Никогда не сдаваться! Лучшие речи Черчилля

На маневрах регулярной армии многие стратегически важные виды современных вооружений приходится заменять кружочками и флажками. Когда вспоминаешь о том, насколько малы наши сухопутные войска – всего несколько сотен тысяч человек, – кажется невероятным, что активно функционирующая промышленность Британии при правильном подходе к делу не сможет снабдить их в соответствии с их скромными потребностями. Даже в Италии, где промышленность на порядок хуже нашей, а материальное благосостояние и финансовые ресурсы несопоставимо скромнее наших, правящий там ныне диктатор может похвастаться тем, что у него достаточно штыков и амуниции, чтобы обеспечить ими 8 миллионов человек. Из недоверия к диктатору вы, конечно, можете разделить эту цифру пополам, однако суть от этого не изменится.

В нашей армии ощущается недостаток практически всех видов вооружений, которые необходимы для ведения боевых действий в современных условиях. Где противотанковые орудия? Где радиостанции малого радиуса действия? Где полевые зенитные орудия для борьбы с низколетящими бронированными самолетами? Мы хотим знать, как так получилось, что наша страна, в которой столько автомобилистов и мотоциклистов, не способна сформировать сильные механизированные соединения в составе как регулярной, так и территориальной армии. Наверняка в эпоху, когда британская молодежь испытывает огромный интерес к новым видам транспорта, когда верховая езда уходит в прошлое вместе с традициями рыцарства, у нас есть возможность создать армию необходимой численности, снабдить ее всем, чем нужно, и механизировать ее настолько, насколько это реально.

Возьмем, к примеру, бронетанковые войска. Танк – британское изобретение, которое произвело подлинную революцию в современном военном деле. Показательно, что идея его создания пришла в голову именно британцам, однако для того, чтобы убедить военное министерство в перспективности этого вида боевой техники, понадобилось немало сил. И надо сказать, что до сих пор ничего не изменилось – на нынешнем этапе продвижение любой новой идеи по-прежнему требует невероятного упорства. Я знаю, о чем говорю. В ходе минувшей войны Британия была практически единственной страной, применявшей танки в ходе боевых действий. Разумеется, мы лидировали в этой области и после завершения войны еще в течение нескольких лет удерживали свои ведущие позиции в танкостроении. Весь мир равнялся на Англию. Но теперь это в прошлом. За «годы, которые пожрала саранча» не было сделано ничего для обеспечения бронетанковых войск новой техникой. Наш основной средний танк, который в свое время считался лучшим в мире, уже давно и безнадежно устарел. Не только по численности – по этому показателю мы никогда не пытались соревноваться с другими странами, – но и по качеству нынешнее британское оружие проигрывает германскому, русскому, итальянскому и американскому. Если не брать в расчет очень маленькие оборонные предприятия, продолжавшие работать и в мирное время, все остальные наши заводы по производству снарядов и орудий сейчас находятся едва ли не на стадии строительства. Пройдет немало времени, прежде чем они начнут бесперебойные поставки военного снаряжения хотя бы для той небольшой армии, которой мы располагаем. И при этом нас все равно убеждают в том, что у нас нет потребности в создании министерства снабжения и что в мире не происходит ничего чрезвычайного, что могло бы заставить нас изменить привычный порядок вещей. Если мы продолжим в том же духе (а я не знаю, что могло бы заставить нас свернуть с этого пути), однажды нам придется дорого за это заплатить, и те, кто берет на себя всю ответственность за происходящее, либо действительно не робкого десятка, либо просто не способны предвидеть возможные последствия.

Теперь я подхожу к самому важному вопросу – вопросу об авиации. Буквально во вторник вечером первый лорд адмиралтейства [сэр Сэмюэль Хор] заверил в том, что утверждение об «огромном отставании» от плана реализации нашей программы модернизации ВВС не имеет под собой никаких оснований. В то же время из его слов явно следует, что мы все-таки отстаем от этого плана. Получается, вопрос лишь в том, что кажется первому лорду «огромным», а что нет? Кроме того, он говорил о программе по увеличению численности боевых единиц ВВС, назвав темпы ее реализации «не такими уж неудовлетворительными». Тут опять же, по-видимому, все зависит от того, что считать «удовлетворительным». Вообще, надо сказать, представления первого лорда в этом плане весьма изменчивы. 11 сентября в речи, посвященной Лиге Наций, он называл одни цифры, а в соглашении Хора – Лаваля явно подразумеваются совсем другие.

В августе некоторые из нас отправились в составе делегации к премьер-министру, чтобы выразить обеспокоенность по поводу состояния национальной системы обороны и сделать ряд заявлений, которые мы бы не хотели сейчас предавать публичной огласке. Лично я сделал доклад о состоянии ВВС, подготовкой которого я до этого занимался в течение нескольких недель и на чтение которого у меня, следует признать, ушел целый час. Мой достопочтенный друг премьер-министр по обыкновению терпеливо выслушал меня. Думаю, я уже не раз отмечал его способность слушать других людей, на что он неоднократно с иронией отвечал, что научился этому в те времена, когда мы были коллегами по кабинету. Как бы там ни было, премьер-министр действительно отнесся к моему докладу с должным вниманием, а это всегда дорогого стоит. За три месяца, что прошли с того момента, я перепроверил актуальность изложенных в докладе фактов, и, если бы сейчас меня не слушали представители других государств или если бы наше заседание было закрытым, я бы мог повторить свой доклад здесь. Мне кажется, что в этом случае, поверив хотя бы в половину сказанного мной, члены палаты обязательно пришли бы к выводу об исключительной серьезности сложившейся ситуации, а также, как это ни печально признавать, о том, что нынешнее положение дел дает почву для некоторых подозрений в неумелом управлении военным ведомством. Я не собираюсь вдаваться в подробности. В этих стенах я вообще предпочитаю по возможности избегать высказываний на темы, с которыми чиновники иностранных государств, возможно, еще не знакомы; но я не могу не отметить один важный пассаж в выступлении министра по координации обороны, который прозвучал во вторник [10 ноября 1936 года]. Он сказал: «Каждому, кто связан с ВВС, знакомы процессы формирования эскадрилий, создания новых учебных подразделений и недоукомплектованных частей. На территории нашей страны в настоящее время находятся 80 эскадрилий, из них 16 вспомогательных, но эта статистика не учитывает соединений морской авиации и, разумеется, эскадрилий, дислоцированных за рубежом».

На основе этого показателя и с учетом оговорок, которые ему предшествовали, члены палаты, а также представители иностранных государств могут с достаточно высокой степенью точности оценить темпы роста численности наших ВВС. Поэтому я считаю возможным высказаться по этому поводу.

Парламенту обещали, что к 31 марта 1937 года у нас будет 71 новая эскадрилья, то есть общее число эскадрилий в составе территориальных войск должно достигнуть 124. Считалось, что это тот минимум, который позволит нам чувствовать себя в безопасности. В конце прошлого финансового года у нас было 53 эскадрильи, включая вспомогательные. Таким образом, за 32 недели, прошедшие с начала финансового года, мы сформировали 28 новых эскадрилий, то есть в среднем менее одной эскадрильи в неделю. Чтобы добиться обещанного парламентариям показателя и обеспечить выполнение программы, которая была утверждена как минимальная, нам нужно за оставшиеся 20 недель сформировать еще 43 эскадрильи, то есть более двух эскадрилий в неделю. К концу марта темпы ввода в строй новых эскадрилий должны почти в три раза превысить нынешние. Я не предлагаю сейчас анализировать состав имеющихся у нас 80 эскадрилий, хотя не могу не напомнить о том, что в речи министра прозвучало выражение «недоукомплектованные части», которое поневоле настораживает, пусть даже оно и относится лишь к некоторым из новых соединений. Допустим даже, что в каждой из этих 80 эскадрилий в среднем по 12 самолетов, оснащенных соответствующим вооружением. С учетом всех оговорок на основе приблизительных расчетов мы все равно имеем лишь 960 боевых самолетов в составе территориальной армии.

Каков аналогичный показатель у Германии? Я не собираюсь заниматься сложными вычислениями и определять максимальное количество немецких крылатых машин, я лишь возьму на себя смелость назвать минимальную цифру. Совершенно точно известно, что у немцев не менее полутора тысяч боевых самолетов, объединенных в не менее чем 130 или 140 эскадрилий, включая вспомогательные соединения. Необходимо также помнить, что в составе германских эскадрилий нет техники, которая была бы сконструирована или произведена более трех лет назад. Кроме того, нельзя забывать, что Германия уделяет особое внимание бомбардировщикам дальнего радиуса действия и что достигнутый ею перевес по этому показателю очень значим с точки зрения баланса военной силы.

Правительство клялось нам, что будет поддерживать паритет с Германией по показателю численности самолетов, имея в виду авиацию в составе территориальной армии. В настоящее время, даже если брать в расчет самые оптимистичные для нас показатели, численность наших ВВС, судя по статистике, представленной министром по координации обороны, недотягивает и до двух третей численности германской авиации, причем, разумеется, никто не гарантирует нам полную осведомленность о степени критичности реальных обстоятельств. Как же тогда первый лорд адмиралтейства [сэр Сэмюэль Хор] смеет настаивать на своем и делать подобные выводы: «В целом наш прогноз относительно численности ВВС других стран оказался верным; с другой стороны, наши оценки численности собственных сил также оказались точными. Я уполномочен заявить, что положение дел вполне удовлетворительно»?

У меня это просто в голове не укладывается. Вероятно, премьер-министр разъяснит нам ситуацию. Я считаю нужным напомнить палате, что я не раскрыл никаких государственных тайн, которые могли бы снизить обороноспособность нашей страны, и не сообщил никаких новых фактов относительно состояния нашей авиации, которые нельзя было бы извлечь из представленной министром статистики и опубликованных официальных данных.

Как нам быть? Мне известен только один способ сдвинуть это дело с мертвой точки. Палата должна потребовать провести парламентское расследование. Нам следует отобрать шесть, семь или восемь независимых парламентариев – ответственных, опытных, рассудительных людей, представляющих разные партии и более или менее разбирающихся в вопросах такого рода. Мы поручим им опросить министров и добиться от них правдивых ответов на ряд серьезных вопросов, чтобы затем представить палате краткий отчет либо с подтверждением заверений правительства, либо с предложениями по устранению имеющихся недочетов. Я думаю, что в подобных обстоятельствах так поступил бы любой парламент, достойный называться таковым. Парламенты прошлых дней, те, которым наша страна обязана своим величием, не стали бы сомневаться в справедливости подобного решения. Их члены обязательно поняли бы, что они не смогут выполнить свой долг перед избирателями, если не убедятся в эффективном обеспечении безопасности страны. Например, французский парламент благодаря работе своих комитетов глубоко и всесторонне осведомлен о состоянии системы национальной обороны, и при этом мне неизвестны случаи разглашения французскими парламентариями значимой секретной информации. Нет никаких оснований опасаться, что наши государственные тайны будут разглашены. Именно благодаря тому, что большинство членов французского парламента так или иначе интересуются вопросами укрепления национальной безопасности, шесть лет назад французское правительство было вынуждено выделить свыше 60 миллионов фунтов стерлингов на постройку линии Мажино, несмотря на заверения нашего правительства в том, что все войны окончены и что Франция не должна отставать от Британии по темпам разоружения. Я надеюсь, что хотя бы сейчас члены палаты общин оставят в стороне соображения партийной дисциплины и настоят на требовании предоставить им информацию о текущем положении в той области, от которой зависит наша свобода и наша жизнь. Я думаю, что правительство, и прежде всего премьер-министр, на чьих плечах лежит столь тяжкое бремя ответственности, должно с пониманием отнестись к такому предложению.

В прошлом мы с явным пренебрежением относились к самым очевидным признакам надвигающейся опасности и поэтому теперь оказались в ситуации, когда над Британией нависла реальная угроза, страшнее которой не было со времен кампании по уничтожению германского подводного флота. Можно даже сказать, что на самом деле нынешняя ситуация гораздо серьезнее, поскольку тогда мы хотя бы располагали средствами, которые позволили нам обеспечить собственную безопасность и одержать победу. Сейчас мы далеко не так уверены в себе. Эра промедления, полумер, успокаивающих и сбивающих с толку уловок и бесконечных проволочек подошла к концу. Пробил час расплаты. Наступил момент, когда, судя по отчетам министерств, даже самые масштабные подготовительные мероприятия уже вряд ли помогут Британии, потому что за год-полтора мы не успеем наверстать упущенное и существенно усилить фактическую боеспособность нашей армии. Зато Германия за этот период вполне сможет достичь кульминационной точки в своих колоссальных военных приготовлениях и будет вынуждена по финансово-экономическим соображениям либо задуматься о резком снижении темпов милитаризации, либо, возможно, попытаться найти другой выход из трудной ситуации. Именно это прискорбное стечение обстоятельств, судя по всему, и представляет наибольшую угрозу для Европы и является основным поводом для беспокойства. Нам придется пережить этот период – ничего не поделаешь. Конечно, если мы сможем сократить продолжительность кризиса хотя бы на несколько месяцев, если мы сумеем приблизить тот момент, когда британские ВВС начнут играть роль дополнительного сдерживающего фактора для германской армии, которая по численности в ближайшем будущем превзойдет французскую, тогда мы сможем стать подлинными миротворцами и наверняка убережем планету от войны.

Я должен признать, что в ходе этих дебатов меня, человека с большим опытом парламентской работы, поразили две вещи. Во-первых, я ошеломлен той стремительностью, с которой за последние несколько лет возникли новые угрозы для нашей национальной безопасности, полностью изменив наше геополитическое положение и ситуацию в мире в целом. Во-вторых, меня удручила неспособность палаты общин адекватно реагировать на эти угрозы. Честно признаться, такого я совсем не ожидал. Я никогда бы не поверил, что мы допустим, чтобы наше положение продолжало неуклонно ухудшаться месяц за месяцем, год за годом. Я и представить не мог, что даже признание правительством собственных ошибок не побудит парламент активизироваться и предпринять чрезвычайные меры. Поэтому сейчас я заявляю, что, если палата срочно не примет решение разобраться в сложившейся ситуации, тем самым она уклонится от исполнения своего прямого долга, то есть поступит так, как не поступала никогда за всю свою многовековую историю.