Никита Хрущев. Реформатор
Шрифт:
1 сентября мы уже в Загребе, в Хорватии, сначала в Рабочем университете, а потом на комбинате органической химии.
2 сентября отец возвращается в Белград, посещает там промышленную выставку на берегу реки Саввы, вечером — прощальный прием и на следующий день мы уже дома, в Москве.
Вся эта сверхнасыщенная программа дополнялась почти не прекращавшимися разговорами. Не переговорами, а именно разговорами с Тито, его заместителями Александром Ранковичем и Эдвардом Карделем, главой профсоюзов Светозаром Вукмановичем-Темпо, министром иностранных дел Коча Поповичем и другими. Отец их всех по отдельности расспрашивал о принципах и особенностях управления экономикой, они же в один голос нахваливали свою модель. Я, желая помочь отцу, при любом удобном случае, в основном на прогулках, когда мы с помощником югославского
«Отдыхом» отец остался доволен, одной загадкой стало меньше. Правда, желаемого ответа на вопрос, что же нам делать в собственной стране, он в Югославии не отыскал.
— Рабочие советы на предприятиях — инстанция совещательная, — делится он своими впечатлениями о поездке на заседании Президиума ЦК. — Практика похожа на нашу, но много бутафории. Отношение народа к нам хорошее.
— То же самое, что и у нас, только в другой цвет выкрашено, — отвечает он на мой вопрос во время вечерней прогулки.
Да, Рабочие советы, которые так распропагандировал в своих статьях молодой экономист Геннадий Лисичкин и ради которых отец и поехал в Югославию, его разочаровали. Больше он к ним не вернется, как и не станет прислушиваться к предложениям Лисичкина. Свои проблемы ему придется решать самому.
Туристы и ключ от границы
Рабочие советы на югославских предприятиях не оправдали ожиданий отца, а вот обилие западных туристов на пляжах Истрии, особенно немцев, отца просто потрясло. Тито объяснял просто: с границы они «замок» сняли, въезд-выезд упростили до простой формальности — вот и все хитрости.
— А шпионов вы не боитесь? — поинтересовался отец. Сталинская шпиономания твердо обосновалась в нашем сознании.
— Боимся, конечно, но шпионов мало, мы их ловим, а валюты туристы везут много, — улыбнулся Тито. — В результате страна остается в выигрыше.
Отец начал выспрашивать у Тито подробности. То, что Тито рассказал отцу, в наши «советские ворота» не лезло ни с какой стороны. Своих граждан они взаперти не держали: кто хотел, ехал на заработки в Германию, поработает там несколько лет, купит машину, накопит на дом и возвращается. Стране снова выгода, на немецкие марки они строят себе дома в Югославии, вкладывают деньги в югославскую экономику.
— И не бегут? — удивился отец.
— Кое-кто остается за границей навсегда, но мало, — ответил Тито. — Никто их там с распростертыми объятьями не ждет. Большинство возвращается, а о тех, кто не вернулся, мы не жалеем. К тому же, и они шлют деньги своим родным в Югославию, продолжают работать на нас.
Невиданная свобода передвижения произвела на отца огромное впечатление. Вот как случается: ехал за одним, а обрел совсем другое. Отец всерьез вознамерился внедрить югославский опыт в нашей стране, открыть границы, пусть кто хочет приезжает, кто хочет уезжает. Если такой режим приносит Югославии миллионы, то он окажется во сто крат более выгоден для нас. В Советском Союзе туристских красот побольше, чем в Югославии. И советские люди заслуживают доверия не меньше, чем югославы. Почему же мы держим их взаперти?
Собственно, подобные вопросы возникали у отца и раньше, но все притерпелись к существующей закрытости страны, казалось, так и надо. Поездка в Югославию вдруг высветила, что надо-то совсем не так. Отец решил действовать.
Много туристов — 700 тысяч иностранцев в год. Изучить опыт туризма (слово «туризм» подчеркнуто) в Югославии. Послать туда наших пограничников изучить пограничный режим. Через несколько лет, возможно, и нам можно будет открыть границу для свободного выезда из страны, — намечает программу действий на ближайшее будущее отец. Члены Президиума его поддерживают.
Но времени у отца уже не оставалось. До конца своего срока он открыть границу не успел, но хотя бы приоткрыл ее. В 1964 году по СССР путешествовало 1 миллион 33 тысячи иностранцев, кто организованно, а кто и сам по себе. Не так много по сравнению с Италией, Францией, Германией и даже Югославией, но, если вспомнить, что в 1955 году нашу страну посетило 92,5 тысячи человек,
главным образом из социалистических стран, то прогресс весьма заметный. Правда, если считать только западных визитеров, то цифры окажутся иными: в 1953 году СССР принял всего 43 иностранца, в 1956-м — около двух тысяч, в 1964-м — несколько больше — 20 тысяч. Но и тут тенденция роста налицо.Преемники отца, в сентябре 1963 года дружно проголосовавшие «за», в октябре 1964-го так же единодушно сочтут его намерения облегчить пограничный режим «волюнтаризмом». Границы откроются только в 1990-х годах.
Осудить или наградить?
21 августа 1963 годы в Ленинграде на Неву приземлился, вернее приводнился, пассажирский Ту-124, совершавший рейс из Таллина в Москву. На взлете, уже почти оторвавшись от полосы, самолет, видимо, задел передней стойкой шасси неизвестно откуда взявшийся камень. Самолет взлетел, но сесть нормально не мог. В таких случаях начинают летать, по кругу вырабатывать лишний керосин, опасный в случае аварийной посадки. И надо же такому случиться, что в аварийном самолете оказался неисправный топливомер. Он показывал 2,5 тонны горючего, когда в баках его уже почти не оставалось. Двигатели заглохли, самолет начал снижаться на оказавшийся под ним Ленинград.
С топливомерами такое случается. Через десятилетие, в середине 1970-х годов, по той же причине остался без горючего на своем вертолете американский пилот Гарри Пауэрс. 1 мая 1960 года он без царапин выбрался из своего У-2, сбитого советской ракетой над Челябинском, а тут погиб из-за ошибки топливомера во время рутинного полета над Лос-Анджелесом.
Пилотам Ту-124 повезло больше, вернее, они оказались лучше подготовленными, сделали нужный маневр, выбрали свободное пространство, в Ленинграде — это, естественно, Нева, и стали снижаться, а по сути, падать в скольжении. В Неву самолет плюхнулся сразу за Литейным мостом, чуть не наткнулся на буксир, волочивший за собой плот. Первый пилот, Виктор Мостовой, потянул ручку управления на себя, и не потерявший еще скорости самолет перепрыгнул через плот и опустился на воду. Он остановился, не доскользив пары десятков метров до бетонной опоры следующего моста. Капитан буксира, через который прыгнул Мостовой, отцепил плот, бросил трос в разбитое при маневрировании штурманское окно Ту-124 и причалил самолет к краю плота. Пассажиры вылезли на плот. Люди спаслись, а самолет затонул у самой кромки набережной.
Эффектное приземление самолета на Неву заснял оказавшийся там по совсем другому делу оператор Ленинградской киностудии Николай Виноградарский. Он снимал сюжет о строительстве железнодорожного моста, когда ему в видеоискатель попал глиссирующий и прыгающий по Неве Ту-124. Так эта фантастическая история получила визуальное подтверждение.
Происшествие закончилось счастливо для всех, кроме Мостового. Аэрофлот занялся «разбором полета», вину свалили на пилота. Но история получила резонанс. Узнав о такой вопиющей несправедливости, спасенные пассажиры в конце лета следующего, 1964 года, — дело тянулось достаточно долго, — написали письмо Хрущеву. Тот вызвал «на ковер» начальника Гражданского воздушного флота [88] маршала Евгения Логинова, и они «хорошо» поговорили. В результате экипаж самолета решили не наказывать, а наградить, Мостового представили к ордену Боевого Красного Знамени.
88
В августе 1964 года Главное управление гражданского воздушного флота преобразовали в Министерство гражданской авиации. Логинов стал в нем министром.
Но Мостовому не повезло, в октябре отца отправили на пенсию, и в Министерстве гражданской авиации «волюнтаристское» решение о награждении экипажа самолета Ту-124 «за проявленное геройство и находчивость» положили под сукно. Слава богу, что разбирательства их «дела» не возобновляли. Экипаж продолжал летать.
Происшествие с Ту-124 не единично. Не только в авиации, но и в армии, и на флоте за всякое упущение, не говоря уже об аварии, строго спрашивают с командира, не очень разбираясь, мог он повлиять на ход событий или нет. В этом есть своя суровая логика: на то он и поставлен, чтобы не допускать нештатных ситуаций.