Ничего не бойся

— Гнутый трус! Гнутый-мокрые штанишки! — издевался он.

«Гнутый» — было моим прозвищем, которое придумал Борька.

— Пошли, — сказал я Витальке, и мы стали подниматься на гору.

Цимес был старше меня, он уже ходил в школу. Когда мы поднялись, я взял Виталькины санки и все расступились передо мной. Я оказался с Борькой с глазу на глаз.

— Вот отсюда, — кивнул он, и показал в сторону крутого спуска.

Я старался не смотреть в ту сторону.

— А сам-то ты сможешь? — спросил я.

— Легко.

Он сел на санки и вдруг перевернулся спиной к спуску.

— А задом-наперёд слабо? Самый цимес! — причмокнул он ухмыляясь.

— Не слабо, — сказал я, — это тебе слабо.

— Мне-е?! — он оттолкнулся, закинул ноги на санки и покатился вниз.

Мы видели как он скатился на дно оврага, потом вылетел из него, и не доехав до трамплинчика, вывалился из санок.

— Он нарочно, — сказал Виталька, — так не честно.

Цимес повалялся для вида в снегу и встал, как ни в чём ни бывало.

— Так не честно! — крикнули мы.

— Что, струсил? Беги к мамочке сушить штанишки! — снова сел он на эту тему.

Я поставил санки на край обрыва, и тоже сел в них задом-наперёд.

— Толкни, — попросил я приятеля, и полетел вниз…

Всё слилось, засвистело, сердце выскакивало из груди!.. Я не успел испугаться, как санки со всего маха вынесли меня наверх. Меня сильно подбросило, потом тряхнуло, я старался притормозить, дотянуться ногой до снега, но меня качнуло в другую сторону. Санки снова подкинуло… Я увидел лицо Виталика, по его глазам, округлённым от ужаса, я понял, что меня с огромной скоростью несёт на речку, прямиком в незамерзающую полынью. Мелькнула подо мной граница берега… что там позади меня? куда я лечу?! Страх сковал моё тело, санки ударило об лёд, резко развернуло в сторону потом в другую, и они остановились. Каким-то чудом мне удалось проскочить полынью. Но когда я встал на ноги, лёд подо мной затрещал и я провалился в воду…

Домой мы бежали вместе с Виталькой.

— Хочешь, я скажу, что ты не виноват, что это всё Цимес! — говорил он.

Слёзы выступили на глазах от злости. Цимес не Цимес теперь это уже не имело значения. Я пропал! Папа уехал в командировку на испытания, но что я отвечу маме? Хоть бы её сейчас не было дома! Хоть бы она ушла куда-нибудь в магазин. Мы стояли на пороге дома и никак не могли отдышаться.

Я приложил ухо к двери, было слышно, как пробили стенные часы, как постукивал лапой по вазе скучающий Терминатор.

— Давай я! — шёпотом предложил Виталик. — Как будто я пришёл за тобой, как будто мы с тобой не виделись…

Я спрятался за угол. Меня колотило от холода. Он позвонил. Потом ещё раз. Никто не открывал. Дома никого не было. Я достал свой ключ и открыл дверь. Ура…

— Всё, пока, — сказал я Витальке.

— Давай! — сказал он и вскинул руку.

Я быстро переоделся. Мокрую одежду спрятал в ванной среди вещей для стирки. Я не знал, как мне лучше подготовиться к приходу мамы. Хотел лечь на диван с какой-нибудь книжкой, но вместо этого почему-то сел на коня, качнулся раз, другой, ощутив уютную потёртость седла, и тут же услышал, как входит мама.

Я быстро дотянулся до пульта и включил телевизор. Дальше всё происходило, как не со мной, словно был на другой планете, или в каком-то сне, в невесомости…

Я говорил слова, которые с поразительной наглостью слетали с моего языка, и я не мог удержать их! Короче говоря, я врал в каждом слове. Началось с того, что мама сразу обратила внимание на то, что я слишком рано пришёл с гулянья. Я ответил, что мне расхотелось.

— С чего бы это? — спросила она. — Поссорился со своим Виталькой? Я его встретила тут, недалеко от дома, тоже странный какой-то. Стал расспрашивать меня о здоровье, о том, в какой я магазин ходила, и есть ли там свежемороженая аргентина. Я о такой рыбе впервые слышу. Надо будет спросить его маму, что она с ней делает. Потом потащил меня к какому-то дереву, говорит, там, на ветке, что-то мигает и подаёт сигналы. Но я так ничего и не обнаружила, только снегу насыпала за воротник. А он вдруг извинился и убежал. Странно…

По телевизору показывали рекламу стирального порошка, это могло навести маму на мысль о стирке. Этого нельзя допустить!

— Что это с тобой? — удивилась мама, когда я рванулся выключить телевизор.

— Ненавижу рекламу! — вырвалось у меня.

— Однако до этого ты сидел и смотрел её.

— Я не смотрел, я думал.

— О чём же ты думал?

Надо было срочно что-то соврать.

— Я хочу нарисовать один секретный рисунок, — выпалил я.

— Секретный?

— Да, — сказал я, — если получится.

Мама внимательно посмотрела на меня и пожала плечами.

— Ну что ж, раз секретный, пойду на кухню. Потом-то хоть покажешь, «если получится»?

— Покажу.

Нашёлся листок бумаги, но что нарисовать на нём я не знал. В крайнем случае можно будет сказать, что не получилось. Терминатор, видя мою нерешительность, катал по столу карандаш. Я прислушался: мама находилась на кухне и что-то делала там, позвякивая посудой. На какое-то время мне удалось избавиться от её вопросов. Можно было перевести дух. Всё шло нормально, за ночь бельё успеет подсохнуть, а это значит, что никаких следов моего речного купания не останется. Я отнял у Терминатора карандаш и нарисовал линию горизонта с абрисом пасущейся лошади, и тут же превратил всё это в подводную лодку…

— А это что такое? — услышал я мамин голос.

Я поднял голову и обомлел: на пороге комнаты стояла мама и держала в руках мою жёлтую майку!

— Игнат, почему твоя новая майка валяется мокрая под столом на кухне?

— Я её стирал.

— Стирал?

— Там было пятно.

— Какое пятно?

— Это Терминатор, лапой…

Мама посмотрела на Терминатора. Он стоял на краю стола, напряжённо прислушиваясь к нашему разговору.

— А почему ты в другой рубашке? и штанах? Почему ты в другой одежде, Игнат?

Я не мог смотреть ей в глаза.

— Зачем ты одел свою грязную нестиранную одежду? что это значит?

— Чтобы не пачкать ту, — ответил я, понимая, что меня уже ничто не спасёт.

— Что ты собирался делать?

Я отвечал, что собирался клеить большой макет, а потом раскрашивать его гуашью. Она задавала всё новые и новые вопросы. Я стал путаться, а мама злиться. Наконец она пошла в ванную. Я представлял, как она выуживает из белья для стирки мою мокрую одежду, пропахшую речной водой.

В доме всё замерло. Мама вернулась с моей одеждой и бросила её передо мною на пол.

— Игнат… — в её голосе стояли слёзы, — ты снова скатился на санках в речку, ты снова провалился под лёд.

Я молчал.

— Но почему? Почему-у?! Ответь мне!

Я замотал головой, всё поплыло у меня пред глазами.

— Как ты мог! Как ты мог оказаться там?!

— Там была девочка.

— Девочка… — осеклась она, — какая девочка?

Терминатор перестал чистить свой алюминиевый коготь, и уставился на меня сощуренным глазом. Всё закружилось, я уже не мог остановиться, не мог найти выхода, меня подхватило и понесло. Я стал вдруг рассказывать, как шёл по берегу Вилюйки и случайно увидел, как за мостками что-то сильно полощется. Тогда я подумал, что это наверное утки и подошёл поближе, чтобы посмотреть, и увидел, что это девочка. Она захлёбывалась в воде посередине проруби, потому что случайно упала туда. И я стал помогать ей, я схватил её за рукав, и когда потащил, то поскользнулся и сам попал в воду, и тогда я начал выталкивать её снизу, потому что там было неглубоко, и вытолкнул девочку на лёд, а потом выбрался сам. Мы поднялись к шоссе, я её держал за руку, а она вдруг вырвалась и перебежала на другую сторону, и куда-то пропала, а я пошёл домой… Вот так случилось, что я весь вымок, хотя я ни за что не полез бы в воду, если б ни эта девочка. Я же хотел просто пройти немножко вдоль Вилюйки, и свернуть к старой хоккейной площадке, на которой строили снежную крепость…