Ничего не чувствую

– Я спрашиваю, – повторил он уже спокойным голосом, – я разве не угадал?

– Никогда, – медленно проговорила Сакура, – никогда больше не прикасайся ко мне.

Все ее тело протестующе взвыло, хотя она не выдала этого ни единым жестом. Уголки губ Сасори растянулись в еще более уверенной улыбке, но она стала неискренне механической. Его рваная челка отбрасывала на лицо длинные темные тени, так, что глаза только поблескивали из темноты. Сакура чувствовала, как он напряжен, как он совершает над собой усилие. Бледная рука снова потянулась к ее щеке, но, так и не коснувшись, опала. Он молча отступал, как-то покачнувшись, сделал один шаг назад, а затем еще один. И, в конце концов, Сакуре стало холодно и больно.

====== Глава 13. Разрушенные иллюзии ======

Тоби ненавидел кочки. Искренне и на полном серьезе. Одну такую кочку он пинал целых пять минут, пока не ушиб ногу так сильно, что не смог на нее наступать. Кочки специально вырастают, когда кому-то нужно добежать вовремя. А ему очень нужно было. Нужно было как никогда. И он не успел. Потому что спотыкался и снова вставал, и бежал со всех ног, но все равно недостаточно быстро. Недостаточно. Это все была его вина. Он съежился, сидя на земле, накрыв руками голову, как будто прячась от удара.

– Эй, – кто-то легонько тронул его за плечо. – Поговори со мной. Как тебя зовут?

– Тоби, – ответил он в рукав так, что невозможно было разобрать. Рука на его плече легла уверенней и попыталась его немного растормошить. Он поднял голову, разглядывая свою хрупкую собеседницу. Она была невероятно красива. Тоби так редко видел лица, в которых не было зла. А в ее лице он читал твердость духа, решительность, даже грубость, но больше всего в нем было доброты. Бледная кожа, темные густые ресницы, длинные каштановые волосы. Они были распущены, хотя девушка явно пыталась сплести их в косу, и с одной стороны отдельные пряди все еще немного переплетались. Ее большие карие глаза и кожа вокруг них были красными от слез, но это не делало ее менее прекрасной. Девушка села рядом с ним на землю, скрестив ноги в позу лотоса.

– Меня зовут Тен-Тен, – сказала она мягко, – а тебя? Скажи по громче.

– Меня зовут Тоби, – ответил он.

– Расскажешь мне немного о себе? – попросила девушка.

– Я фокусник… – произнес он, немного запинаясь. – Раньше я выступал в цирке.

– Правда? – удивилась Тен-Тен. – И что это были за фокусы?

Тоби тяжело вздохнул. Ему было грустно и каждому слову приходилось пробиваться сквозь комок в горле. А эта тема была еще и позорной.

– Это не были настоящие фокусы, – сказал он. – Я шарлатан.

– Как это?

– Я говорил, что это фокусы, но на самом деле все происходило взаправду. Я долго путешествовал с маленьким цирком. А потом многоуважаемый Лидер, он меня раскусил. Он уговаривал меня сделать с ним представление. Но мне не хотелось уходить. И тогда он сказал, что раскроет мою тайну. Мне было так плохо… Меня поселили в подземелье. Но я все равно рад… Там я познакомился с семпаем. Это просто ужасно... – он осекся на полуслове и принялся плакать. Тен-Тен была в таком состоянии, что хотелось к нему присоединиться. Но она не могла позволить себе совсем раскиснуть. И она чувствовала за собой странную ответственность за маленького друга Дейдары.

– Вы с ним дружили? – спросила Тен-Тен с нарочитой беззаботностью, так, как разговаривала бы с ребенком. Тоби и был ребенком в каком-то смысле, это она уже поняла. Он громко всхлипнул.

– Не то чтобы дружили, но… Он не любил сладкого и всегда мне отдавал, если у него было. Подружки часто дарили ему конфеты.

– Какие еще подружки? – не смогла удержаться Тен-Тен.

– Ну… Я-то всего пару раз видел. Очень нарядные и шумные, – Тен-Тен вскинула бровь. Тоби поспешно добавил. – Такими красивыми, как Вы они не были, это точно.

Тен-Тен никогда не считала себя красивой, даже напротив. И когда кто-то делал ей комплемент, она относилась к этому с большим подозрением. Она никогда не верила. И сейчас она была поражена, потому что понимала, что это был очень искренний комплемент.

– Семпай всегда злился и кричал на меня больше всех. Но это от того, что он единственный меня замечал, – сказал Тоби с горечью.

– Тебе не мешает эта маска? – спросила вдруг Тен-Тен.

– Я не могу ее снимать, – сказал Тоби и в качестве мер предосторожности придержал маску рукой.

– Но она наверняка жаркая…

– Не нужно, Тен-Тен-сан, моё лицо, оно... просто ужасное. Никто не должен его видеть.

Он чуть сдвинул маску в виде доказательства. Тен-Тен увидела край жуткого ожогового шрама на его щеке и кивнула. Тоби с облегчением вернул маску. Тен-Тен давно нужно было уходить. Ей нужно было догонять разведывательный отряд, возвращаться в Коноху. Но она просто не представляла, как жить дальше. Как куда-то идти. Как покинуть это место. Хоть это было самое ужасное место во всем белом свете, но Тен-Тен казалось, что если она сдвинется, если она уйдет, то кошмар станет явью. Дейдара умрет навсегда. Она больше его не увидит. Как можно это осознать? Она почувствовала, что вот-вот заплачет и взяла себя в руки. Маленький фокусник, кажется, разделял ее страдания. И внезапно Тен-Тен сказала:

– Если тебе теперь некуда идти, то ты можешь отправиться со мной, в Коноху. Там очень красивые густые леса. Хочешь?

Тоби долго смотрел на нее, и Тен-Тен не могла видеть выражения его лица. Но потом он вдруг кинулся ей на шею.

– Это было бы здорово, Тен-Тен-сан! Просто здорово!

Она неловким движением его обняла. На душе стало немного теплее. Он заслуживал благодарности. Когда Тен-Тен сидела с Дейдарой на земле, этот Тоби взялся неизвестно откуда и привел с собой целую бригаду медиков. Их отчего-то очень волновала судьба друга Сакуры. Сейчас Тен-Тен это коробило, но тогда ей было плевать. Медики пытались сделать хоть что-нибудь, пока она стояла и наблюдала за этим со стороны, бессильная. Они долго кружили над ним, мерцали лечебными техниками, сменяли друг друга. Но было поздно.

А где была сама Сакура? Уж если они были так близки, почему она сама не пришла на помощь? Она же чертов гениальный медик! Тен-Тен тихонько сжала кулаки. Она ненавидела Сакуру так сильно, как никогда. И она ей обязательно все это выскажет. Пусть только явится.

***

Сакура старалась не поддаваться панике. Коридор, который двигался с уклоном вверх, теперь устремился вниз. Ей казалось, что она провела целую вечность под землей. Силы еще оставались, но темнота, низко нависающий потолок, отсутствие хоть кого-либо рядом: все это действовало на психику угнетающе. Поначалу, мысль о том, что она не выберется, что она умрет здесь, практически не посещала ее. А теперь Сакура просто не могла выбросить это из головы. Ей хотелось кричать. Ей хотелось просто лечь и умереть, быстро и безболезненно. Но она продвигалась вперед, заставляла себя идти и не сдаваться. Кроме того всякая мысль, даже о мучительной смерти, казалась менее невыносимой, чем мысли о том, что она больше не увидит Сасори. Ноги машинально несли Сакуру дальше по коридору, и она практически не смотрела вперед. Она смотрела сквозь пол, сквозь реальность, куда-то глубоко внутрь себя самой. Его удаляющийся силуэт всплыл в памяти. Сакура сама свернула в другой коридор. Она знала, чем заканчиваются такие истории. Он собирался восстать из пепла. Собирался доказывать свое превосходство, сражаться и убивать. И она ему была не нужна. Тогда, прижимая ее, он будто хотел проглотить Сакуру целиком, закрыть для себя этот вопрос раз и навсегда. Сакура не могла знать наверняка, но она чувствовала, что он бросил себе вызов. Сасори хотел ее сломать, хотел доказать себе, что она ничего не значит. А позже спохватился и вцепился в нее. Но Сакуре было не победить в этом соревновании, где она покоилась на одной чаше, а разрушение и победы на другой. Кажется, больше всего на свете Сасори хотел ее не желать. И тут она имела преимущество. Она не собиралась так просто отпустить его. Она хотела разделить боль на двоих, а не упиваться ей в одиночку, как раньше. Сакура знала, что поступила правильно. Но как нестерпимо было вспоминать его жаждущий взгляд, его неровное дыхание. И сейчас он один брел где-то в темноте, или, может, уже выбрался и отказывается объяснять Дейдаре, куда она делась. Уклон коридора снова изменился на направление к поверхности. Сакура воспрянула духом. Ей даже показалось, что воздух стал менее спертым. Она позволила себе остановиться и отдохнуть. Прямо у ее ног сквозь утоптанный грунт пробился цветок. Нежно-фиолетовые лепестки были покрыты росой. Сакура наклонилась, чтобы ближе его рассмотреть, но он был такой маленький. И ей пришлось сесть на колени. Сакура потянулась и легонько тронула стебель. Цветок колыхнулся и лепестки медленно осыпались. Куноичи разочарованно вздохнула. Она поднялась на ноги и покрутила цветок в руках. Он казался таким хрупким. Его горчичный оттенок напоминал Сакуре цвет песка. Песок. Суна. Внимательные, немного грустные глаза. Сакура потянула за первый лепесток и тот легко отделился.

– Любит, – проговорила она вслух и потянула за следующий, – не любит.

И снова.

– Любит, – тихо приговаривала она, – не любит. Любит. Не любит.

Никак не складывалось, как нужно и пришлось взять другой цветок.

– Любит. Не любит. Любит. Не любит. – Сакура с видом абсолютной безнадежности покачала головой, – точно не любит, – констатировала она. За окном тем временем выглянуло солнце, первые лучи после дождя. Сакура распахнула деревянные створки, и запах озона наполнил узкий коридор. Почему ей раньше не приходило в голову открыть окно? Так было намного лучше. До нее доносилось пение птиц, шелест листвы. Белка задумчиво глядела на Сакуру с ветки дерева, а потом шмыгнула куда-то в густую зелень. Скоро должен был вернуться Сасори. Она пододвинула к себе кресло и приготовилась ждать, но дверь как-то криво сидела в стене, и Сакуре пришлось встать и поправить ее. Ручка накренилась, и дверь медленно и со скрипом стала открываться. Белесая полоса света расползалась по полу. Его темный силуэт переступил порог и застыл.