Никита Хрущев. Реформатор
Шрифт:
— Предложения Никиты Сергеевича носят глубоко продуманный характер, — Поспелов не обошелся без реверанса.
Один только Ворошилов промолчал.
Итак, в результате майских перестановок во власти отцу удалось мирно разрешить назревавший было кризис. Разрешить, естественно, на время, пока не появятся новые «претенденты», с новыми властными амбициями, и не сформируют вокруг себя новые группировки, чем «победители» немедленно и занялись. Алексея Илларионовича и Николая Григорьевича сменили Фрол Романович и Анастас Иванович, два первых заместителя отца, Козлов — в ЦК КПСС, Микоян — в Совете Министров. И все началось сначала, вернее продолжилось, ибо борьба за власть не заканчивается никогда.
Отцу Козлов нравился все больше. На фоне коллег он выделялся умением быстро ухватить суть дела, да
Политические взгляды Козлова не отличались радикальностью, но в тот момент он полностью, даже в мелочах, шаг в шаг следовал линии отца. Да и о каких разногласиях в момент избрания могла идти речь?
С приходом Козлова период «вольницы» в Секретариате закончился, 2 июня 1960 года Президиум ЦК «Возложил на товарища Козлова Ф. Р. председательствование на заседаниях Секретариата ЦК КПСС, а так же рассмотрение материалов и подготовку вопросов к заседаниям».
Перемещение Козлова в ЦК, пусть и с повышением, поначалу устраивало Микояна, теперь он оставался единственным «настоящим» первым заместителем отца в правительстве. Правда, первым заместителем Председателя Совета Министров назначили еще и Косыгина, но Анастас Иванович не считал его ровней. Микоян предпочел бы, чтобы в ЦК оставался Кириченко, но и с Козловым он рассчитывал управиться. Не управился. Козлов Микояну оказался не по зубам.
«Вначале, когда мы работали в Совете Министров, Козлов старался заручиться моей поддержкой, дружить со мной, — пишет Микоян. — Вскоре… роль Козлова стала возрастать… Зная его, я представлял, насколько он опасен. Он мог попытаться действовать сталинскими приемами… и принес бы много бед в любом случае… Это Козлов помешал опубликованию материалов, доказывающих неправильность открытых процессов 1936–1938 годов, воспрепятствовал реабилитации Бухарина и других… Когда Игнатов перестал представлять опасность для Козлова, он стал бороться против меня. Я оставался последним, кто еще мог влиять на Хрущева».
Что думал Козлов о Микояне, мы не знаем: человек скрытный, он не оставил ни письменных, ни устных свидетельств.
Охота на кабана
В промежутке между современностью и историей, когда реальные события видятся уже не столь отчетливо, настоящих свидетелей почти не осталось, но еще многим кажется, что они тоже свидетели, появляется на свет немало исторических небылиц. Порой это выдумки, преследующие цель очернить или приукрасить политическую личность; иногда это просто выдумки ради выдумки, когда занимательные, когда не очень. В одной из книг очень плодовитого историка Николая Зеньковича я прочитал политически-охотничью байку, воспроизведенную со слов Шелепина, якобы (так пишет Зенькович) считавшего Козлова неумным, очень ограниченным человеком.
«Помню случай на охоте в Беловежской пуще, — передает Зенькович рассказ Шелепина. — Поставили нас по местам, и оказалось, что Козлов стоит на номере рядом с Хрущевым. Кабана, конечно, на них погнали. Выстрел — кабан лежит. Тут Фрол расхвастался: “Хорошего кабана я завалил”. “Нет, это я”, — возразил Хрущев. — “Нет, я”. Стали спорить, а Хрущев был самолюбив, упрям. Достает свои пули: “Вот мои пули, — вот его, режьте кабана!” Ну и оказалось, что пуля Хрущева. Тот приказал ее вымыть и с тех пор всегда носил с собой. На заседаниях вынет ее, играет ею, постукивает по столу. Фрол мертвел при виде пули. С тех пор и заболел. Вскоре после этого случая у Козлова произошел инсульт, после которого возвратиться к работе уже не смог. От бывшего здоровяка осталась тень. Хрущев, по-видимому, из гуманных соображений сохранил за Фролом Романовичем место члена Президиума ЦК КПСС».
У Шелепина, казалось бы, не было никакого резона не любить Хрущева, тот его постоянно продвигал. Но реальная жизнь не всегда подчиняется законам логики. Шелепин возненавидел отца за то, что на закате жизни был вынужден постоянно оправдывать свое предательство, активное участие в 1964 году в заговоре против Хрущева. Нередко пытаются найти самооправдание через очернение жертвы. Вот и выдумывал он всякие гаденькие «свидетельства». Зенькович,
партийный работник из Белоруссии времен Брежнева, отца не знал, лично к нему никаких чувств не питал и не питает, но ему полагалось не любить Хрущева по должности, осуждать его «волюнтаризм и субъективизм».Я бы не останавливался на этом незначительном эпизоде, если бы высосанная из пальца история с пулей и кабаном не напомнила мне реальное происшествие, имевшее место в Завидово.
В Беловежье отец действительно охотился, но только находясь в отпуске, и компанию ему составляли не москвичи, а местные руководители, из них мне запомнился только Мазуров. Иногда наезжали соседи-поляки Гомулка с Циранкевичем, реже — украинец Подгорный. Еще одно замечание. Я с отцом охотился регулярно, но ни Шелепина, ни Семичастного отец на охоту не приглашал.
Итак, Завидово, начало января 1960 года. Егеря, как обычно расставляют стрелков в цепь, загонщики рассыпаются с противоположной стороны лесной делянки, чтобы гнать на них зверя. Кириченко, тогда уже фактически отставлен от власти, но не от охоты. Егерь по привычке указал ему место слева от отца, дальше расположились Брежнев, Малиновский, Гречко, Чуйков, Козлов, Москаленко, Полянский. Все они — давнишние охотничьи компаньоны Никиты Сергеевича. Мне отвели позицию справа от отца. Убедившись, что на линии огня никого нет, старший егерь дал команду к началу загона. Портативные радиопереговорные устройства появились позже, охотничьего рога у него не имелось, и он мастерски дудел в ствол своего ружья. Вдали раздались крики, звуки горнов и трещоток.
Рассказывают массу баек о «царской охоте» советских руководителей, о прирученных косулях, заранее спрятанных в клетках кабанах, которых в нужный момент выпускали на охотников. Возможно, впоследствии так и происходило, но во времена Хрущева гнали дикого зверя, если он оказывался в избранном участке леса. Чаще не зверь не обнаруживался, и большинство загонов проходило впустую. Поднять за охотничий день одного-двух кабанов и пару зайцев считалось большой удачей.
В тот загон на отца выскочил кабан. Он бежал наискосок, в направлении Кириченко, подставляя отцу под пулю левый бок. Более удобную охотничью позицию трудно вообразить. Отец вскинул ружье, я тоже, но от меня зверь оказался слишком далеко. Отец прицелился и выстрелил жаканом, заряжаемой в гладкоствольное ружье свинцовой пулей. Кабан на мгновенье присел, стоявший рядом с отцом Литовченко, его телохранитель, вполголоса воскликнул: «Готов!» Но кабан не упал, а, шатаясь, продолжал бежать. И тут по нему выпалил Кириченко. Кабан свалился замертво.
— Мой! — раздался возглас Кириченко.
— Тише, — прошипел отец.
Больше в тот загон дичи не подняли. Когда все закончилось, охотники сгрудились у кабана.
— Мой, — настаивал Кириченко.
— Позвольте, — возразил отец, — я стрелял первым и точно попал. Вы же уже стреляли по практически убитому зверю.
— Но упал-то он после моего выстрела, — горячился Кириченко. — Вы, скорее всего, промазали.
Я уже рассказывал о «ноздревском» характере Кириченко — стремлении во что бы то ни стало объегорить партнера, неважно, будь то мена ружьями или шляпами, или спор из-за кабана. Отец стрелял отлично, гордился своей меткостью, и обидное слово «промазал» задело его за живое.
— Как это промазал? — возмутился отец. — Давайте назначим экспертизу.
«Судьей» выбрали маршала Гречко, он любил такие представления и охотно согласился. Отец шутливо запротестовал — сын Кириченко женат на дочери Гречко, они родственники, и объективности от Гречко не дождешься. Но маршал поклялся судить беспристрастно.
Еще несколько загонов прошло безрезультатно. Начало вечереть, и охотники направились в гостиницу, обедать. Егеря тем временем, в присутствии Гречко, снимали с кабана шкуру. В зверя попали две пули, но из туши достали только одну, другая прошла навылет. Судье предстояло определить, чья пуля оказалась смертельной. Отец стрелял в кабана сбоку, а Кириченко — почти в лоб. Боковой выстрел поразил кабана в ухо и вышел в глаз. В таких случаях смерть наступает практически мгновенно. Жакан не нашли. Лобовой жакан прошел между передних лопаток и, не задев сердца, застрял в теле. Выстрел тоже смертельный, но, после него кабан мог бы пробежать еще не один километр.