Ничего святого (Сборник)
Шрифт:
«Вообще-то они сами виноваты, – бормотал я себе, набирая высоту, – они ни за что в жизни не отпустили бы меня с объекта, не построй я им эту чертову куклу. И Кох-старший сам виноват – нечего было цепляться ко мне со своими притыренными замечаниями. И к тому же какого черта я тратил нервы во Вьетнаме? И, кстати, почему меня не отпустили в Корею, я ведь так хотел!»
Я был сильно взвинчен, но решил не огорчаться по пустякам. Тем более что впереди уже желтела трава – я подлетал к южной границе пустыни Смоки.
Я посадил вертолет у въезда в первый попавшийся городок.
Трансконтинентальное
Пейзаж дополнял огромный щит с надписью «Добро пожаловать в Уорм-Спрингс! Славный Уорм-Спрингс!». Признаться, за час пребывания в этом славном месте я не нашел в нем ровным счетом ничего славного. В пустой закусочной сандвичи были какие-то черствые, виски не в меру теплое, да и хозяин попался чересчур общительный.
– Вы никак большая шишка? – осведомился он, с назойливым интересом оглядывая меня с ног до головы.
– Да, здоровенная, – небрежно бросил я.
– Тогда, может, скажете, что заглушило утром телевизор?
– Скажу, – ответил я. – Это вторжение.
– Да ну? – ужаснулся хозяин. – И что же теперь?
– Посмотрим. Ситуация критическая.
– Разве тяжело справиться с какими-то краснорожими марсианами?
– С марсианами справились бы, но это не марсиане.
– А кто же это?
– Я.
Я купил у владельца местной автомастерской подержанный «бьюик» и, оставив хозяина закусочной в тягостном недоумении, покинул Уорм-Спрингс.
Через несколько часов там уже были армейские кордоны, суетливая национальная гвардия и хмурые фэбээровцы. Пока они соображали что к чему, пока они разбирались, кого искать, я успел пересечь границу штата. «Бьюик» оказался неплохой машиной, и с каждым часом я удалялся от несчастного объекта на сто с лишним миль.
Было уже темно, когда на обочине я разглядел неподвижный «форд». Присев рядом с ним на корточки, курила женщина. Больше я не разглядел ничего, так как пронесся мимо нее маленьким торнадо. Через несколько секунд я понял, что не мешало бы вернуться, очень не мешало бы вернуться. И я вернулся.
Ее звали Джил. Меня – Рекс, Тайри Рекс.
У нее была холодная кожа, славная холодная кожа, такая же, как и у всех нас. Свой первый рок-н-ролл мы танцевали на просторном заднем сиденье ее «форда» той же ночью. Я скрывался от ФБР, Джил – от своего мужа. И мы решили поиграть в прятки вместе.
Номер с продавленным аэродромом для молодоженов в отельчике «Голдфилд Инн», что в Финиксе, который был неплохо устроен для наших танцев, оказался также замечательным укрытием от прилизанных парней в белых рубашках с закатанными рукавами. Они искали некоего Фарвуда, свидетеля и предположительно главного виновника Невадской катастрофы. У каждого из них был жетон агента ФБР, автоматический пистолет и готовность пристрелить Фарвуда при первой же встрече. Рано или поздно кому-то из нас должно было не повезти.
Удивительно быстро юркнул в прошлое август. Солнце промчалось галопом через точку осеннего равноденствия.
Пыльно-красное и пыльно-желтое заменили в привычной палитре пыльную зелень нашего лета. Каждая ночь была длиннее предыдущей, каждый новый дождь все дольше, все злее и злее стучался в наше окно. Все меньше и меньше отделяло нас с Джил от расставания. Это ощущение, сперва прозрачное и зыбкое, постепенно обрастало календарной сеткой, твердело, оформлялось в жестах, предчувствиях. Я получил передышку и отдохнул. Теперь я был снова свеж, снова взведен, как хорошая часовая пружина, я был готов сменить шкуру на кожу – и холодная октябрьская ночь окончательно доказала мне это.В то утро я проснулся и почувствовал, что вымираю.
Ужас вымирания был заложен в нас еще тогда, когда первый ящер, сопя и отфыркиваясь, вылез на берег мезозойского моря, и, смакуя сладость чистого воздуха, сам того не желая, осознал себя как нечто, отдельное от окружающего мира.
Вначале были восторг и удовлетворение. Были игра солнца и волн, был хруст вкусных моллюсков, было ожидание встречи с себе подобными – как много они расскажут друг другу! Но солнце постепенно тянулось к горизонту. Вечерний ветер донес запах засыхающих хвощей и гниющих папоротников. И ящер, привычный к соленой свежести морской воды и счастливому бездумью, помрачнел, поднял голову и заревел, обращаясь к далекому лесу. Был канун Хэллоуина, стомиллионный год до Рождества Христова.
Тогда-то я и построил Машинку.
На кладбище динозавров гулял ветер, песок шуршал среди костей, и зеленые ящерки прятались в пустых глазницах. Древние хвощи и папоротники медленно превращались в уголь. Им на смену шли голосеменные, то есть елки. На елках сидели белки и занимались черт знает чем, а потом прибежали волки, они гонялись за зайцами, зайцы верещали, а волки скулили – было очень смешно, и утром я рассмеялся, беззаботно и громко, как в детстве.
– Сегодня будет славный день, – сказал я Джил за завтраком.
– Возможно. Но, кажется, ты проведешь его без меня, – мрачно ответила она, ковыряясь в омлете.
– Нет, Джил, с тобой. Сегодня у нас будет прощальный ужин. Я купил «Бифитер». Это ведь, кажется, твой любимый?
– Вау! – ответила она, смягчаясь, и добавила с улыбкой: – Так, значит, надеремся на прощание?
– На прощание, – сказал я.
Итак, странный праздник Хэллоуин.
На улице уже стемнело, парни из пожарной части, наряженные под воинство Сатанаила, проползли под окнами, горланя «Типперери». Мы сидели в номере. Неторопливо ужинали и не спеша пили. Говорили о разном. В углу около двери спокойно дремала Машинка.
Было очень уютно, и мне стало немного жаль, что совсем скоро этот библейский покой будет нарушен. И все-таки я с нетерпением ждал этого.
Наконец на улице скрипнули тормоза. Потом еще и еще.
Джил не обратила на это ни малейшего внимания, увлеченная болтовней, но Машинка стала потихоньку заводиться. «Моя ты хорошая!» – подумал я, когда в дверь постучали.
«Откройте, Федеральное Бюро Расследований!» – раздался деловитый голос.
Джил растерянно глянула на меня. Я улыбнулся и крикнул: «Добро пожаловать, у нас не заперто!»