Ницше и философия

ЖАНРЫ

Поделиться с друзьями:
Шрифт:

Gilles Deleuze

Nietzsche et la philosophie

Presses Universitaires de France

1962

Второе издание, исправленное и дополненное

Перевод: Олег Хома,

под редакцией Бориса Скуратова

Научная редакция и предисловие:

Евгений Блинов

Подготовка текста к переизданию:

Саид Джафаров

Делёз, Жиль (1925–1995).

Ницше и философия / Жиль Делёз: пер. с франц.: Олег Хома; предисл.: Евгений Блинов. – 2-е изд., испр. и доп. – Москва: Ад Маргинем Пресс, 2024

I. Ницше, Фридрих Вильгельм (1844–1900)

Делёз о прекрасных и благородных тайнах Ницше

Ницше и философия Жиля Делёза завораживает своим стилем и интонацией с самых первых строк. Стиль этот – лаконичный, утвердительный и не допускающий сомнений – больше подошел бы для дерзкого манифеста какого-нибудь авангардного течения, чем для работы по истории мысли. Но перед нами не просто еще одна книга о Ницше, а одна из самых «ницшеанских» книг XX века. И в этом смысле она, безусловно,

является манифестом французской философии второй половины прошлого столетия, которая вдохновлялась Ницше и авангардным искусством. Философии, не только провозгласившей «конец» западной метафизики, но и объяснявшей, как выжить после этого апокалипсиса. Это еще не нарочитая «пощечина общественному вкусу», которой станет опубликованный десятью годами позже первый том Капитализма и шизофрении под провокационным названием Анти-Эдип. С жанровой точки зрения книга Делёза о Ницше – типичная монография по истории западной философии, напечатанная университетским издательством Presses Universitaires de France и, выражаясь академическим канцеляритом, соответствующая всем формальным требованиям для подобных работ. При этом ее автор вкладывает в уста Ницше слова о том, что вся западная наука, а не только высмеянная им немецкая классическая филология является порождением ресентимента, а потому ее основания должны быть пересмотрены.

Подобные амбиции могут показаться удивительными для мало кому известного университетского преподавателя, который к моменту публикации Ницше и философии в 1962 году еще не успел защитить диссертацию и занять сколько-нибудь заметное место в академической иерархии. Университетская карьера Делёза развивалась вполне стандартно, но ее сложно назвать блестящей: он провалил экзамены в главную кузницу французской академической элиты – Высшую нормальную школу (Ecole normale superieure) и, в отличие от многих сверстников, не предпринял попыток сдать их снова (Мишель Фуко поступит в ENS со второго раза, Жак Деррида – с третьего). В пятидесятые годы Делёз преподает в лицеях Амьена, Орлеана и, наконец, в престижнейшем парижском Лицее Людовика Великого. С 1957 по 1960 год Делёз временно заменяет своего научного руководителя – знаменитого гегельянца Жана Ипполита, назначенного директором Высшей нормальной школы, – и читает курсы по истории философии в Сорбонне. Уже тогда, по словам его биографа Франсуа Досса, студенты буквально осаждают аудитории, где читает свои лекции Делёз [1] . Формально они посвящены стандартным академическим текстам Юма, Бергсона и Руссо. Именно на интерпретацию историко-философских сюжетов студентов пятидесятых годов, по позднему признанию Делёза, «натаскивали, как щенков» [2] . Причем, как указывают современные исследователи [3] , в пятидесятые годы в своем выборе авторов Делёз не был полностью самостоятелен, получая их в «наследство» от своих учителей в Сорбонне. Не был исключением в этом смысле и выбор Ницще: один из любимых преподавателей Делёза, Жан Валь, читает в Сорбонне курс лекций об авторе Заратустры в 1958/59 и 1959/60 учебных годах. Делёз был активным членом образованного в 1946 году Французского общества изучения Ницше и вместе с мэтром историко-философского цеха и однокашником Сартра Морисом де Гандийяком отвечал за новое, «денацифицированное» издание собрания сочинений Ницше, основанного на исследованиях Колли и Монтинари. Более того, единственной научной конференцией, соорганизатором которой за всю карьеру числился сторонившийся подобных мероприятий Делёз, стал представительный конгресс в Ройомоне с участием того же Валя, Карла Лёвита, Габриэля Марселя, Колли и Монтинари, Пьера Клоссовски, Джанни Ваттимо, Жана Бофре и Мишеля Фуко [4] . Одним словом, Делёз, как начинающий историк философии, был институционально встроен во французское ницшеведение и в шестидесятые годы стал в каком-то смысле его олицетворением. Чего нельзя сказать о его прочих историко-философских работах, никак не относившихся к мейнстриму исследований Юма, Бергсона, не говоря уже о текстах, посвященных Канту и Спинозе. Помимо написанного совместно с Фуко предисловия к пятому тому собрания сочинений Ницше [5] , выпущенному издательством Gallimard, Делёз подготовит небольшую антологию текстов с самым общим историческим введением, известную как Ницше [6] . Последнюю книгу русскоязычный читатель нередко путает с Ницше и философией, которая является главным вкладом Делёза в мировое ницшеведение.

1

Досс, в свойственной ему публицистической и несколько пространной манере, приводит многочисленные свидетельства очевидцев о лекциях в Сорбонне: Досс Ф. Жиль Делёз. Феликс Гваттари. Перекрестная биография. Москва: ИД «Дело», 2021. С. 151–153.

2

Deleuze G., Parnet C. Dialogues. Paris: Flammarion, 1977. P. 18.

3

Bianco G. Trous et mouvement: sur le dandysme deleuzien. Les cours en Sorbonne 1957–1960 // Concepts. 2004. no 8. P. 95.

4

Nietzsche. Cahiers de Royaumont. Paris: Editions de Minuit, 1967. При этом Делёз предлагал в качестве представителей от Германии пригласить Финка и Хайдеггера. См.: Досс Ф. Жиль Делёз. Феликс Гваттари. Перекрестная биография. С. 170.

5

Deleuze G., Foucault M. Introduction generale // Nietzsche F. OEuvres philosophies completes de Nietzsche. Vol. 5. Paris: Gallimard, 1967. P. I–IV.

6

Делёз Ж. Ницше / Пер. С. Фокина. СПб.: Ахioma, 1997.

Однако нет ничего более обманчивого, чем мнимый академизм этой новаторской работы. В каком-то смысле «академизм» и даже системность являются ницшеанскими масками или «уловками» Делёза, который на протяжении всей книги не перестает вновь и вновь «выбрасывать кости», играя с парными концептами. В самых первых строчках Делёз не оставляющим сомнений тоном заявляет, что главной целью Ницше было ввести в западную философию концепты «смысла» и «ценностей». Для этого ему потребуется сформулировать новый концепт генеалогии, исследующей одновременно источник ценностей и ценность источника. Философ – не судья на кантовском трибунале чистого разума и не инженер по части утилитаристской машинерии на конвейере англо-американской «фабрики мысли». В идеале он должен стать кем-то вроде Гесиода, но не в качестве продолжателя эпической традиции, а в качестве составителя генеалогических таблиц, определяющих «происхождение», а также «дистанцию» в этом происхождении. Конечная цель генеалогии – определение высокого и низкого, восхождения и упадка. Но философ, в отличие от ревнителей традиции, не располагает готовыми таблицами и показаниями

надежных свидетелей, он должен «критически» оценивать феномены. Ницшеанская критика, по утверждению Делёза, переосмысляет критический канон модерна: она основана на «действии», а не «реакции». Так Делёз вводит еще один парный термин, который он использует в качестве terminus technicus на протяжении всей работы. Если выражаться близким Делёзу киноведческим языком, логлайн его интерпретации Ницше мог бы состоять из одной фразы: «Это история о том, как один немного сумасшедший немецкий мыслитель попытался создать нового человека, экспериментируя с активным и реактивным».

Активное и реактивное становятся ключевым парным концептом после того, как Делёз объясняет, что мы имеем дело с характеристикой определенных «сил». Именно «силы», а не пресловутая «воля к власти» становятся центральным аналитическим понятием всей интерпретации Делёза. Воля к власти является всего лишь «дифференцирующим элементом» определенных сил. Силы, в отличие от воли в прочтении Шопенгауэра, не могут быть помыслены в единственном числе: силы всегда находятся во взаимодействии друг с другом, они проявляются одновременно как господство и как «объект, на котором осуществляется господство». Так одним изящным жестом Делёз избавляется и от кантовского психологизма, и от шопенгауэровского монизма воли. В новой генеалогической оптике воля является лишь производным от соотношения активных и реактивных сил. Именно их оценка и составляет содержание тех «феноменов», которые являются предметом анализа философа-генеалога. Философия должна стать «симптомологией и семиотикой», определяющей характер воздействия одной воли на другую, те смыслы и ценности, которые порождает их столкновение. Воля «воздействует не на мышцы и нервы», а всегда на другую волю. Силовое взаимодействие воль порождает ценности, которые генеалог должен оценить как ценности восходящей или нисходящей жизни. Высокое, благородное, господствующее соответствует активной утверждающей воле, низкое, подлое, рабское – воле негативной и отрицающей жизнь.

Если первая глава книги задает проблемное поле и выделяет ключевые термины, то вторая становится своеобразным рассуждением о методе. Его основной вопрос: как соотносится концепт воли с парным концептом активного и реактивного? Из многообразия этих отношений Делёз выстраивает то, что можно было бы назвать онтологией Ницше. Первое определение выглядит намеренным упрощением: сила – это то, что может, а воля – то, что хочет. Воля к власти – «принцип синтеза для различных сил». Воля может хотеть как утверждения, так и отрицания жизни. Опытный генеалог сразу распознает, что у сил есть не только количественные, но и качественные характеристики. Если формулировать метод Ницше по Делёзу в картезианской манере, у него есть четыре главных принципа, изложенные в седьмом параграфе второй главы под названием Терминология Ницше.

Во-первых, воля к власти является генеалогическим элементом силы; принципом, сталкивающим силы друг с другом, является случай; только воля к власти является утверждением случая. Во-вторых, из характера воли к власти вытекает качественное определение сил: активные силы являются доминирующими, реактивные – подчиненными. Но и те и другие оказываются результатом синтеза, то есть определенной воли к власти. В-третьих, качество сил не просто связано с характером воли к власти, но и влияет на саму интерпретацию этих сил. Активное и реактивное – характеристики сил, утвердительное и отрицающее – воли к власти. Утверждение – это становление-активным (devenir-actif), отрицание – становление-реактивным (devenir-reactif). В-четвертых, воля к власти не только интерпретирует, но и оценивает. Интерпретировать – значит определить силу, придающую вещам смысл; оценить – значит определить волю к власти, придающую им ценность.

Воля к власти сама по себе не является синонимом утверждения жизни и господства, как часто утверждали поверхностные интерпретаторы Ницше. Воля к власти может быть волей к отрицанию, волей к ничто, волей к смерти. Это и есть первая и самая печальная тайна Ницше по Делёзу. Ницше-симптомолог – утонченный знаток декаданса, недаром единственным современным психологом, у которого он чему-то научился, был Достоевский. Воля к ничто, культура и религия, отрицающие жизнь, превосходят трагического героя-одиночку. О качестве сил, преобладающих в том или ином синтезе, ни в коем случае нельзя судить по исходу столкновения различных воль. Рассказанная Ницше-Гесиодом история западной цивилизации дает печальную картину триумфа реактивных сил над активными: «победа» Сократа над софистами становится симптомом упадка классической Греции; победа христианства и иудаизма над язычеством – симптомом упадка плюралистической античной цивилизации; победа буржуазных революций с их диалектическим террором – симптомом упадка аристократической культуры Нового времени. Задача генеалога в качестве «клинициста цивилизации» состоит в том, чтобы объяснить, в чем состоит секрет триумфа реактивных сил или, если спрашивать на кантовский манер, как возможна победа реактивных сил над активными. А если вспомнить знаменитые рассуждения Руссо о естественном и искусственном неравенстве, то философский вопрос будет состоять не в том, почему слабый подчиняется сильному, а в том, почему сильный подчиняется слабому. Тогда уместен вопрос, почему в исторической перспективе активные силы уступают реактивным?

В рамках энергетической онтологии Ницше, как описывает ее Делёз, ответ заключен в самой характеристике активных и реактивных сил, которая содержится в десятом параграфе второй главы под названием Иерархия. Реактивная сила, во-первых, является утилитарной силой адаптации и частичного ограничения; во-вторых, отделяющей активную силу от ее возможностей; в-третьих, силой разделенной, то есть отрицающей саму себя и в итоге неизменно обращающейся против себя самой. В противоположность ей активная сила – это прежде всего сила пластическая, господствующая и подчиняющая. Она всегда стремится к пределу своих возможностей. И наконец, активная сила всегда утверждает свое отличие, превращая его в главный источник собственного наслаждения.

Итак, реактивные силы являются силами адаптации, и именно поэтому эволюционное преимущество, по Дарвину, получают наиболее приспособленные к изменениям окружающей среды виды. Но выжить, по Ницше, вовсе не означает «утвердить жизнь». Напротив, утверждение жизни и отличия в эволюционном процессе представляет собой «счастливое исключение». Именно поэтому, замечает Делёз, в искусстве оценки «нет фактов, есть только интерпретации». Сам по себе «физический факт» вытеснения одного вида другим не означает победу активных сил над реактивными. Искусство интерпретации состоит в том, чтобы отделить «положение дел» (etat de fait) от возможности утвердить различие. Полнота жизни заключается не в слиянии с «окружающей средой», а в возможности выделиться на ее фоне.

Если перевести эту эволюционистскую метафизику на язык социальных конфликтов, то мы должны понять не то, почему сильные господствуют над слабыми (Руссо уже объяснил нам, что это вопрос не философский), а то, почему слабые в итоге побеждают сильных. В качестве иллюстрации Делёз берет знаменитый спор Сократа с Калликлом из платоновского Горгия, где позиция Ницше, разумеется, отождествляется с Калликлом, которого он «дополняет». Сократ утверждает, что если слабые совместно побеждают сильных, то это означает, что совместно они представляют собой большую силу. На что следует возражение Калликла – Ницше, состоящее в том, что победивший раб не перестает быть рабом, а если слабые и побеждают, то не за счет формирования превосходящей силы, а за счет лишения активной силы ее возможностей. В этом столкновении софиста Калликла и диалектика Сократа и раскрывается механизм победы реактивных сил над активными.

Книги из серии:

Без серии

[5.0 рейтинг книги]
[5.0 рейтинг книги]
[5.0 рейтинг книги]
[4.0 рейтинг книги]
[5.0 рейтинг книги]
[5.0 рейтинг книги]
[5.0 рейтинг книги]
Комментарии: