Ник и Ясмина

– Так ты сделал мне одолжение, когда решил вести себя так, словно я сдох в тот день?

Отец крепко сжимает руки в кулаки, явно пытаясь совладать с собой, чтобы не наброситься на меня.

– Съезжай и не возвращайся, пока не научишься ценить данную тебе жизнь, – он тихо поднимается и, снова нацепив на лицо маску равнодушия, уходит в гостиную.

Я остаюсь сидеть за столом в гнетущем одиночестве. Нетронутая еда лежит на маминой тарелке, она так и не поела. Внутри все сжимается в тугой болезненный комок грусти. Разве можно тосковать по человеку, если он находится в соседней комнате? Каким же глупым ты меня воспитала, мама…

Она появляется так же неожиданно, как ушла. Молча возвращается на свое место, где ее ждет уже остывшая картофельная запеканка. Под глазами черные разводы, наверное, из-за потекшей туши. В детстве я часто наблюдал за тем, как она наносит себе на лицо макияж. Постоянно спрашивал, почему она это делает, ведь ей хорошо и без косметики. Помню, как ребенком лепетал ей, что она самая красивая и лучшая мама на свете. Как же так вышло, что теперь вместо комплиментов я говорю слова, заставляющие ее плакать?

– Ма, – неуверенно шепчу я.

– Делай, что хочешь, Ник, – она накалывает на вилку картофель, но так и не подносит его ко рту. – Я не стану тебя удерживать.

– Ты же видишь, что сейчас мы только и делаем, что вредим друг другу.

– Мне казалось, что это называется поддержкой, – мама горько хмыкает, – но если ты считаешь, что с нами тебе плохо, значит так и есть.

– Твоя забота обо мне сказывается на тебе самой, ма. Не хочу, чтобы ты превратилась в такого же зомби, как я.

– Прости, но иначе не получается. Ты должен понимать, что творится у меня внутри после всего произошедшего.

– Поэтому мне и нужно уйти, – я протягиваю ей раскрытую ладонь в знак примирения. – Не обижайся.

– Я просто боюсь. Ведь если ты будешь жить один, никого не окажется рядом, если вдруг…

– Никаких «вдруг» не случится, – я резко прерываю ее, не позволяя маме закопаться еще глубже в собственные страхи.

– Может, найдешь себе соседа? – она с надеждой заглядывает мне в глаза. – Так и за аренду придется платить вдвое меньше.

Я прекрасно знаю, что ни за что на свете не захочу делить с кем-то свое новое жилье. Но мама…

– Посмотрим, – я лишь пожимаю плечами, – обещаю, подумать.

– Вот и хорошо, – она облегченно выдыхает и улыбается.

Похоже, мне и правда придется найти себе соседа. Вот блин.

Ясмина

Стол, как обычно, накрыт на четверых, но, несмотря на позднее время, папа все еще не вернулся с работы. Маму нервирует пустой стул, она то и дело бросает на него полный ярости взгляд. Сава, как может, пытается ее отвлечь, тарахтит без умолку, но это не помогает. Мамины холодные голубые глаза, как зачарованные, возвращаются к месту, где сейчас должен сидеть ее муж. Будь мы с ней в других отношениях, я бы ее сейчас поддержала, но ей вряд ли нужно мое сочувствие.

– Он хотел полностью прочесть инструкцию, – Сава увлеченно рассказывает очередную историю с работы в аптеке, – я достал ее из коробки, развернул, а в ней почти метр. Вы бы видели его глаза! Я так давно не смеялся.

– Какие все-таки странные люди к тебе приходят, – говорит мама, глядя на брата, на ее губах мелькает гордая улыбка. – Не перестаю восхищаться твоим терпением.

– Это его работа, – процеживаю я и залпом осушаю стакан с яблочным соком.

– Даже интересно, что ты можешь об этом знать, если ни дня в своей жизни не работала, – она награждает меня весьма красноречивым взглядом. – Что ж, раз уж ты заговорила, то поведай нам о своих успехах на курсах.

– Все отлично, – отвечаю я, глядя в тарелку с грибным супом, – сегодня изучали вечерний макияж в карандашной технике и сухое скульптурирование.

У меня поразительно легко получается врать. Мою ложь даже можно назвать искусной. Еще на первом пробном занятии я переписала себе понедельный план всего курса, а потому без труда отвечаю маме во время ее допросов.

– И что говорят преподаватели? – она не унимается, продолжая выводить меня из себя.

– По поводу?

– По поводу твоих навыков. По их мнению, есть улучшения? – ее язвительный тон уже не задевает за живое, лишь вызывает сильное раздражение.

– Они говорят, что у меня неплохо получается, – я опускаю руки под стол и сжимаю их в кулаки, больно впившись ногтями в кожу, – но могло быть и лучше.

Мама довольно улыбается, ей нравится, когда другие соглашаются с ее мнением касательно моей бездарности.

– О чем я тебе без конца и говорю, – она поднимается с места, – старайся лучше, Ясмина, работай еще усерднее. И тогда тебя, возможно, ждет успех.

Под этим подразумевается, что ничегошеньки у меня не получится.

Ужин заканчивается, и мы с Савой принимаемся убирать со стола. Мама в это время молча наблюдает за нашими методичными движениями. Когда брат тянется за так и оставшейся пустой тарелкой отца, она его останавливает.

– Не трогай.

Перед уходом к себе, я оборачиваюсь и замечаю, что ее взгляд по-прежнему прикован к стулу, где должен сидеть папа. Я ненавижу себя за жалость к этой женщине, но в эту секунду мне и правда хочется ее крепко обнять.

* * *

Следующий день начинается с пронзительной головной боли. Я на ощупь нахожу в ящике прикроватной тумбы блистер с обезболивающим. Не задумываясь, проглатываю сразу четыре таблетки и запиваю их большим количеством воды. В сознании проносится странная мысль, а что будет, если выпить слишком много? Неужели так все и происходит? Одумавшись и смутившись собственных размышлений, я инстинктивно прикрываю руками лицо, словно кто-то может подсмотреть творящийся в голове хаос.

По моим подсчетам никого, кроме меня сейчас дома нет. Облегченно вздохнув и представив, как вот-вот окажусь в объятиях горячей воды, я направляюсь в ванную, чтобы перед занятиями принять душ. Уже схватившись за ручку, я слышу шум на кухне. Не может быть, что кто-то из них решил пропустить работу. Это совсем не в их правилах.

Тихо идя по длинному коридору, я обдумываю самые худшие варианты развития событий. Удивительно, но забравшийся в дом грабитель пугает не так, как шанс столкнуться один на один с мамой. Когда отца и брата нет рядом, она без преувеличения другой человек, с которым никто из них не знаком. Наверное, открывшись мне, она хотела показать, насколько «особенной» меня считает.

На кухне оказывается завтракающий папа, и это не самый плохой исход.

Заметив меня на пороге комнаты, он молча кивает и возвращается к еде.

– Привет, а ты чего дома? – я еще раз осматриваюсь, опасаясь, что мама все-таки здесь.

– Вчера допоздна работал и на один день взял отгул. Лара (так он называет маму) справится с сегодняшними встречами и без меня.

– Понятно, – я киваю, понимая, что наш очередной разговор зашел в тупик. – Я пойду в душ, мне на учебу скоро.

– Скажи, Ясмина, – начинает он таким требовательным тоном, что у меня подкашиваются ноги, – правда, что у тебя ухудшилась успеваемость? Лара сказала, что тебе единственной вернули на переработку курсовую работу. Ты же понимаешь, что это недопустимо?