НИИ особого назначения

Вот и сейчас. Угадать, о чем чирикают бабушка с внуком на птичьем наречии вообще не представлялось возможным. Наверное, он объяснял, кто я такой, и какого черта он меня вообще приволок.

— Ты уже слышал голос? — вдруг спросила хозяйка, и я понял, что обращается она ко мне.

— Ну так вроде не глухой, — я поднял голову и посмотрел на нее снизу вверх. — Или вы имеете в виду какой-то особенный голос?

— Значит не слышал, — она отложила свое вязание на журнальный столик и встала. Невысокого роста, сухонькая такая. Собственно, определение «бабушка» к ней не очень подходило. Не знаю даже, почему я решил, что Федор именно ее внук, а не сын. Но почему-то я был уверен, в том, что это именно так.

— Это хорошо, — сказала она, неспешно направляясь к серванту. — Значит, еще не безнадежен.

— А можно с этого места как-то поподробнее? — спросил я. — А то мне кажется, что я в ваше кино с середины попал.

Не поворачиваясь, хозяйка снова перешла на незнакомый язык. И Федор ей что-то ответил. Он вел себя здесь как дома. Разулся, скинул куртку и повесил ее на крючок в сенях, прошел в комнату, полистал лежавшую на столе газету «Соловецкий рыбак».

— Все вы такие, — проворчала хозяйка, открыв дверцу серванта и копаясь в каких-то мелочах на полке. — Сначала ввяжутся в дрянные дела, а потом хотят, чтобы им все объяснили. В институте твоем тебе разве ничего не растолковали? Каких ответов ты хочешь от старой бабки, у которой семь классов образование?

— Правдивых, разумеется, — усмехнулся я. — Меня, кстати, зовут Клим. Ну так, на всякий случай. В принципе, ко мне можно обращаться «эй, ты!», я тоже не обижусь.

— Клим, — повторила она и покивала. Но свое имя не назвала. — Это хорошо.

— А если бы я уже слышал тот самый голос, то что? — спросил я, припоминая, что, кажется, что-то подобное имела в виду Лада, когда говорила, что я должен что-то понять, после третьей или какой-нибудь еще по номеру миссии. Возможно, голос я должен был услышать именно в «тридцать второй».

— Тогда нечего было бы и огород городить, — она повернулась и снова вперила в меня взгляд своих прозрачных северных глаз. — Откуда ты, говоришь? Я у Федора спросила, но у него память дырявая, он не запомнил.

— Из Нижнеудинска, — сказал я.

— Это где еще такое? — нахмурилась хозяйка.

— В Сибири, — ответил я. — Между Красноярском и Иркутском.

— Это хорошо, — она вернулась обратно в кресло, прикрыв обратно дверцу серванта. Но какой-то предмет она оттуда взяла, из сжатой в кулак ладони торчал кончик кожаного шнурка. Тут они снова перешли на свой непонятный северный язык. Теперь даже не нужно было улавливать интонации, чтобы понимать, что речь в споре идет обо мне. То Федор, то его бабушка тыкали в меня пальцем и изрекали очередную порцию непонятных звуков. Спорили. Федор настаивал на чем-то, бабушка парировала.

— Вообще-то, господа-товарищи, я к вам в гости не напрашивался, — сказал я, стоя посреди комнаты. — Могу и оставить ваш гостеприимный дом в покое. Или как тут правильно говорить? Мёкки?

— Надо же, обидчивый какой! — тут бабушка впервые за все время улыбнулась. — А что, по-твоему, мне надо тебя в баньке помыть, покормить и спать уложить?

— Необязательно, — буркнул я. — Федор меня сюда приволок под тем предлогом, что здесь мне объяснят, какого черта он пытался нашу группу отравить какой-то дрянью, напялив на себя голову чудища.

— Садись, Клим, в ногах правды нет, — сказала хозяйка и кивнул головой в сторону дивана. — Может и расскажу, только сначала хочу убедиться, что ты тот человек, которому можно такое рассказывать.

— Тогда давайте уже проверяйте, — я опустил зад на диван, который под моим весом скрипнул всеми своими пружинами. Ну да, логично. Хозяйка дома и ее субтильный внук вместе весили примерно столько, сколько я один. Так что диван к таким нагрузкам явно не привык. — А то мне надо еще вернуться успеть, пока меня не хватились.

— Врешь ты про Сибирь, выговор у тебя ленинградский, — вдруг сказала хозяйка. — А в Сибири ты не был никогда.

Я пожал плечами и промолчал. Рассказывать незнакомой бабке, будь она хоть трижды саами, я не собирался. Удивился ли я, что она меня во лжи уличила? Ни капельки. Я был скорее удивлен, что меня раньше никто не расколол. Легенда, которую придумали Роман с Настей, была настолько шита белыми нитками, что даже странно, что ни разу никто ничего не заметил. Впрочем, тут все просто. Люди вообще создания не очень любопытные. И на самом деле очень редко проявляют настоящий неподдельный интерес к своим соплеменникам. Ну, разве что неподдельный интерес — это их работа. А я, пока что, под прицел «глубоких бурильщиков» все-таки не попадал по-настоящему.

— Вот видишь, сам врешь, а от меня правды хочешь, — хозяйка укоризненно покачала головой и сразу стала похожа на птичку.

Я, прищурившись, посмотрел на Федора. Какого черта я вообще поперся с ним? Стукнул бы пару раз по почкам, он и сам бы запел соловьем. А сейчас я сижу тут на диване, которому давно пора на заслуженный отдых, и играю в гляделки с женщиной, которая не торопится мне что-то важное рассказывать. А хватать ее, выкручивать руки и угрожать переломать пальцы, мне как-то не хочется. Несмотря даже на то, что жизненный опыт в полный рост мне показывал, насколько опасными противниками могут быть бабушки-божьи одуванчики. Кажется, что она уже глухая, как пень, едва на ногах держится, ну какую угрозу она может представлять? И как-то не задумываешься о том, что у каждой такой вот бабули за плечами здоровенный жизненный опыт. И она далеко не всю жизнь пирожки пекла. И пока ты об этом не думаешь, она достает из кармана фартука наган и шмаляет в тебя. И вот тут-то ты и радуешься, что она слепая почти. Видела бы она получше, башку бы прострелила, а так — только в руку попала.

Но все равно не могу. Ни ударить, ни выстрелить, ни допрашивать с пристрастием. Воспитан так, что никаким жизненным опытом из меня эти установки уже не выбить.

— Милая хозяюшка, — сахарным тоном проговорил я. — Можно мне к вам так обращаться, имени-то своего вы мне не назвали... Так вот, я в гости ни к кому не напрашивался, вы меня, я так понимаю, тоже не особенно ждали. Давайте как-то на берегу решим, сложится у нас разговор или нет, а? Если вы собираетесь тут непонятки разводить до утра, то давайте полюбовно распрощаемся, и забудем о нашей встрече.

Я даже поднялся. Такой себе жест, конечно. Окажись я сам на месте хозяйки, я бы в такой же ситуации точно не стал гостя уговаривать остаться. «Уходить собрался? Вали!»

Но у нее, все-таки, ситуация была другая.

— Нет уж! — резко сказала она и встала. Подошла ко мне и одним движением надела мне что-то на шею. — Раз ты пришел, значит так и должно быть.

Я опустил глаза, чтобы посмотреть, что она там повесила мне на шею. Камешек. Простой округлый кусочек гранита, оплетенный кожаным шнурком. Но объяснять, что это такое, она не стала, а перешла совсем к другому рассказу.

— Давно началось все, больше, чем сто лет назад, — сказала она, усевшись обратно в свое кресло. — Ваши ученые взялись выпытывать у нойда всякое, и в тетрадочки записывать. Колдунов среди нас искали, — она хихикнула. — Хотя говорили другое. Мол, сказки собирают. Потом вроде отстали. Не до нас всем стало. И снова вернулись только лет двадцать назад. Но уже другие ученые, со своими аппаратами и приборами. И принялись эксперименты ставить, чтобы сейды разгадать.

Я незаметно вздохнул. Опять эта шаманская мистика. Священные камни, бубны, жужжалки их эти... Сайво-Аймо, страна мертвых... Я все это слышал, меня друзья просвещали. И вот сейчас сидит передо мной немолодая маленькая женщина и в совсем даже нешманаской обстановке рассказывает, что безответственные ученые влезли туда, куда не следовало, священные камни разозлились и поменяли местами мир живых и мир мертвых. И вот в этот момент ученым бы одуматься и остановиться, но они только удила закусили и принялись из «тридцать второй» таскать всякое разное, исследовать свойства, да еще и применять как-то через пень-колоду. И для людей в целом это может очень плохо закончиться. Ученым уже не раз говорили, что прекратить это все надо, но кто будет слушать необразованных деревенщин?