Николай I Освободитель // Книга 8

Три губернских города теперь назывались "Романов-Балтийский" - бывший Ваза, - "Старгород"- бывший Гельсингфорс, тут мы фактически просто перевели слово на русский язык, - и "Барклай" - бывший Або в честь фельдмаршала Барклая-де-Толли, который командовал переходом через Ботнический залив в последнюю шведскую войну.

Очевидным образом это вызвало волну протестов и негодования, причем в основном со стороны шведско-финской элиты княжества, а не со стороны обычных крестьян - тем в общем-то на административное деление Финляндии было все равно. В первую очередь возмутилось местное чиновничество, до сих пор владеющее русским языком достаточно слабо и в новых реалиях просто неспособное выполнять свои должностные обязанности. Кроме того, буча поднялась среди студентов и прочих горожан, по примеру своих западноевропейских товарищей, попытавшихся начать строить в Гельсингфорсе баррикады. Вот только без помощи извне – побережье княжества мы заранее перекрыли, выведя в море Балтийский флот – обычные обыватели против армии сделать практически ничего не могут. Несколько залпов в толпу, три десятка убитых, полсотни раненных и начавшаяся было революция очень быстро закончилась.

Ну а в дальнейшем – поскольку лишних чиновников взять было особо неоткуда – в бывшее ВКФ была направлена часть чиновников-католиков, которым после восстания в привисленских губерниях было запрещено занимать должности у себя на малой родине. При том, что и те, и другие – и поляки и финны – русских любили, мягко говоря, не слишком сильно, между собой они договориться тоже не могли по причине религиозных разногласий, что естественно шло уже на пользу всему делу управления этими территориями.

Ну и глобально территория бывшего ВКФ была включена в переселенческую программу. Сюда впоследствии начали активно переселять русских крестьян, а отсюда на освоение новых территорий вывозить чухонцев, перемешивая таким образом людей для лучшей ассимиляции. И каждый рубль, потраченный на этот бесполезный на первый взгляд круговорот населения, в итоге возвращался сторицей в виде упрочнения государства в целом.

Еще одной реформой, которая была начата – а вернее продолжена – стало логичное развитие идей усиления местного самоуправления. На момент конца 1839 года земства на уровне волостей работали уже в большей части центральных губерний за исключением той же Финляндии – Северо-западного края, как теперь совокупно назывались эти земли, - Прибалтики, Привисленского края, Закавказья, и степной части Зауралья. Ну и в новоприсоединённых губерниях, понятное дело, было совсем не до развития местного самоуправления, там сначала нужно было администрации укомплектовать, суды и прочие присутственные заведения, крестьян из крепости освободить, землю переделить, а уж потом думать о земствах.

Ну а в прочих «50 губерниях» было решено начать второй этап земской реформы с образованием выборных губернских советов. По уже отработанной схеме начали с Архангельской, Вятской и Пензенской губерний с тем, чтобы охватить лет за 5-7 всю территорию центральной России. Лет на двадцать это должно было занять желающих поучаствовать в политической жизни на местном уровне, а там, глядишь, и про какую-нибудь представительскую общенациональную Думу подумать можно было. Не то, чтобы я был большим любителем парламентаризма, скорее наоборот, но логика развития исторических событий подсказывала, что полностью без этого органа нам все равно обойтись не получится, так что имело смысл прививать выборную культуру населению малыми дозами. Чтобы как в 1905 году не получилось все и сразу и с тяжелыми последствиями для государственного организма.

Выборы в губернские советы должны были проходить внутри уже собранных ранее уездных советов в пропорции к количеству живущего в уезде населения. Вернее, даже не населения, а единиц голосов, получаемых от имеющегося имущества.

Для примера тут можно рассмотреть Воронежскую губернию как средне-типичную в центральной России. В нее входило 12 уездов, имеющих примерно равное количество жителей: от 80 до 150 тысяч каждый. Однако количество депутатов, делегируемых в губернский земской совет, было не одинаково. Сам «стольный» Воронежский уезд имел примерно вчетверо большее количество мест по причине того, что сам город был богаче, тут была более дорогая недвижимость, располагались производства, склады, сюда приходила железная дорога и так далее. При принятой еще десять лет назад системе «1 рубль – 1 голос» большие города логично перетягивали на себя – хоть и не тотально, нужно признать, все же времена были еще достаточно патриархальные, и земля продолжала оставаться главной ценностью - имущественную массу. Таким образом из 66 мест в губернском собрании 17 приходилось на Воронежский уезд, а остальные были относительно ровным слоем размазаны по всей губернии.

Как и раньше на уездном уровне в ведения земств были отданы вопросы местного характера. Содержание школ, больниц, заведений общественного презрения, местной инфраструктуры, сбор кое-каких местных налогов, переданных из ведения общегосударственной казны на низовой уровень.

У нас, кстати, намечалась одновременно с этим и большая налоговая реформа, однако ее старт уехал уже на следующий 1840 год.

– Его императорское величество Николай Павлович, - объявил распорядитель при моем появлении. Собравшиеся в этот день делегаты синхронно поднялись со своих мест, приветствуя монарха, я же в свою очередь не торопясь прошел к подготовленному для меня креслу во главе стола и не суетясь сел. Ровная спина, бесстрастное выражение лица, холодный взгляд, парадный мундир измайловского полка со всеми наградами… Это с ближниками я старался убрать видимость сословной разницы, а перед собранными тут людьми нужно было держать марку.

– Присаживайтесь господа, - я дождался пока все рассядутся и сразу перешел к делу. – Я попросил собрать вас не просто так. Надеюсь, что за этим столом присутствуют представители всех еврейских общин империи, способные выступать от имени большинства проживающих в стране иудеев. Так ли это?

– Да, ваше императорское величество. Более или менее мы можем говорить от лица большей части евреев Российской империи, - среди представителей «богоизбранного» народа, сидевших в этот день вместе со мной за одним столом, хватало очень разных персонажей. От тридцати примерно до шестидесяти лет, кто-то был одет в традиционные еврейские сюртуки, кто-то был в обычном гражданском платье, двое были в военной форме, а на груди одного из них даже был прикреплён георгиевский крест. С самого начала военной реформы на евреев, ранее в армию не попадавших, в полной мере были распространены правила призыва, так что не было ничего удивительного, что в миллионной армии военного времени служило и 20-30 тысяч людей иудейского вероисповедания. Ответил же мне мужчина лет шестидесяти одетый в хороший костюм модного покроя из дорогой ткани. Встретишь такого на улице и не подумаешь, что он относится к самой притесняемой в России группе населения.

– В таком случае перейдем сразу к делу, - я еще раз обвел взглядом присутствующих, на меня с интересом и местами опаской смотрело два десятка пар глаз. – Ситуация, которая сложилась во взаимоотношениях государства и евреев меня совершенно не устраивает. Ее нужно кардинально менять, с этим, надуюсь, все согласны?

Положение евреев в России было исторически тяжелым. Со времен вхождения западных губерний с многочисленным иудейским населением в состав империи – еще при Екатерине - их постоянно всячески притесняли и ограничивали в правах, запрещая все подряд начиная от свободного выбора места жизни путем введения «черты оседлости» до чуть ли не физического уничтожения. Про всякие там запреты занимать государственные должности, заниматься отдельными видами предпринимательской деятельности и прочие мелочи даже говорить нечего. По сравнению со случаями насильственного выселения целых общин в города – когда людей тупо снимали с земли и отправляли в местечки и городки, по сути, бомжевать – это уже совсем мелочь.

Причины таких действий мне глобально были понятны. Во-первых, евреи тоже не были лапочками и милыми мальчиками. Может из столицы это было не так заметно, но раньше на местах они во всю промышляли откупничеством и занимали такую себе прослойку между крестьянами и помещиками, выбивая для себя и польских хозяев из землепашцев последние копейки.

Проблемой было само мировоззрение евреев, согласно которому обмануть «гоя» не только не являлось чем-то аморальным, но скорее представлялось неким достижением. При этом предприниматели из числа «богоизбранного народа» достигая определённого успеха старались всем и силами показать свою значимость, в том числе и за счет унижения живущих рядом иноверцев. Плюс еврейство продуцировало очень большую долю преступности – ну в пропорции к доле населения конечно, - поскольку метрики велись в синагогах намеренно из рук вон плохо, постоянно шел процесс подделки документов. Люди появлялись и пропадали на ровном месте, еврейская же община совсем не торопилась помогать правосудию и выдавать своих.

Во-вторых, опять же на низовом уровне предприниматели-православные видели в евреях банально конкурентов, с которыми нужно бороться всеми способами, в том числе и административными.

С точки зрения же власти в столице, и это, в-третьих, прослеживалось четкое желание ассимилировать евреев, перекрестив их в православие. Для этого на них давили, делая жизнь совершенно невыносимой. С этим моментом, кстати, связан один показательный эпизод, который отлично иллюстрирует порочность такого подхода. Еще в 1817 году Александром был подписан указ о создании общества «Израильских христиан», идея заключалась в том, что принимающие православие евреи получали всяческие бонусы от государства начиная от налоговых льгот и заканчивая отменой для них рекрутского набора. И вот за 10 лет существования этого общества – про то, сколько денег на это было потрачено или попросту говоря распилено между чиновниками, я просто умолчу – не удалось перекрестить ни одного еврея. Ноль человек. Отличный результат, с какой стороны не посмотри.

Моей же идеей было сменить тактику. Вместо постоянного давления, из-за которого евреи – думается эта стратегия у них уже за два тысячелетия хорошо отработана – подобно неньютоновской жидкости только становились тверже и сплочённее, снять большую часть ограничений и позволить полноценно интегрироваться в общество. Глядишь, тогда и их «оторванность» перестанет раздражать и мозолить глаза живущим рядом православным.

При этом уже имелся вполне положительный пример тех еврейских семей, что воспользовались программой переселения за Урал. Иудеев мы подобно иммигрантам из других стран старались аккуратно разбрасывать по территории, не допуская их скопления в одном месте, и надо сказать, что, оторвавшись от своей общины и давящих в религиозном, культурном и общественном плане раввинов, они достаточно быстро ассимилировались, принимая обычаи тех людей, среди которых им приходилось жить. Когда ближайшая синагога находится на расстоянии в 50 километров, а у тебя земля и хозяйство, требующее присмотра, особо не поездишь на собрания. Да, может это не привело к "официальной" смене религии, так мне и не важно это было, главное - культурная ассимиляция.