительно фыркнула. Когда твои карты биты, только и остается, что пытаться сохранить хорошую мину при плохой игре.

– У нас с тобой, дорогуша, впереди первая брачная ночь. И я не собираюсь тратить силы на других женщин. Тем более после того, как ты выказала сомнения по поводу моей… боеспособности. Я намерен непременно развеять твои опасения.

– Не называй меня дорогушей, – прошипела Катя.

– Хорошо, дорогуша. – Лиховцев плотоядно улыбнулся, притянул ее к себе и поцеловал в шею, а потом спросил: – Тебя что-то тревожит?

Что-то ее определенно тревожило, с каждой секундой все сильнее и сильнее. И даже дыхательные упражнения не помогали. А раньше ведь помогали, даже перед самыми сложными экзаменами.

Оставалась последняя надежда на то, что новообретенный супруг напьется. С пьяным мужиком всегда можно договориться. Или, в крайнем случае, от пьяного мужика легче убежать. Если конечно, во хмелю он не буйный. Лиховцев запросто мог оказаться буйным, были у него для этого все предпосылки. Наверное, поэтому он почти не пил. Катя специально наблюдала: бокал шампанского за весь вечер – это более чем умеренно. Даже Сема, и тот оказался уже заметно навеселе. Он шептал что-то Марье на ушко, и та смущенно хихикала, отмахивалась ладошкой, но скорее кокетливо, чем решительно. Этим двоим было хорошо, гораздо лучше, чем им с Лиховцевым.

– Тебе не противно? – спросила она Лиховцева.

– Ты имеешь в виду предстоящее? – Он потер шрам, а потом усмехнулся своей фирменной кривоватой усмешкой. – Не переживай, дорогая, я это переживу.

Катя имела в виду не предстоящее, а вот эту странную, неправильную, никому не нужную свадьбу, но у него, наверное, имелись свои собственные болевые точки. Катя сама была его болевой точкой…

– А нужно переживать? – спросила она очень тихо. – Нам ведь совсем не обязательно…

– Обязательно, – отрезал он, и взгляд его, до этого расслабленный, сделался вдруг таким тяжелым, что тяжесть эту она почувствовала кожей.