Ничего страшного

"Так можно таращиться до бесконечности, - в конце концов отвалился на спинку стула Юрий Андреевич.
– Лекция через неделю. Успею еще подготовить. Или на будущий год".

* * *

Ирина открыла дверь, скинула туфли, начала стягивать плащ. Давнее, детское ощущение стыда кололо ее всю дорогу от кинотеатра до дома. Будто отпросилась погулять на два часа, а вернулась через четыре...

– Что так долго?
– появилась из комнаты мать.
– Ты же стирать собиралась.

– Сейчас буду стирать.
– Стыд мгновенно сменился на раздражение.

– Ты тоже, что ли?..

– Что - тоже?

– Тоже выпила?

Ирина дернула плечами.

– С чего ты взяла?

– Да глаза какие-то странные.

– Устала, дел много было.

Татьяна Сергеевна, не поверив, поджала губы, скрылась на кухне. Вместо нее в прихожую вбежал Павлик.

– Пивет, мам!
– Обнял ее ноги.
– Ты школянку купила?

– Нет, любимый, забыла про шоколадку. Зато яблочек тебе принесла, груши сладкие...

– Не хочу-у!
– И расстроенный сын умчался обратно; дверь их комнаты с силой ударилась о косяк.

Татьяна Сергеевна молча накрывала на стол. Ирина, переложив фрукты из пакета в холодильник, прошла в зал, оттуда, бросив папе "привет" и получив взамен то же самое, в комнату.

Павлик строил из кубиков гараж для самосвала.

– Сынок, выйди, я переоденусь.

Тот сделал вид, что не слышит, стал примерять самосвал к воротам. Малы. Разрушил их, принялся складывать кубики по новой.

– Выйди быстро, сейчас же!
– затрясло Ирину.
– Дай переодеться!

– Не хочу.

Спорить не было ни сил, ни желания. И, главное, она почувствовала, что запросто - только перестань сдерживаться - может схватить сына, вышвырнуть за дверь... Взяла халат, направилась в ванную. Переоделась, вернулась, развесила юбку, кофту, сунула в шифоньер колготки. Снова вышла в зал.

Папа на диване. Внимательно смотрит телевизор. Ирина присела рядом. Тоже уставилась в экран.

Бар, десяток мужчин. Галдят, звякают кружками... Вдруг замолкли и разом обернулись на вошедшего. Он явно не в себе, поступь его тяжела, дыхание надсадное; посетители опасливо расступаются... Мужчина подходит к стойке, бармен незамедлительно подает ему бокал с янтарного цвета жидкостью. На стенке бокала надпись - "Золотая бочка". Мужчина жадно пьет, слышны размашистые глотки. И закадровый голос объясняет: "Бывают моменты, когда понимаешь, ради чего стоит жить".

Ирина перевела взгляд на папу. Он глядит в экран все так же внимательно, будто наблюдает за чем-то очень важным и сложным. А там новый рекламный ролик.

Двое парней в футболках стоят перед писсуарами. Один смотрит вниз, другой - на кафельную стену. Пуская струйку, первый облегченно выдыхает: "Хорошо-о!" Второй соглашается: "Да, хорошо приклеена". На беззвучное изумление первого добавляет: "Плитка". И закадровый голос ставит все на свои места: "Плитка "Юнис" - надежная смесь цены и качества".

– Ирина, ужин на столе!
– зовет мать из кухни.

По напряженному виду, по резким, быстрым движениям Ирина догадалась, что мать готовится к разговору... Да, причины есть, он давно назрел, но... но, может, в другой бы день...

– Ты Павла сегодня видела?
– дождавшись, когда Ирина начнет хлебать борщ, почти утвердительно произнесла Татьяна Сергеевна.

Она кивнула. Есть сразу расхотелось.

– И как он?

– Так, ничего...

– Ты его не спросила, как он... как насчет денег думает? И прописки?

– Ну что эта прописка?
– Ирина поморщилась.
– Какая, в сущности, разница, прописан, нет?..

– Как это?!
– Мать всплеснула руками.
– В месяц по триста рублей за него выкладывать. Я понимаю, ты с этими квитанциями в сберкассу не ходишь, я тебя избавила... Вон, за лифт опять повысили. Видела хоть?.. Конечно, можно и не интересоваться. Как первоклассница всё!..

– Мама!
– Ирина отложила, почти отбросила ложку.
– Я знаю, сколько мы платим за квартиру, знаю, что с деньгами у нас очень плохо. Зачем меня постоянно носом тыкать? Я знаю...

– Я не тыкаю, я решила просто посоветоваться, - смягчилась, кажется, испугавшись такого тона, Татьяна Сергеевна, - поговорить, как мать с дочерью. Давай нормально обсудим. Решим, что нам делать.
– Но ее не надолго хватило, и она снова повысила голос: - Почему я одна вечно должна?..

– Давай обсудим.

Мать села на табуретку напротив Ирины, передвинула с места на место плетенку с хлебом.

– Прости, если я резко... Ты ешь, пожалуйста... Просто ведь столько, Ира, проблем у нас, что и думать не хочется. Страшно. А как не думать? Если не делать ничего - вообще обрушится...
– Она замолчала, следя, как Ирина медленно, через силу носит ложку от тарелки ко рту и обратно, потом шепотом сообщила: - Только мы с тобой можем... Отец, что он?.. Он всегда в своих делах, так его трудно ведь заставить что-то делать, а этот пожар его убил совсем, кажется... Так что, кроме нас... Понимаешь, Ира?

Ирина кивнула, еще закинула в рот две ложки борща. Больше не лезло - в горле вырос горький, колючий ком. Даже дышалось кое-как...

– Да я понимаю, все понимаю я... Только мне...
– Ирина сжимала челюсти, пытаясь больше не говорить, не ворошить свои мысли, но не смогла, и слова, отрываясь от горького кома, посыпались одно за другим.
– Только, мам, мне-то... мне-то вот жить не хочется! Просыпаться не хочется. Ложиться в эту постель... Зачем? Издевательство какое-то... Объясни... Ты мне про Павла, а я его убить готова, гада... Кому я нужна теперь?

Она смотрела в тарелку с беловатой от сметаны жижей, смотрела пристально и невидяще и всё пыталась стиснуть зубы - замолчать. Не получалось.

– Подожди... Не надо... Ирочка, - сочился меж ее слов тихий, умоляющий голос мамы.
– Успокойся, пожалуйста... Не надо загадывать.

– А что тут загадывать? Что загадывать?! Двадцать восемь почти... с ребенком... Была бы еще симпатичная, а так... Сегодня на работе азербайджанец один стал заигрывать, в шутку так, а я чувствую - вот-вот буду согласна...

Ирина подняла глаза, столкнулась с испуганным взглядом матери и снова, как во что-то спасительное, уставилась в борщ.

– Я ведь живая все-таки.. А уже как мумия... Хожу, вид делаю, что работаю, а внутри сухое все... Даже и слез вот нет никаких... Потому и к Павлу зашла, тоже хотела поговорить, решить, может, все окончательно... А он сидит там в подвале без света и рад.
– Она уже не старалась молчать, и ей стало чуть легче.
– У него компьютер на батарейках. Сидит, играет... в какого-то автомобильного вора. Прохожих давит, с полицейскими воюет... И, видно, не просто играет, не из интереса, а чтоб не замечать. Остальное забыть...