Никогда не было, но вот опять. Попал 3

С этими словами Жернаков покинул «кабинет для деловых встреч». После ухода сыщика Хрунов еще некоторое время смотрел на дверь. Потом налил себе и Голубцову коньяка выпил и, закусывая, спросил:

— Ты чего на легавого накинулся? Совсем страх потерял?

— Так он же ничего не сделал, чтобы деньги сыскать.

— А вот тут ты Ефим не прав. По-моему, он только тем в Барнауле и занимался, что деньги украденные разыскивал. И очень сильно на тебя рассердился, когда понял, что ты по глупости все концы обрубил, попытавшись разобраться с Сычом. Неужто, ты и вправду думал, что, найдя денежки, он их нам отдаст?

Голубцов пожал плечами и, взяв рюмку, выпил. Наблюдавший за ним Фрол Никитич вдруг засмеялся и заявил:

— Вижу, что надеялся. И совершенно зря. Мнится мне, что он и за дело-то взялся, чтобы наши денежки найти и прикарманить, но не вышло. А тут ты с претензиями, вот он и разозлился. Теперь ходи да оглядывайся.

— Тебе хорошо говорить у тебя денег курам не поклевать, а мне за всё платить придется.

— Вот оно что! Ладно, черт с тобой. Считай, что долг за тебя легавый отработал, понятно теперь, что отсюда ниточка тянется. Этот Драный, кто он такой?

— Помнишь Парамона Сивцова? Драный у него на подхвате был. Мы его тогда не смогли разыскать, ну и плюнули, невелика птица. Два года его было не видно, не слышно и надо же объявился.

— Что ж ты мне, тогда говорил, что с Сивцовым вопрос решен? — недобро прищурился Фрол.

— Так оно и есть. А Драный это так — мелочь, видимо пристал к кому-то, вот и шестерит.

— Ладно. Разузнай тогда, с кем тот Драный теперь хороводится. Про сбежавшего Гребня и его дружков среди бывших сидельцев поспрашивай, вдруг кто-то знает, куда они могли скрыться. С Сорокопудом, боровом жирным, разберись окончательно. Устрой ему несчастный случай.

— А с этим кержаком, что делать?

— Пока ничего. Сначала разобраться надо, что за гусь и кто за ним стоит. Старообрядцы народ серьезный и главное деньги приличные у них имеются. Если с нашими вражинами стакнутся, нам кисло будет. Я на днях уеду, но перед отъездом поговорю кой с кем, может, что и разузнаю, но и ты не спи, подпинывай своих, а то разжирели, мышей не ловят.

Голубцов хмуро кивнул:

— Понял, сделаю.

— Ну, раз понял, то иди, работай.

Вечером, сидя за столом и догоняясь водочкой, Ефим Голубцов в который раз прокручивал в голове рассказ Жернакова, о барнаульских делах. В отличии от Фрола он не поверил, что Сорокопуд причастен к его ограблению. Конечно, в свое время Фрол перехватил у Сивкова пару золотоносных участков и тот этого не забыл. Но кто Сорокопуд, и кто Хрунов? К тому же с тех пор прошло более четырех лет. И потом, Голубцов за это время, в тайне от хозяина, переправил через Сорокопуда в Китай больше пяти фунтов золота. Конечно не сам связывался с ним. Покойник Устин Коноваленко возил золотишко. Да и нету у Сорокопуда людей способных на столь дерзкое ограбление. Так — шваль мелкая. Выполнять приказ Хрунова насчет Сорокопуда он не собирался. Если тот спросит, то он выложит весь расклад по Сивкову.

А в общем, Голубцову не нравились изменения, которые в последнее время произошли в характере Фрола. Тот всё больше и больше стал походить на купцов — скоробогачей, которым их богатство в голову ударило, и они чудили не по-детски, не зная, что с тем богатством делать. Голубцов знавал таких и все они плохо кончили. Кто разорился, кого в желтый дом родственники свезли, а один так сам застрелился, а может и не сам, помогли болезному.

Вот и Фрол Никитич пустился по этой проторенной дорожке. Один дворец, что тот затеял строить посерёд тайги, чего стоит. Так он еще и визитки себе золотые завёл. Раздает их направо и налево. А что он творит в столицах? Или вот, легавому десять тысяч отвалил и не поморщился. Нет, конечно Жернаков кое-что в Барнауле накопал, но за такие деньги мог бы и разыскать варнаков, что его, Голубцова, обнесли. Хотя, пожалуй, прав Фрол насчет легавого, если и нашел денежки Жернаков, то наверняка себе присвоил. Ефим со злостью ударил кулаком по столу и боль, от ушибленной руки, несколько отрезвила его.

Ладно, с Жернаковым ему не тягаться, мало того, что тот сам по себе мужик крутой, так за ним ещё закон и немаленький казачий клан его родни. А вот к этому кержаку Щербакову стоит присмотреться внимательно. Тем более он вон как с Рябым связан. Голубцов давно хотел на Рябого выйти, минуя Голована. Уж больно тот хитёр и жаден. Даже удалось через верного человека завербовать одного из бандитов. Но тот так и не появился в условленное время, видимо в тайге сгинул и, судя по всему, там же и вся банда осталась.

А что если Рябой на этого кержака нарвался, и тот его, перед тем как кончить, поспрашивал?! Рябой и выложил всё. Трудно чего либо утаить, если тебя правильно спрашивать будут. Похоже, неспроста этот кержак в Барнаул приезжал и Голован может не сам помер, помогли варнаку. А это означает, что и про него, Голубцова, может быть тому кержаку известно. Внезапно вспомнились слова Устина, который будто бы слышал, как один из грабителей говорил, что надо жирному кишки выпустить. Если Устин не врал, а он точно не врал, кишки выпустить хотели ему, Ефиму Голубцову.

От этого предположения в животе его похолодало. Пришлось срочно выпить, а потом еще. Наконец, пробормотав: «Посмотрим кто кому кишки выпустит», Ефим, не раздеваясь, завалился спать. Под утро приснился ему сон. Молодой парень в шляпе и с тросточкой преследовал его и норовил ударить той тросточкой ему по голове. А он бежал и никак не мог убежать.

Проснувшись утром, Ефим долго лежал на кровати, не в силах встать. Голова раскалывалась, во рту сухость, но встать не было сил. Встал, когда уже не было сил терпеть. Посетил сортир, выпил воды. Помотался туда-сюда по комнате, решив наконец, что хватит болеть с похмелья, налил полную рюмку водки и преодолевая себя, выпил. Дождался, когда выпитое приживётся в желудке и в голове прекратится звон, крикнул:

— Палашка!

Дверь комнаты приоткрылась и показалось толстое рябое лицо Палашки, что была у него за кухарку и уборщицу.

— Чего тебе Ефимушка.

— Пожрать дай!

— Так все уже на столе. Иди в столовую.

После завтрака он сидел за столом и вертя в руках пустую рюмку раздумывал, намечая план действий на ближайшее время. Первое, что надо было сделать, это разыскать подельников Сыча. Была пара тройка, бывших каторжников, которые возможно знали, где этот Гребень со своими подельниками залёг. Найти и поспрашивать насчет денег.

Кроме этого нужно и здесь в Томске пошерстить, кто же всё таки воду мутит. Вроде всех уже прижали, но видно не до конца. И в третьих, беспокоил невесть откуда взявшийся кержак. Совершенно непонятно как к нему подобраться, кого послать в Барнаул и в эту как её…, ага Сосновку. Вспомнил название села Голубцов. Ладно, в Барнаул можно Шалого с Васютой послать, пусть там поспрашивают. Васюта из Барнаула родом, знакомцев там у него много, а Шалый присмотрит за ним. А вот кого в Сосновку эту гребаную послать? В деревне ведь любой чужак как прыщ на носу, сразу всем виден. Ничего по деревне не придумав, решил пока заняться текущими делами.

Глава 8

Я с друзьями стоял на заснеженном склоне Марьиной горки и смотрел, как метрах в пяти над нами Архипка учится управлять парапланом. Погода — прелесть. Морозец не более трёх градусов, но это по ощущению, термометра-то у нас нет. Солнце светит, небольшой ветерок создал восходящий поток и поднял красный шелковый купол в воздух, а с ним вместе и нашего будущего летчика. Чтобы он не улетел слишком далеко, мы придерживаем нашего парапланериста за веревку, привязанную к некому подобию кресла, изготовленного из кожи.