Никита Хрущев. Реформатор

— Больше туда не езди. Не надо, — сказал в заключение отец.

Больше я с Кругловыми не общался.

13 марта 1954 года большое МВД разделили на просто МВД, призванное заниматься охраной общественного порядка, и Комитет государственной безопасности, председателем которого назначили генерала Серова. Министром просто МВД еще пару лет оставался Круглов. 31 января 1956 года отец заменит его на своего старого знакомого, в недавнем прошлом заместителя председателя Моссовета, Николая Павловича Дудорова. Круглова же переведут заместителем министра строительства электростанций, видимо, с учетом его опыта. До последнего времени электростанции, особенно ГЭС, строили руками заключенных.

Сменили и Генерального прокурора, 30 июня 1953 года им назначили близкого к отцу по Украине Романа Андреевича Руденко. Произошли и другие изменения в руководстве страны, свидетельствовавшие, что реальная власть теперь перешла в руки отца.

Одновременно занялись и личным наследием Берии. После ареста его сейф опечатали. Разобраться поручили доверенному помощнику Маленкова Дмитрию Николаевичу Суханову, одновременно исполнявшему обязанности зав. канцелярией Президиума ЦК КПСС и тогда еще заместителю министра внутренних дел Серову. Среди многого другого обнаружили заготовленные впрок папки «с провокационными и клеветническими данными на всех членов Президиума ЦК». Вряд ли в архиве Берии хранились какие-то страшные тайны, скорее всего, в папках «содержалась» смесь бытовых сплетен, записей подслушиваний и подглядываний. Тем не менее, посовещавшись, решили от греха подальше, чтобы ни сейчас, ни в будущем не сеять раздоры в руководстве, уничтожить их, не читая. В июле 1954 года бериевский архив сложили в одиннадцать мешков и сожгли, о чем составили соответствующий акт. При желании его можно отыскать в Кремлевском архиве. То, что бериевские папки никто не раскрывал, косвенно подтверждает и то, что слухов об их содержимом не возникало ни тогда, ни сейчас. Суханов дожил до ельцинских времен, охотно общался с историками и журналистами, комментировал события тех лет, но о папках Берии не проронил ни слова.

О других находках в кабинете и на квартире Берии Суханов докладывал Маленкову, тот пересказывал все отцу, а затем они вместе информировали остальных членов Президиума ЦК. Как выяснилось потом, Суханов некоторые «открытия» утаил. В частности, в одном из личных сейфов Берии он нашел кипы облигаций государственного займа — не того, на который ежегодно в обязательном порядке подписывали все взрослое население страны, а «золотого», трехпроцентного, чьи облигации свободно продавались и покупались, а три процента от вырученных сумм разыгрывались в виде призов, достигавших ста тысяч рублей. Немыслимо огромные деньги по тем временам. Суханов трехпроцентные облигации не внес в реестр изъятия, а потом и вовсе забрал домой. И надо же такому случиться, эти облигации оказались уворованными дважды. Трудно поверить, но Берия «заимствовал», по крайней мере часть из них, у своих коллег, его служба имела дубликаты ключей от всех правительственных сейфов, в частности от сейфа министра обороны Булганина. Преступление раскрылось случайно. Елена Михайловна, жена Булганина, женщина обстоятельная, до того как передать мужу на хранение в служебном сейфе купленные ею в сберкассе облигации, переписывала их номера. Так удобнее проверять выигрыши по публикуемой в газете таблице. Долгое время ей не везло, ничего ее облигации не выигрывали. И вот в начале 1956 года произошло невероятное событие: сверяясь с очередной таблицей выигрышей, Елена Михайловна обнаружила, что она выиграла, да не какие-то двести рублей, а сто тысяч. Даже для члена Президиума ЦК — сумма запредельная. Она немедленно позвонила мужу и попросила вечером принести пачку облигаций домой. Николай Александрович полез в сейф и не обнаружил никаких облигаций. Куда они делись, он понятия не имел, но облигации пропали из сейфа в кабинете самого главы правительства. (Булганина назначили Председателем Совета Министров СССР в начале 1955 года.) Он немедленно позвонил отцу, затем — в КГБ Серову, началось расследование. Номер злополучной облигации сообщили во все сберегательные кассы страны.

Через несколько дней после публикации таблицы выигрышей облигация объявилась в одной из сберкасс, и не где-нибудь в глубинке, а в центре Москвы, на улице Горького. Предъявившая ее женщина держалась спокойно, не обеспокоило ее и сообщение, что деньги она получит через три дня, — облигация должна пройти проверку. Так всегда поступают при крупных выигрышах. Оставалось ждать. Через три дня женщина пришла за выигрышем. Ее задержали, проверили документы и ахнули, она работала в ЦК КПСС, в канцелярии Президиума, правда на незначительной должности. На вопрос, откуда у нее облигация, женщина сказала, что получить выигрыш ее попросил бывший сослуживец, ему самому в сберкассу идти неудобно. Имя сослуживца она не скрывала: товарищ Суханов, помощник Маленкова, а до 1955 года еще и заведующий канцелярией Президиума ЦК. Понятно, что такой человек сам по сберкассам ходить не станет. Милиционеры всполошились и доложили на самый верх. Оттуда последовала команда действовать по закону. Суханова арестовали. Он не отпирался. Состоялся суд. Приговор: «Тюрьма». Отсидев часть срока, Суханов в конце пятидесятых освободился по амнистии. В последующие годы где-то как-то работал, а в перестройку, и особенно после нее, стал охотно давать интервью, многозначительно намекая, что пострадал от Хрущева, сидел, конечно не уточняя, за что.

Вслед за Берией арестовали и некоторых его особо доверенных и, как тогда считали, опасных сотрудников. В их число попал и Судоплатов, человек с репутацией мастера покушений и убийств. Арестовали его превентивно, доказать участие Судоплатова в подготовке физического устранения соперников-соратников Берии по советскому руководству следствие не сумело. Оно и не удивительно, подобного рода поручения, не доверяются бумаге, их отдают устно с глазу на глаз, и только когда придет время. Мы не знаем и никогда не узнаем, получал ли Судоплатов команды от Берии или не успел. Тем не менее, его осудили на пятнадцать лет. Судоплатов отсидел свое от звонка до звонка, а освободившись, написал интересные мемуары, где, естественно, излагает свою версию происходившего и, естественно, трактует прошлое в свою пользу.

Хлебные хлопоты

После смерти Сталина первейшей заботой отца стало сельское хозяйство, проблема, как накормить народ. Непомерные налоги на колхозы и индивидуальные подворья, неоправданно большие и одновременно почти бесплатные поставки государству (я уже писал о них), регламентирование всех и всяческих мелочей задавили колхозы и колхозников. Несмотря на оптимистическое заявление Маленкова ХIХ съезду партии в 1952 году, что зерновая проблема в стране решена (по его словам, зерна в том году произвели более 8 миллиардов пудов, но Маленков умолчал, что в плане стояло 9,2 миллиарда пудов, а статистический отчет зафиксировал валовой урожай в 5,6 миллиарда пудов), за хлебом, даже в Москве, с раннего утра выстраивались очереди. О российской глубинке и говорить нечего. Там в магазинах, кроме соли, спичек да, если повезет, водки вообще купить было нечего. Для страны, где голод обрушивался на ее граждан с завидной регулярностью, три-четыре раза в столетие, ситуация привычная. Вспомним страшный голод девяностых годов ХIХ столетия, еще при царе, голод двадцатых, тридцатых и сороковых годов, уже при советской власти.

Вся социально-политическая жизнь отца, начиная с секретарства в Петрово-Марьинском районе Донбасса в 1920-е годы до самых его последних дней пребывания у власти так или иначе вращалась вокруг проблемы продовольствия.

Согласно распределению обязанностей в новом, послесталинском Президиуме ЦК, отцу досталось сельское хозяйство. Собственно, для него качественно мало что изменилось, только увеличился груз проблем, давивший на плечи, теперь ему предстояло обеспечивать потребности необъятной страны, а не изолированной Московской области или Украины.

Чтобы разрядить обстановку, на первых порах пришлось позаимствовать 6,2 миллиона тонн зерна из неприкосновенного запаса. Иначе в стране мог начаться форменный голод.

Тут возникает неувязка в цифрах: по одним отчетам, государственный резерв зерна сократился на 5,7 миллионов тонн, а по другим — потребление зерна в стране превысило производство на 6,2 миллиона тонн: заготовили 31,1 миллион тонн, а израсходовали 37,3. На 1 июля 1953 года госрезерв составлял 17,8 миллионов тонн, а на 1 июля 1954 года — 13,1, то есть из него изъяли 5,7 миллионов тонн.

Откуда появились дополнительные полмиллиона тонн? Ответ в несовпадении методик подсчета госрезервом закупок и потребления зерна. Закупки зерна и урожай считают по осени. Часть этого зерна той же осенью поступает в госрезерв, но в отчете проставляется его наличие на 1 июля следующего, в нашем случае — 1954 года. Скорее всего, недостающие полмиллиона тонн позаимствовали из резерва и израсходовали до 1 июля 1954 года и в госрезерве не учли.

Испокон века бытует мнение, что статистика, особенно официальная, наука темная. «Ложь, большая ложь и затем статистика», — мрачно пошутил в 1852 году, отчаявшийся разобраться в сонмище цифр только что назначенный министром финансов Британской империи Бенжамин Дизраэли. С тех пор уже более полутора веков его афоризм к месту и не к месту повторяют все кому не лень. К статистическим данным сложилось предубеждение, а уж к советским — особое. Считается, что все они действительности не соответствуют и верить им нельзя.

Попытаемся разобраться, сравним отчет статистиков с абсолютно секретными данными из Особой папки Президиума ЦК. В ежегодно публиковавшихся статистических сборниках приводятся следующие цифры: в 1940 году валовой сбор зерна — 95,6 миллионов тонн, заготовки 36,4 миллиона тонн, в 1945-м соответственно — 47,3 и 20,0 миллионов тонн, в 1946-м — 39,6 и 17,5 миллионов тонн, 1950-м — 81,2 и 32,3 миллиона тонн, в 1953-м — 82,5 и 31,1 миллионов тонн.

А вот цифры заготовок зерна из строго секретных отчетов руководству страны: 1940 год — 36,4 миллиона тонн, 1945 год — 20,0 миллиона тонн, 1946-й — 17,5 миллиона тонн, 1950-й — 32,3 миллиона тонн и 1953-й — 31,1 миллиона тонн. Они один в один совпадают с публикациями ЦСУ СССР. Следовательно, мы можем доверять последним настолько, насколько можно вообще чему-либо верить.

Взятое в 1953 году из резерва зерно обеспечивало краткую передышку, в течение которой новому руководству предстояло решить, как жить дальше. Для этого отец предложил собрать специальный Пленум ЦК по сельскому хозяйству. Пленум наметили на май. К своему первому в новом качестве докладу отец готовился с присущей ему обстоятельностью. Предварительных заготовок, написанных помощниками-речеписцами (спичрайтерами), он не признавал.

Существуют разные методы работы политических лидеров над выступлениями: одни берут за основу кем-то написанную заготовку, иные поступают по-другому.