Никогда не спорь с судьбой

Но если рядом кто-то был, он преображался. Общался со мной совершенно спокойно и даже, кажется, с удовольствием. Он мог вступить в общий разговор, или поговорить только со мной, на любую тему, его интересовало моё мнение, он выслушивал любые мои рассуждения не перебивая, отвечал на любые мои вопросы. По моей просьбе часто играл для меня на рояле. Словом, у меня были все основания предполагать, что моё общество доставляет ему удовольствие.

Но стоило нам остаться наедине – всё менялось. Эдвард тут же, скомкав любой разговор, удирал – иначе и не назовёшь. У него сразу находилось какое-нибудь важное дело. Создавалось впечатление, что он заранее заготавливал пути отступления, ведь, несмотря на внезапность, все его отговорки были очень продуманы и логичны. Интересно, он опасался, что если мы останемся наедине, то я снова запрыгну на него с поцелуями? Или боялся наброситься на меня сам?

Тем не менее, Эдвард продолжал приходить ко мне вечером, но лишь тогда, когда я уже засыпала. Мне никогда не удавалось дождаться его прихода – потому что он сам дожидался того момента, когда я засну. Но иногда мне везло – я просыпалась, когда он ложился, или ночью, когда уже лежал рядом со мной. Тогда он гладил меня по головке, как маленькую, и намурлыкивал какую-то протяжную мелодию, моментально меня усыплявшую. В любом случае, спала я в момент его появления или нет, я всё равно переползала с подушки ему на грудь, обхватывала его руками и вцеплялась ему в одежду. Я знала это абсолютно точно, потому что именно в такой позе просыпалась теперь по утрам. И только для того, чтобы увидеть, как он тут же исчезает.

Я понемногу переставала быть сенсацией, становясь просто членом семьи. Немного удивляла лёгкость, с которой я влилась в клан Калленов, но может, дело в том, что я не знала своей настоящей семьи? Мне не с чем было сравнивать, не о ком скучать. Я начала жизнь с чистого листа, правда, имея за спиной богатый опыт знаний и умений, время от времени выныривавших на свет божий и регулярно удивлявших и меня, и мою новую семью. Впрочем, постепенно все привыкли и ничему уже особо не удивлялись, принимая мою одарённость как факт. Может, дело было в том, что и сами они были весьма нестандартной семейкой, обладающей не только способностями, которые повергли бы в шок любого человека, хотя для вампиров это было обычным делом, но и многими невероятными и уникальными талантами, такими, как телепатия или ясновидение. Так что я вполне легко вписалась в эту сверходарённую семейку.

Первые дни меня старались не оставлять одну. Кто-нибудь всегда был рядом, конечно не обязательно в одной со мной комнате, но хотя бы просто в доме. Чаще всего это была Эсми, она вообще была домоседка, покидала жилище Калленов только чтобы съездить в магазин или на охоту. В этом случае со мной оставалась Элис, и Джаспер, конечно. Я вообще не заметила, чтобы они куда-то уходили или уезжали по очереди. Большую часть времени они были неразлучны, как впрочем, и остальные пары – работа Карлайла не в счёт. Я всегда с удовольствием наблюдала, как они все ведут себя в присутствии своей половины. Эти взгляды, эти случайные прикосновения, жесты, поза – всё говорило об истинном чувстве, когда ты счастлив только тогда, когда тот, кого ты любишь – рядом. Как же мне хотелось, чтобы и Эдвард мог вот так же, совершенно свободно, сев рядом, взять меня за руку, или приобнять, или просто прикоснуться, проходя мимо. Это же так естественно! Но, к сожалению, в ближайшее время я этого вряд ли дождусь. Мне оставалось довольствоваться редкими ночными минутами, а скорее секундами близости, и я запоминала, а позже прокручивала в голове и смаковала каждую.

Окончательно не прийти в отчаяние мне помогали только взгляды Эдварда, которые я иногда ловила на себе. Не напрямую, о нет! Для этого он был слишком осторожен. Но, при желании, в доме легко найти отражающую поверхность, в которую можно видеть то, что скрыто от прямого взгляда. И это лишний раз убеждало меня, что наше влечение взаимно, но он не позволяет себе не только поддаться ему, но и вообще, хоть как-то его проявить. Что ж, мы хотя бы общались, и подолгу. При этом я могла смотреть в его прекрасные глаза, чаще янтарные, но постепенно меняющие цвет на чёрный, слушать его завораживающий голос, чувствовать его ни с чем не сравнимый запах, и ждать, ждать, ждать. Вырасту же я когда-нибудь, в конце-то концов!

Мои способности выныривали случайно, когда никто этого не ждал. Например, спустя пару дней после соревнования, я зашла в кабинет Карлайла, чтобы взять какую-нибудь книгу почитать. Он уже давно предложил мне свободно пользоваться его библиотекой, а в этот момент все разошлись по своим делам кто куда, и я хотела заполнить свободное время. Мой взгляд зацепился за собрание сочинений Дюма в красивых старинных обложках. Скользя взглядом по корешкам, я понимала, что знаю содержание этих книг. И знаю, чем они закончатся. Как правило – ничем хорошим. Но тут мой взгляд зацепился за одно из названий. «Асканио». О, а вот здесь конец счастливый! У Дюма это такая редкость. Мне захотелось перечитать эту книгу. Осторожно вынув томик с полки, я вышла в гостиную и, устроившись в кресле у окна, погрузилась в чтение. В гостиной находилась Эсми, что-то рисовавшая в большом альбоме, и Джаспер, сидящий за компьютером. Мы тихо занимались каждый своим делом, совершенно не мешая друг другу.

Спустя какое-то время, в комнату вошёл Карлайл. Внимательно посмотрев на меня, он поинтересовался, нравится ли мне книга? Я ответила, что да, и мы обменялись мнениями о сюжете. И тут Эсми, всё это время недоумённо следившая за нашей беседой, спросила:

– Карлайл, почему ты заговорил с Энжи по-французски?

– Потому, что она читает Дюма в подлиннике.

Я опустила глаза на страницу. Действительно, теперь, когда Карлайл об этом сказал, я видела это совершенно ясно. Но насколько же хорошо я знаю французский язык, если не только не заметила, что читаю на нём, но и машинально отвечала Карлайлу на этом же языке?

– Ты что, действительно этого даже не заметила? – это уже вступил в разговор Джаспер, так же наблюдавший за нами всё это время.

– Нет, пока Карлайл не сказал, вообще не обращала внимание.

– И когда брала книгу – тоже? – продолжал он допытываться.

– Тоже. Просто вошла, увидела знакомого автора и взяла ту книгу, где никто не умирает в конце, вот и всё. На язык даже внимания не обратила.

– Джаспер, прекрати! Энжи не подопытный кролик, чтобы над ней эксперименты проводить! – почему-то возмутилась Эсми. Я не совсем поняла, за что она рассердилась на Джаспера? Он же спокойно пожал плечами.

– Зато теперь мы выяснили, что и испанским языком она владеет так же свободно. По крайней мере, говорит на нём без акцента.

Опаньки! Я что, снова не заметила, что говорю на иностранном языке? Просто отреагировала на обращённый ко мне вопрос и ответила на том же языке, на котором он был задан? Впрочем, ничего особенного в этом нет. Возможно, я выучила эти языки в детстве, и они стали для меня равноценными родному. Да мало ли, кто знает несколько языков? Наоборот, было бы странно, если бы я, с моим-то невероятным, по утверждению Карлайла интеллектом, не выучила бы в совершенстве парочку.

– По крайней мере, по испанскому её подтягивать к школе точно не придётся, – усмехнулся Джаспер.

Кстати, о школе. Хотя моё видение о том, что я всё же пойду в школу вместе с младшими Калленами, никто не подверг сомнению, но мне объяснили, что видения Элис – а значит, и мои, раз уж я дублирую её дар, – субъективны, и могут меняться в зависимости от обстоятельств и принятых решений. И если на тот момент были все предпосылки к тому, что я задержусь в этой семье надолго, то всё в любой момент может измениться, стоит моим родственникам найтись и забрать меня домой. Я не стала никому объяснять, что вне зависимости от того, кто и куда попытается меня забрать, этот дом, а точнее Эдварда, я не покину никогда. Даже если они сами меня выгонят – буду жить в лесу, в шалаше, ловить себе оленей на ужин, пить воду из реки, но не оставлю Эдварда одного. Быть рядом с ним, беречь и защищать его от любых бед и опасностей – теперь моя судьба. И ничто на свете этого не изменит!

Но шло время, а меня так никто и не искал. Каллены регулярно прочёсывали интернет в поисках хоть каких-то моих следов. Но ни на одном поисковом сайте, ни в одном полицейском отчёте – а они могли и туда заглянуть, – не разыскивался никто, хоть отдалённо похожий на меня. Вывод напрашивался сам собой, точнее два вывода: либо меня никто не ищет вообще, либо ищет, но используя такие каналы поиска, которые никак не отражаются в сети. И неизвестно, что было хуже. Но, по крайней мере, если я появлюсь в Форксе, опознать меня никто не сможет. Не было ничего, по чему меня можно было бы опознавать – ни портретов по телевидению или в газетах, ни полицейских ориентировок, даже на молочных пакетах, на которых печатают фотографии пропавших детей, моей фотографии не было. Поэтому было решено дождаться конца месяца и, если до тех пор меня никто не попытается разыскать, придумать легенду моего появления в этой семье, выправить мне документы – для Калленов это было рутинной процедурой, – и отправить меня в школу вместе с остальными «детьми». А пока меня продолжали ото всех скрывать.