Нигде и никогда (сборник)

– Когда-нибудь я все расскажу тебе, моя родная.

– Только не откладывай, слышишь, не откладывай, слышишь!

– Если бы все в этой жизни зависело от меня…

– Я боюсь, что ты снова пропадешь!

– Постарайся не очень огорчаться, все мы смертны…

– Будь все проклято…

– Не забудь, мы обручались в Сен-Лоране…

– Я все помню, мой родной…

Наверное, своего папашу мне следовало узнать сразу, как это я растерялся. Все-таки крепкий у меня старик и форма ему к лицу, одни галуны чего стоят – блестели, как золоченые.

Наконец и Сержант из нашей конуры вылез и сигарету предлагает (ему-то на крик спешить не стоит):

– Я знал, что тебя не убило в той атаке, – говорит, – ты мне часто по ночам снишься. Помнишь, бордель «Ранчо Мустанг» под Ришо, где мы торчали полгода. Одной выпивки – целое море. А девочки… от воспоминаний слюнки текут. Я там едва не женился на Джой, мы с ней квартиру снимали. Помнишь, Йорика, трубача из пятой роты? Ему ногу оторвало. Я его встретил, когда мне на заднице чиряки резали. Ковыляет на костылях, кроет всех направо и налево: «Ложил я теперь на войну, говорит, теперь меня вчистую спишут. Главное, красивый протез достать, будто бы есть такие…» А я у него спрашиваю: «Как же ты теперь на баб влезать будешь, с отстегнутым или пристегнутым?» «А это мы увидим», – отвечает. И точно, залетели мы к троим красоткам на ночь – не соврал, так и сделал. А у меня заминка вышла – я ведь сидеть не мог, так и пролежал вверх пятой точкой. А ты по ночам мне снишься. Ты и Макс. Он даже похоронку не стал заполнять – мы знали, что у тебя был шанс через подвалы уйти… Но его тоже накрыло, помнишь, – силикатной грязью, – когда мы драпали из Ганновера».

Теперь на месте Незнакомца солдат-пехотинец стоял в зеленой защитной форме, высокие ботинки у него в глине были вымазаны, а из-под локтя приклад лучевого пистолета-пулемета торчал.

Лысый Ломоть:

– Дорогая, не смотри, что я теперь такой, обними своего пупсика!

Тогда-то я и увидел, какими блондинки бывают. Ей богу, я сразу влюбился. Она даже лучше, чем красотки в колоде карт у Сержанта.

– Логги-и-и… – так она называла Лысого Ломтя, – ты мне надоел, сколько можно – одно и то же, смени пластинку!

– Да разве я тебя чем-нибудь обидел? – удивлялся Лысый Ломоть.

– Этого еще недоставало, но мне, как женщине, всегда не хватало внимания…

– Гретта, о чем ты говоришь, я так люблю тебя!!!

– Мне надоел, от тебя все время воняет бензином!

– Как ты похожа на свою мать…

– Не трогай мою маму!!!. Она так страдала, когда я выходила замуж.

– … и поэтому ты путалась с моим братом!

– … по крайней мере, он понимает толк в сексе!

– Гретта, ты погубишь наше семейное счастье!

– Только не пробуй меня разжалобить!!!

– Кириак, дружище, я словно тронулся, ведь у тебя отпадала кожа с пальцев?

– Как видишь, все нормально и я снова могу держать сигарету и тебе не надо мне помогать.

– Нет, Кириак, в это трудно поверить! Может быть, ты только муляж. Гемоглобина, можно к тебе прикоснуться?

– Это не так важно, лишь бы ты верил.

– И все-таки, мне так хочется. Я знаю, что иногда с людьми такое случается.

– Главное – не бойся, это не самое худшее.

– Дай, я обниму тебя, дружище!

– Мы все стремимся к прекрасному!

– Вот теперь я узнаю тебя, Кириак!

– Все непонятное – всегда обыденно!

– Мы еще поспорим с тобой на эту тему.

– Нам нужно научиться заглядывать в себя!

– Полностью с тобой согласен – как можно глубже.

– Мать, наверное, получила похоронку позже, – говорил Сержант. – Какой только толк в ней, все равно все мертвы.

– Она не долго горевала, я добрался домой через пару недель.

– Пару недель!? – но они должны были погибнуть к этому времени?

– Я и говорю – она почти не горевала. Мне ли не знать свою мать – наверное, удрала с отчимом подальше в горы, нагрузила барахло и удрала.

– Значит, ты тоже дал деру…

– Разумеется я не зелень, которую кидали в самые гиблые места.

– Да, из тех, кого бросили в атаку на голубую пустыню, никто не вернулся. По крайней мере, так у нас болтали, пока жандармерия не укоротила некоторым языки.

– Я помню драку и панику в крысиных ловушках.

– Они облили нас какой-то гадостью.

– Но мне повезло – в самом начале они не знали нашей слабости и обыкновенный противогаз мог спасти, но только тренированных людей. До войны я был чемпионом по подводному плаванию и мог пронырнуть метров сто.

– Я тоже ждал момента, чтобы расстаться с веселым Максом. Но все же через ржавые холмы мне пришлось пройти. С тех пор железом во рту клацаю, боюсь, что я внутри теперь весь железный.

– Мы все были пушечным мясом.

– А пластилиновые топи? Люди проваливались по пояс и застывали. Даже спирт не мог их отогреть. Они замерзали тут же, сразу, и торчали, как серые чушки.

– Меня спас только развал фронта.

– Слава Богу, нам не надо уже воевать.

– Самое лучшее, что придумали люди – это мир.

– Здорово сказано, старина, – как в книге!

– Что же с нами будет? – спрашивала мать.

– Слишком сложный вопрос, чтобы на него ответить просто так.

– Мне иногда кажется, что я живу совсем в другом мире, не таком, как до войны, – говорила мать.

– Отчасти ты права, – рассуждал отец, – временной фактор стал играть меньшую роль и подложка проявляется явственней, но я не в праве распространяться на такие темы.

– Что-нибудь очень нехорошее? – настаивала мать.

– Нет, моя, родная, – улыбался он, – и к тебе не имеет никакого отношения.

– Мне так страшно… – шептала она.

– Не стоит волноваться из-за чепухи, – отвечал отец, – воспринимай жизнь, как поток событий.

– Тебе легко говорить, – возражала мать, – ты пришел издалека…

– Нам всем одинаково тяжело… – говорил отец.

– Значит, нам ничего не простится? – не сдавалась мать.

– Вы ни в чем не виноваты, – отвечал отец.

– Вы же главнокомандующий! – кричал Полковник.

– Штаб был разбомблен, – отвечал Незнакомец.

– Правильно! Но резервный, в шестой зоне?

– И он тоже.

– А командный центр под Парижем?

– Они применили проникающие лучи.

– Не верю!!!

– …слишком быстро, чтобы мы успели убраться. Большие потери…

– А компьютерный штаб в Скалистых горах?

– …выдержал не больше трех залпов.

– Не может быть!..

– …совершенно разные уровни. Они считывали наши планы до того как мы успевали их реализовать. Практически, мы были крайне уязвимы. К тому же примерно через месяц мы поняли, что воюем сами с собой.