Николай Гумилев

Не позднее поздней осени закончил для "Всемирной литературы" перевод четырех песен "Орлеанской девственницы" Вольтера.

20 ноября закончены переводы Лонгфелло: "Стрела и песня", "Полночное пение раба", "День ушел...".

30 ноября сдал в издательство "Всемирная литература" исправленный экземпляр "Гильгамеша" для печатания вторым изданием.

5 декабря. В альбом К. И. Чуковского ("Чукоккала") - шуточное стихотворение "Ответ".

Не позднее середины декабря переведено для "Всемирной литературы" стихотворение "Предостережение хирурга" Р. Соути.

К 20 декабря переведены для "Всемирной литературы" два стихотворения (из "Современных од") Антеро де Кентала (перевод сделан по подстрочникам Лозинского); стихотворения "Сердце Гиальмара", "Неумирающий аромат", "Слезы медведя", "Малайские пантумы" Леконта де Лиля; "Эпилог" (из Po mes Saturniens) П. Верлена, стихотворение "День 14 июля" Ромена Роллана.

Написаны предисловие к 1-му тому произведений Р. Соути; к "Дон Жуану", "Каину", "Сарданапалу", "Марио Фальеро", "Корсару" Байрона.

20 декабря сдал в издательство "Всемирная литература" для отдельного издания печатный экземпляр перевода "Пиппа проходит" Р. Броунинга.

25 декабря закончил для "Всемирной литературы" переводы "Французских народных песен", "Атты Тролль" - Гейне, четырех сонетов Эредиа ("Номея", "Луперкус", "Конквистадор", "Бегство кентавров") и написал предисловие к "Французским народным песням".

К 30 декабря перевел для "Всемирной литературы" стихотворение "Кто нужен сердцу..." Ж. Мореаса.

Не позже 31 декабря перевел для "Всемирной литературы" ряд стихотворений Т. Готье и написал примечания к тому стихотворений Т. Готье в переводах русских поэтов.

К 1 января сдал в издательство "Всемирная литература" перевод "Кавалькады Изольды" Вьеле Гриффена для отдельного издания.

К концу года (к 1 января 1920г.) были переведены для "Всемирной литературы" стихотворение "Главные" Рембо, стихотворения Т. Готье (182 строки), написаны вступительная статья к тому стихотворений Т. Готье в переводах русских поэтов, предисловие к "Ларе" Байрона.

Н а п е ч а т а н о:

"Экваториальный лес" (Северное сияние. Журнал для детей, No 3 - 4).

Перевод баллад "Посещение Робин Гудом Ноттингама" и "Робин Гуд и Гай Гисборн" в кн. "Баллады о Робин Гуде". Под редакцией Н. Гумилева (Всемирная литература, No 8);

Не позже 2 марта - брошюра "Принципы художественного перевода", состоящая из двух статей: Н. С. Гумилева ("Переводы стихотворные") и К. И. Чуковского (изд-во "Всемирная литература");

В середине мая - "Гильгамеш".( изд-во З. И. Гржебина);

перевод Н. Гумилева "Поэмы о старом моряке" С. Т. Кольриджа с предисловием Н. Гумилева (изд-во "Всемирная литература");

Программы курсов лекций Н. С. Гумилева "По теории поэзии" и "По истории поэзии" (В брошюре "Записки Института живого слова"

В Коммунальном театре-студии была поставлена и шла несколько раз детская пьеса "Дерево превращений".

О Г у м и л е в е:

Рецензия Н. Л. (Ник. Лернер) на "Гильгамеш" (Жизнь искусства, No 139 140); рецензия (чья?) на "Принципы художеств. перевода" (Вестник литературы. Вып. III); рецензия А. Л. на постановку "Дерева превращений" в Коммунальном театре-студии (Жизнь искусства, No 74); рецензия Н. Л. на "Принципы художественного перевода" (Жизнь искусства, No 94); А. Смирнов - рецензия на сб. "Фарфоровый павильон" (Творчество, No 1).

1920

Век героических надежд и совершений...

В течение всей зимы жена, сын и дочь Гумилева жили в Бежецке вместе с его матерью и сестрой - одной семьей легче было переносить трудности, а Гумилеву - заботиться о них. Живя в Петрограде, продолжал преподавать в "Институте живого слова", вел чаще других преподавателей - три раза в неделю - занятия в студии Дома искусств, читал лекции по теории поэзии, теории драмы, сочинял и переводил.

Жил Гумилев в 20 году все там же, на Преображенской, 5. Жил один до конца мая. Прокормиться стало еще труднее, чем в 19 году. Студия "Всемирной литературы", в которой преподаватели получали жалованье и пайки, прекратила свое существование. А он непременно и регулярно должен был отправлять деньги семье.

Обедать стал ходить в Дом литераторов на Бассейной (ныне ул. Некрасова).

ИЗ ДНЕВНИКА ЛУКНИЦКОГО

01.04.1925

АА: "Николай Степанович Пунина не любил. Очень. В Доме литераторов, в революционные годы, баллы ставили для ученого пайка. Заседание было. Все предложили Н. Г.
– 5, АА - тоже 5. Пунин выступил: "Гумилеву надо - 5 с минусом, если Ахматовой - 5". Николай Степанович был в Доме литераторов, пришел на заседание и все время до конца просидел. Постановили Н. Г.
– 5 с минусом, АА - 5".

Я: "Николай Степанович помнил обиды?"

АА: "Помнил..."

12.04.1926

АА рассказала о нескольких встречах в последние годы. Так, в январе 1920 года она пришла в Дом искусств получать какие-то деньги (думаю, что для Шилейко). Николай Степанович был на заседании. АА села на диван. В первой комнате. Подошел Б. М. Эйхенбаум. Стали разговаривать. АА сказала, что "должна признаться в своем позоре - пришла за деньгами". Эйхенбаум ответил: "А я в моем: я пришел читать лекцию, и вы видите - нет ни одного слушателя". Через несколько минут Николай Степанович вышел. АА обратилась к нему на "вы". Это поразило Николая Степановича, и он сказал ей: "Отойдем..." Они отошли, и Николай Степанович стал жаловаться: "Почему ты назвала меня на "вы", да еще при Эйхенбауме! Может быть, ты думаешь, что на лекциях я плохо о тебе говорю? Даю тебе слово, что на лекциях я, если говорю о тебе, то только хорошо". АА добавила: "Видите, как он чутко относился ко мне, если обращение на "вы" так его огорчило. Я была очень тронута тогда".

Несмотря на житейские трудности, на бытовые неудобства, на постоянное недоедание Гумилев находил время для творчества. Много писал в те тяжелые дни. Упорно работал и тем спасал себя, так как был глубоко убежден, что только искусство дает возможность дышать в том мире, где дышать невозможно.

Из воспоминаний А. А м ф и т е а т р о в а50:

"Поэзия была для него не случайным вдохновением, украшающим большую или меньшую часть жизни, но всем его существом; поэтическая мысль и чувство переплетались в нем, как в древнегерманском мейстерзингере, со стихотворским ремеслом, - и недаром же одно из основанных им поэтических "товариществ" носило имя-девиз "Цех Поэтов". Он был именно цеховой поэт, то есть поэт, и только поэт, сознательно и умышленно ограничивший себя рамками стихотворного ритма и рифмы. Он даже не любил, чтобы его называли "писателем", "литератором", резко отделяя "поэта" от этих определений в особый магически очерченный круг, возвышенный над миром, наподобие как бы некоего амвона... Он был всегда серьезен, очень серьезен, жречески важный стихотворец Герофант. Он писал свои стихи, как будто возносил на алтарь дымящуюся благоуханием жертву богам..."