Никита Добрынич

— Так не годится! Это наша добыча!

— Из крепости их выковыривать дорого станет! Я караван родичам не стану отдавать, я их найму задержать немцев до полуночи. Пруссы долго не могли понять: почему они не могут захватить пока еще свободных немцев. На дороге образовался затор, караван остановился. Немецкая охрана требовала от русских патрульных, чтобы они прогнали пруссов, а те предложили им решать свои проблемы самостоятельно. Стрельбу открывать никто не решался, а время утекало, как песок сквозь пальцы. Немецкая охрана, наслышанная про безжалостность русских к тем, кто не сдается, начала бросать оружие задолго до заката. Вилкас счел свою задачу выполненной, оставил русских патрульных стеречь пленников, а сам устремился во главе пруссов к Риге. Там намечалась большая битва, а молодой вождь любил славу больше денег и власти.

* * *

Сзади, слева и справа раздавалось пыхтение, позвякивали доспехи, даже кто-то упал. Олег удивлялся, что немцы еще не подняли тревогу. Конечно, его «диверсанты» сработали отлично, сняли часовых. Но идеально, без накладок, они не могли сработать на всем периметре охраны лагеря. Наконец громко заржала лошадь, одна, другая. Послышались приглушенные команды и последние метры до шатров русские преодолели бегом. Кто-то задержался, но основная масса бросилась дальше, стараясь пробиться к центру, где добыча богаче. Олег почувствовал свою ненужность, присел на какой-то мешок, нога жутко болела. Это спасло ему жизнь. Над головой, задев шлем, просвистела и вонзилась в шатер стрела. Олег упал на бок, небольшой дротик воткнулся в мешок, на котором он только что сидел. Телохранитель Олега только сейчас бросился в сторону атакующего немца. Тяжелое лезвие секиры распороло ткань шатра и оттуда выскочил верзила, что-то крича диким басом. Лежа, из неудобного положения, Олег дотянулся своим кривым мечом до ног противника, полоснул сзади на уровне колен и откатился в сторону. Нога сразу перестала болеть, Олег вскочил, готовый к сокрушительному удару секиры. Но немец с воплем упал на колени, а из прорехи шатра мелькнуло копьё. Удар пришёлся в спину, изо рта противника хлынула черная кровь. В это же время вход в шатер распахнулся, четверо русских бросились к центру лагеря, а еще двое принялись вытаскивать из шатра трупы и трофеи. Через пару минут Олег увидел дюжину убитых немцев. Только неожиданное нападение помогло восьмерке русских обойтись почти без потерь, двоих убитых, своих, охотники положили отдельно.

— Олег! Ты не ранен? — появился наконец-то телохранитель.

— Жив-здоров, только нога опять разболелась. Никита был прав, я здесь совсем не нужен.

— Что? Пустой? Совсем пустой? — с насмешкой обратился к телохранителю Олега один из двух ратников.

— Брать было нечего. У одного плохонький лук, у второго копье, доброго слова не стоит. У вас, смотрю, тоже негусто! Только секира и хороша!

— Как ты в темноте можешь это определить? Никогда такую штуку не видел. «Секира» говоришь? Олега посадили на большой баул, вынесенный из шатра. Хорошо, что он не полез внутрь, а то с его ногой можно было остаться без головы. Он посмотрел в сторону центра лагеря, то, что он увидел, ему не понравилось. Черный всадник на черном коне скакал в их сторону, рубя встречных русских ратников, как капусту.

— Бросаем копья из-за шатра, — Олег схватил секиру и легко сместился вправо. «Как он летит над землей! Фантастика!», — восхищенно наблюдал Олег за немецким рыцарем. Три копья пролетели мимо всадника, не задев его. Секира Олега, как городошная бита, ударила лошадь по морде. Та сбила темп, споткнулась, пошла странным аллюром, как-то боком, и упала, придавив всадника.

— Нечего-нечего, сломя голову ночью носиться, — засмеялся телохранитель. Немец на самом деле упал неудачно, сломав шею.

— Сейчас проверим: какой у него доспех!

— У этого? Наверняка рыцарский! Олег с усмешкой смотрел на возбужденных ратников, он понимал, что спать в доспехах рыцарь не станет, а одеть не успеет. «Одиночка! Индивидуалист! Они все такие, хоть и кричат на всех углах о жестокой дисциплине ордена. Баронское воспитание не перешибешь ничем», — Олег, как бы, сочувствовал немцам. Но именно эта рыцарская черта давала ему все шансы на сегодняшний успех операции. «Класс» рыцарей на порядок превышал мастерство карачевских волков и новгородских ушкуйников.

— Хватит бездельничать! Быстро натянули веревки между шатрами! И соседям напомните! Чуть не ушел проклятый немец! — Олег еще долго подгонял ратников и ругался, хотя сам был виноват не меньше, расслабился и позабыл про свои же приказы.

* * *

На рассвете охотники разъехались ловить немецких беглецов, а Олег уехал в Ригу — принимать трофеи. Он не жалел платить обещанные огромные суммы, не потому, что это было оружие для их маленькой армии, а потому, что каждая смерть рыцаря была «платой» за умирающего Мышкина, за смерть его Любушки, за обездвиженного Никиту. «Нас здесь убивают каждый год. Мы не доживем до решительной схватки с монголами. Наша мечта повисла на тоненькой ниточке», — Олег с ненавистью смотрел на редких пленных. Раньше он относился к врагам почти дружески, сейчас Олег стал их ненавидеть.

* * *

Вилкас прискакал к лагерю рыцарей уже на рассвете. Бой стих, но полсотни немцев каким-то образом миновали русское оцепление и уходили в лес по полю в стороне от дороги. Пруссы заметили мелькавшие уже в кустарнике силуэты и с залихватскими криками бросились в погоню. За одним из кустов затаился лучник, и как только пруссы приблизились, он успел отправить на тот свет пару врагов. Его тут же зарубили, но двигаться пруссы стали осторожнее. Вилкас приказал двум отрядам окружить противника, ему показалось, что немцы спасают своего вождя. Его план удался и пруссам удалось захватить священника в богатой одежде. Но немцы сопротивлялись ожесточенно, положив полсотни пруссов.

— Епископ? Тебя бы следовало зажарить на костре и съесть. Никита запретил нам эти справедливые и правильные обычаи. Но я не дам тебе возможности выкупа! Утопить его! — скомандовал молодой вождь. Пруссы схватили епископа, сорвали с него украшения и, как он ни брыкался, поволокли его к небольшой луже и сунули головой в воду. Подержали, пока тот не перестал сучить ногами, и только тогда, с радостными криками, отошли от бездыханного тела.

* * *

Через два дня передовые отряды псковского князя уже располагались в предместьях Риги. Встретились русские войска настороженно.

* * *

Олег взял с собой на переговоры две лучших сотни ушкуйников и десяток своих диверсантов. К князю он пошел с сотниками. Псковский князь Владимир Мстиславич начал показывать свою значимость сразу, Олега заставили ждать. Недолго, минут сорок. Кресло было одно, видимо «трон», сидел только князь. Еще сорок минут Олег слушал о величии Рюриков, их родстве с римскими цезарями, о том что ему, безродной голытьбе муромской, нужно быть благодарным от одного вида князя. Затем уже Олег кратко изложил «условия Никиты». Князю отдают пятую часть захваченных в Риге пленных, а он немедленное возвращается в свои земли. Сотники-ушкуйники услышали в условиях только одно: «пятая часть», недовольно засопели, два маленьких паровозика. Князь же услышал в условиях: «возьми подачку, и немедленно вон». Только жуткая слава Никиты Добрынича и фантастические легенды про Олега Муромца, его невозмутимость и уверенность в себе, не позволили князю отдать приказ казнить послов. И это спасло жизнь князя.

— Пошли вон. Ни ты, ни твой господин не достойны заключать со мной договор. Я сам войду завтра в Ригу и возьму там всё, что посчитаю нужным, — дал выход своей ярости Владимир Мстиславич.

* * *

Вечером Олег-Муромец докладывал командирам о результатах переговоров. Выслушав шквал нелестных оценок в адрес князя, где жадность соседствовала с зазнайством, он подвел итог.

— В прошлом году мы приходили воевать ливонские земли, и ушли с добычей. В этом году мы опять захватили добычу, огромную, невероятную. Весь край наш. Но приходит псковский князь, и говорит «Откройте мне ворота Риги». Утром я сказал вам, что война завершена и мы больше не воюем. Завтра мы отправляемся в Полоцк, там нас ждут наши трофеи! В Риге остается вождь Вилкас со своими пруссами. Никита Добрынич принял у него присягу, Вилкас стал князем Рижским. С ним остается его сотня, он принял под свою руку пять сотен своих соплеменников. Ушкуйники пошумели, поворчали, но край был разграблен. Жители попрятались по лесам. В городах остались только те, что купили себе свободу, и трогать их было нельзя.

В Полоцк ушкуйники ушли одни, карачевские волки остались в Риге еще на три дня — ночью умер Мышкин.

* * *

Пока русские оставались в Риге, Владимир Мстиславич не отдавал приказа о штурме города, осторожничал, знал, что скоро они должны уйти. Зато потом, псковскому князю потребовалась всего неделя, чтобы понять бесперспективность осады Риги. Запасы продовольствия были съедены, а окрестности города давно разграбили ушкуйники и охотники Олега. Три штурма подряд закончились провалом, пруссы с удовольствием пользовались любыми подлыми способами убийства и не желали выходить в чистое поле для благородного боя.