Никита Хрущев. Пенсионер союзного значения
Шрифт:
Арвид Пельше немедленно доложил о своей «победе» коллегам по Политбюро ЦК. Я не могу не воспроизвести и этот текст дословно, он говорит сам за себя.
ЦК КПСС
По поручению ЦК КПСС, в связи с предстоящей публикацией в США и ряде других стран Запада «воспоминаний Н. С. Хрущева», 10 ноября т. г. в Комитете партийного контроля состоялась беседа с т. Хрущевым Н. С.
Во время этой беседы т. Хрущев вел себя неискренне, неправильно, уклонялся от обсуждения вопроса о своих неправильных действиях. Он утверждал, что никому не передавал свои мемуарные материалы для публикации. В итоге беседы согласился сделать заявление для печати.
Прилагаем стенографическую запись беседы с т. Хрущевым и заявление, им подписанное.
Это была последняя встреча отца с партийным руководством. Он высказал все, что наболело на душе за последние годы, о чем он мучительно раздумывал в одиночестве.
Я ничего не знал, и только мама, позвонившая мне в тот же день, рассказала, что отца вызывали в КПК и выспрашивали о мемуарах.
Я немедленно приехал на дачу. Отец сидел на опушке. Я присел рядом. Мы долго молчали, потом он стал рассказывать, все больше распаляясь. Закончив, он помолчал и вдруг, видимо, отвечая своим мыслям, добавил:
— Теперь я окончательно убедился, что решение об издании книги было правильным. То, что отобрали, они уничтожат. Они правды боятся. Все правильно.
Мы опять замолчали, каждый по-своему думал об одном. Вечером я уехал, поскольку это был рабочий день. Дома по свежим следам записал рассказ отца.
Визит этот не прошел отцу даром. Пельше добился результата — отца снова уложили в больницу. Владимир Григорьевич Беззубик объявил, что у отца микроинфаркт.
— Это совсем не то, что было летом, — старался успокоить он нас, — никакого сравнения. Все равно что кошка когтями царапнула.
Сравнение меткое, но, думаю, слишком слабое…
Отец был мудрым человеком. Многое он предвидел заранее. Еще в начале нашей работы он распорядился, чтобы в случае, если он заболеет и ляжет в больницу, я все связанное с диктовкой убирал в надежное место. На всякий случай.
Снова я посещал отца каждый день. Как обычно, он ворчал на меня. А на экране, как и прежде, выписывались колеблющиеся зеленые зубцы…
Отец сильно постарел, и не только внешне. Весь этот град ударов, обрушившийся на него в последнее время, не прошел даром. Скандал в КПК он пересказывал всем: врачам, сестрам, посетителям. Впрочем, он не ждал реакции. Ему надо было выговориться, разрядиться.
К новому, 1971 году, последнему Новому году в жизни отца, его выписали из больницы. Праздник он встретил на даче. Внешне жизнь входила в привычное русло: те же прогулки, встречи с отдыхающими, возобновившими свои экскурсии в Петрово-Дальнее, известные вопросы и известные ответы.
Но в последнее время появились и новые штрихи: его спрашивали о мемуарах. Ведь многие слушали разные «голоса». Как попали мемуары за границу, не мое дело, отвечал отец. Свои воспоминания он диктовал и считает, что их нечего прятать. Там нет секретов, ничего такого, чего нельзя было бы опубликовать.
Воспоминаниями, естественно, интересовались не только москвичи, их публикация вызвала поток корреспонденции из-за рубежа, отцу писали со всех концов планеты. Но до отца письма не доходили, ручеек приходившей на дачу корреспонденции в те дни почти иссяк. Почему? Власти отреагировали на воспоминания в своем, естественно, духе: из КГБ в ЦК ушло предложение «Об ограничении поступления зарубежной корреспонденции в адрес Хрущева Н. С.».
3502-А
Особая папка
Совершенно секретно
25 декабря 1970 г.
В последнее время в адрес Хрущева Н. С. направляется большое количество различной корреспонденции от частных лиц из капиталистических стран.
Большая часть корреспонденции представляет собой открытки с поздравлениями с Новым годом и Рождеством. В отдельных из них приводятся изречения религиозного характера, сравнения Хрущева Н. С. с библейскими «героями».
Авторы писем обращаются к Хрущеву Н. С. как «к борцу за мир и противнику антисемитизма», выражают сочувствие в связи с его болезнью, в отдельных случаях высказывают одобрение появлению на Западе его «мемуаров», обращаются с просьбой дать отзывы в отношении некоторых бывших государственных деятелей Запада. Направляются также журналы, в которых помещены фотографии Хрущева Н. С., статьи с упоминаниями его имени.
Учитывая, что подобная корреспонденция носит тенденциозный характер и может инспирироваться зарубежными подрывными центрами, полагали бы целесообразным
ограничить ее поступление на адрес Хрущева Н. С.Просим согласия.
Приложена записка с согласием секретарей ЦК КПСС
М. Суслова и И. Капитонова.
Помета:
Тов. Крючкову В. А. (КГБ) сообщено о согласии Секретарей ЦК.
31. XII.70 г.
Они панически боялись отца, беспомощного, старого, больного, изолированного от окружающего мира, и тем не менее боялись.
События последних месяцев заметно подорвали моральные и физические силы отца. Здоровье на этот раз возвращалось очень медленно. Он быстро уставал. Уже не мог без отдыха пройти до опушки леса: по дороге усаживался на раскладной стульчик, который по-прежнему носил с собой. Арбата уже не было. Он умер в весьма преклонном возрасте, и таскать стульчик стало некому. Отец завел себе новую собаку — дворняжку. Назвал ее Белкой за рыжую шерсть и живой характер. Она повсюду бегала за ним, преданно смотрела в глаза, лизала руки, но такта и воспитанности Арбата ей явно не хватало. Мы ему предлагали взять породистую собаку.
— Дворняжки и умнее, и преданнее, и неприхотливее. Зачем мне оболтус с родословной? — отказался отец.
Хотя беседа в ЦК и не прошла бесследно, отец не был сломлен. Уже в феврале он сказал мне: «Будем продолжать работу. Наладь все».
Диктовка шла с трудом. Он силой заставлял себя входить в рабочее настроение. Теперь он уже не жил работой, а выполнял самим на себя возложенные обязанности, тем самым доказывая и себе, и своим обидчикам, что не смирился, не думает сдаваться.
Так, через силу, он надиктовал три неполные катушки, где говорилось о встречах с конструкторами самолетов и ракет, учеными, в частности Петром Капицей, с деятелями культуры. Диктовал он о непомерных военных расходах, о том, как, по его мнению, можно разорвать этот заколдованный круг.
В январе Луи привез долгожданный экземпляр мемуаров — черный том с красно-золотыми буквами заглавия и фотографией улыбающегося отца на суперобложке. Я тут же поспешил в Петрово-Дальнее показать книгу отцу. Он перелистал ее, посмотрел фотографию и вернул мне. По-английски он не читал. Книгу он ощущал все-таки чужой. Вот если бы она вышла у нас…
В январе меня еще раз пригласили в КГБ. Евгений Михайлович передал, что меня просили ознакомиться с переводом английского издания мемуаров отца и дать заключение о его соответствии оригиналу.
Я удивился:
— Ведь у меня нет мемуаров. Все у вас. Проще всего сравнить два текста, сразу будут видны разночтения.
Он напомнил, что мне уже неоднократно разъясняли: мемуаров в КГБ нет — их передали в ЦК. Так что сравнить не с чем. Поэтому они и просят меня, человека, хорошо знакомого с оригинальным текстом.
Конечно, трудно поверить, чтобы они не могли получить материалы. Я так и не догадался, чего они добивались, попросив у меня заключение. Тем не менее я с охотой согласился. По-английски я читаю прилично, но профессиональный перевод позволял точнее оценить, насколько тексты аутентичны. Мне выделили комнату, поручили заботам Владимира Васильевича, и я погрузился в машинописный перевод книги.
У меня сразу вызвали внутренний протест коротенькие введения Эдварда Кренкшоу [68] к каждой главе. Я давно не перечитывал книгу, но остро помню чувство неприятия, которое в ту пору возникло у меня. В остальном все было правильно, текст не отличался от надиктованного по смыслу, мало разнился он и с рассказами отца, слышанными нами по многу раз.
В своем заключении я отметил, что материал сильно сокращен, в частности, выброшено почти все, относящееся к войне. Остались лишь отдельные эпизоды. Отсутствовали и некоторые другие факты, относившиеся к различным периодам нашей истории. Я отдал свое заключение Владимиру Васильевичу, он поблагодарил, и на том мы расстались.
68
Эдвард Кренкшоу (Edward Crankshaw), британский историк и политолог, специалист по Советскому Союзу, автор монографии о Н. С. Хрущеве.