Ничто никогда не случалось. Жизнь и учение Пападжи (Пунджи). Книга 1

Как-то около двух часов ночи я услышал за дверью голоса. Я знал, что это не могла быть моя жена, так как я строго наказал ей ни в коем случае не беспокоить меня, когда я нахожусь в комнате для медитации. Затем мне пришло в голову, что это могли быть мои родственники, приехавшие навестить меня из Пенджаба. Несмотря на то что поезд из Пенджаба приезжает в Мадрас обычно вечером, мне казалась возможной задержка поезда на несколько часов, вследствие чего пассажиры смогли добраться сюда только в это время. Любопытство взяло вверх: я решил открыть дверь и узнать, кто там был. Только представьте мое удивление, когда предо мной оказались не родственники, а Рама, Сита, Лакшман и Хануман. От их образа исходило сияние. Я не мог понять, что они здесь делают. Всю свою жизнь я взывал к Кришне, не проявляя особого интереса и внимания к Раме. Тем не менее я распростерся перед ними в трепетном почтении. Я бросился к своей жене, почивающей в соседней комнате. «Проснись! Проснись! – кричал я, пытаясь разбудить ее. – К нам пришли Рама, Сита и Лакшман. Иди на кухню и принеси им что-нибудь поесть и попить. Я побуду с ними в комнате для пуджи».

Она посмотрела на меня, как на сумасшедшего.

«Тебе все привиделось, – вымолвила она. – Возвращайся в постель и постарайся уснуть. Завтра утром ты должен идти на работу». «Нет! Нет! – настаивал я, стаскивая ее с постели. – Они действительно здесь. Если не веришь мне, то иди и сама посмотри».

Я привел ее в свою комнату, но она никого не увидела. Я сам видел их очень ясно, но для моей жены они были совершенно невидимыми. Она вернулась в постель, сетуя на мои фантазии и галлюцинации.

Когда я снова остался один в комнате, Сита подняла правую руку в знак благословения и начала говорить: «Мы проделали путь из Айодхьи в Мадрас, так как Хануман сказал, что здесь живет великий бхакта Кришны».

Я взглянул на ее поднятую руку, отчетливо видя все линии на ее ладони. Этот образ хорошо отпечатался у меня в памяти, поскольку, каждый раз вспоминая это видение, я ясно вижу все линии ее ладони как в тот день, когда она явилась передо мной. Их тела были не такими, как у остальных людей: я мог видеть сквозь них и смутно различал находящиеся позади них предметы, но все же их тела были чрезвычайно красивыми. Некоторое время спустя я заметил, что на моей веранде, запряженный в колесницу, стоял Гаруда – гигантский орел, переносящий на себе Вишну. Боги заняли места в колеснице, и она поднялась ввысь. Я смотрел, как она летит по небу, все уменьшаясь и уменьшаясь по мере удаления. Я не мог сказать, сколько это длилось по времени, но предполагал, что визит длился не более нескольких минут.

Я был очень удивлен, когда моя жена постучала в дверь и сказала: «Поспеши! Уже много времени! Если ты не поторопишься, то опоздаешь на работу».

Я посмотрел на часы и обнаружил, что было почти 9.30. Должно быть, видение длилось около семи часов. По дороге на работу священные образы моих ночных посетителей все еще были в моем уме. В офисе я никому не рассказал о своем ночном происшествии, поскольку старался ограничить общение со служащими. Мы разговаривали, только когда это было необходимо для выполнения какого-либо дела. В остальное время я хранил молчание.

Я испытывал глубокое чувство благодарности к Хануману за то, что он привел в мой дом Раму и Ситу. Спустя несколько дней я решил выразить свою благодарность доступным мне путем: я отправился в Читракут – место, где Рама и Сита провели годы изгнания из Айодхьи.

На работе я взял отпуск и отправился в длительное путешествие в Читракут. По прибытии я остановился в дхарамсале Калькутты, недалеко от реки Мандакини. Я впервые был здесь, поэтому не знал, что делать и куда идти. В первый день своего приезда я вышел на прогулку, намереваясь искупаться в реке.

Выходя из реки, я заметил на берегу человека, одетого в старые рваные дхоти и курту. Он очень вежливо попросил меня взять его с собой в парикраму на Камад Гири.

Я ему не ответил, так как заранее решил, что во время пребывания в Читракуте не буду говорить. Я дал себе слово повторять только имя Рамы. Также я решил поститься все время моего пребывания здесь. При помощи жестов я показал незнакомцу, чтобы он ушел. Используя разные знаки и сигналы, я пытался объяснить ему, что хочу остаться один, что я не разговариваю и не нуждаюсь в его услугах, когда делаю парикраму. Невзирая на мой отказ, он продолжал настаивать, предлагая в пути декламировать мне «Рамаяну». Во мне проснулось любопытство, поскольку я ни разу не слышал, чтобы кто-то декламировал «Рамаяну». Когда я был молод, духовные книги я читал на пенджаби. «Рамаяна» была написана на языке, которым я не владел, поэтому я и не приложил никаких усилий, чтобы ее прочесть. Большинство книг на пенджаби были изданы также и на урду – правительственном государственном языке. Я хорошо знал урду, но в то же время не изучил хинди или санскрит настолько хорошо, чтобы читать труды на этих языках.

Я разорвал свой обет молчания: мне показалось заманчивым, если мы вдвоем с этим человеком, произнося нараспев слова «Рамаяны», будем совершать путь по святым местам. Я ответил ему, что с радостью послушаю его исполнение, если он пойдет на некоторые мои условия. Прежде всего он не должен был водить меня по храмам (я все еще полагал, что он гид, сопровождающий туристов по таким местам и получающий за это вознаграждение от священнослужителей). В паломнических местах таких людей можно встретить сплошь и рядом. Второе условие заключалось в том, что на протяжении пути он не должен со мной разговаривать. Он мог декламировать «Рамаяну», но остальное время хранить молчание. Он согласился на оба мои условия.

Мы начали свой путь. По моей просьбе он шел немного впереди, так как я не хотел, чтобы он каким-либо образом беспокоил меня. Он начал декламировать приятным мелодичным голосом (я все еще считал, что он хотел вытянуть из меня деньги), и меня поразила его манера исполнения. Каждое произнесенное им слово, казалось, погружалось в мое сердце и оставалось там. Я ускорил свой шаг и догнал его, чтобы посмотреть, какую часть книги он цитирует. К моему удивлению, я увидел, что по его щекам текли слезы. Слова настолько его тронули, что им овладело благоговейное состояние.

Проникающие в мое сердце слова и интенсивность эмоций, с которой они звучали, произвели на меня схожий эффект: волосы встали дыбом, тело охватила дрожь, и из глаз потекли слезы.

Когда я прошел с ним несколько миль, мой спутник остановился около старого колодца и предложил мне выпить немного воды.

Я отказался, мотивировав это следующим: «Когда я выполняю парикраму, то не ем и не пью. Такова традиция». «Но это священная вода, – сказал мой проводник. – Это место называют „Бхарат Куп“. Сам Бхарата пил здесь воду. Ты должен сделать хотя бы глоток».

Я сдался. Каким-то образом мой обет молчания и решение не есть и не пить в его присутствии теряли свою важность.

Весь путь я проделывал босиком, но на тропинке росли колючие растения, и, несмотря на то, что я старался перешагивать их, я все же случайно наступил на большую колючку, которая впилась мне в пятку. Я окликнул своего проводника и остановился, чтобы вытащить колючку.

Я сел на землю, а он отправился в ближайший колодец за водой. Воду он пил из маленькой лоты (чайника), которая была всегда при нем. Немного освежившись, он продолжил свое мелодичное исполнение. Я тем временем мучился с колючкой. Мне никак не удавалось вытащить ее из ноги. Увидев тщетность моих попыток, проводник взял другую колючку с земли и с ее помощью удалил занозу.

Затем он достал, завернутые в салфетку, две огромные ладды (шарообразные сладости). Должно быть, каждая весом в килограмм. Их вид пробудил во мне аппетит. Соблазн вкусить эти сладости заставил меня изменить данному обету, по которому я должен был воздержаться от пищи и воды во время всего своего паломничества.

Я с удовольствием вкушал ладду. Она была такой большой, что я съел только половину. Оставшуюся часть я завернул в салфетку и отдал своему проводнику. Мы поднялись и продолжили путь. Восемь часов потребовалось, чтобы завершить парикраму и вернуться на то место, откуда мы рано утром начали свой путь.