Николай I
Шрифт:
Глава третья.
ОПОЗДАВШИЙ НА ОТЕЧЕСТВЕННУЮ ВОЙНУ
«Исчезла надежда к миру», — записала в феврале 1812 года в дневник Варвара Ивановна Бакунина, жена петербургского гражданского губернатора. Гвардейские полки готовились к походу к западным границам. Настроение в Петербурге было тревожным: «Вместо веселия и сумасбродства масляных <празднеств> везде тихо и уныло; беспокойные лица отъезжающих и печальные остающихся вселяют грусть и в тех, кои не участвуют в расставаниях и не провожают близких сердцу» [36] .
36
Двенадцатый год в записках Варвары Ивановны Бакуниной // Русская старина. 1885. № 9. С. 392.
Николаю Павловичу было кого провожать. В марте ушёл с колоннами Литовского полка Владимир Адлерберг. 9 апреля старший брат Николая и Михаила, император Александр Павлович, простился
«Государь плакал, и все с ним; по окончании молебствия митрополит благословил Государя, который простился с братьями, поклонился всем и сел в коляску. Несколько десятков тысяч народу, собравшегося на тротуарах перед церковью, закричало "ура"; стоящие на крыльце чиновники и все бывшие в церкви повторили те же восклицания со слезами; Государь скоро ускакал из вида, но народ бежал долго за ним вслед» [37] .
37
Двенадцатый год в записках Варвары Ивановны Бакуниной // Русская старина. 1885. № 9. С. 395.
«Отъезд государя в армию был для нас двоих ударом жестоким, — вспоминал позже Николай, — мы чувствовали сильно, что и в нас бились русские сердца, и душа наша стремилась за ним! Но матушке не угодно было даровать нам сего счастия» [38] .
Оставалось возвращаться в учебные классы, к тетрадкам. В день вторжения Наполеона проводить первые интегральные исчисления, в дни Смоленского сражения записывать урок о поставках строевого леса из Смоленской губернии в Московскую, в день Бородина зубрить надоевшую за год полемику Болтина и Щербатова о русских древностях, в канун оставления Москвы корпеть над цифрами промышленной статистики… [39] Своего рода отдушиной были письменные переводы из «Истории Семилетней войны» Архенгольца и изучение артиллерийского дела.
38
Николай Первый. Молодые годы. Воспоминания. Дневники. Письма. СПб., 2008. С. 123.
39
ГАР Ф.Ф. 728. Оп. 1. Ед. хр. 722. Т. IX. Л. 57 (об.) и далее.
«Одни военные науки занимали меня страстно, в них одних находил я утешение и приятное занятие, сходное с расположением моего духа», — признавался Николай [40] . В его архиве сохранились различные выписки о ходе боевых действий, копии приказов, писем очевидцев, известий из Главной квартиры русской армии, залихватских афишек Ростопчина… [41]
Даже в самый мрачный день войны, в начале сентября, когда Петербург был шокирован известием об оставлении Москвы, а «все бывшие при дворе впали в уныние» [42] , великий князь не отчаивался. Он заключил пари с сестрой Анной, поставив серебряный рубль на то, что уже к 1 января в России не останется ни одного неприятеля! В канун освобождения Москвы Николай Павлович писал сочинение «На любовь к Отечеству» [43] .
40
Николай Первый. Молодые годы. Воспоминания. Дневники. Письма. СПб., 2008. С. 123.
41
ГАР Ф.Ф. 728. Оп. 1. Ед. хр. 910.
42
Греч Н.И.Записки о моей жизни. М., 1990. С. 217.
43
ГАР Ф.Ф. 728. Оп. 1. Ед. хр. 722. Т. IX. Л. 116 (об.).
Первого января 1813 года в Петербурге служили молебен по случаю избавления России от иноплеменного нашествия. Перед тем как императорская фамилия направилась в Казанский собор, Анна Павловна вручила брату выигранную им серебряную монету, и Николай бережно спрятал её за галстук.
На наступивший 1813 год Николай возлагал большие надежды. В июне ему исполнялось 17 лет, а это означало, что тщательно спланированный матушкой Марией Фёдоровной срок учения закончится. Русская армия начала свой Заграничный поход, и младшие Павловичи видели и ощущали себя там, «во стане русских воинов». В журналах приставленные к великому князю кавалеры отмечали возросшее прилежание учеников. Среди предметов появился новомодный и редкий тогда в преподавании английский язык — сказалось желание матушки направить сыновей с визитом в Англию после победы над Наполеоном. Впоследствии Николай «изъяснялся на английском языке с затруднением, хотя выговор у него был отличный» [44] .
44
По словам императора Александра II. — См.: Сборник ИРИО.Т.98.С.68.
Вот и июнь 1813 года, семнадцатилетие. Николай закончил и закрыл тетрадь «эпистолярных экзерсисов» на французском.
И… начал новую [45] . Матушка Мария Фёдоровна не спешила прекращать уроки. Императрица тянула
время, стараясь подольше удержать сына в классных комнатах. Пока подпоручик Владимир Адлерберг сражался под Дрезденом, Кульмом и Лейпцигом, Николай ждал своего часа, не забывая бомбардировать матушку и венценосного брата просьбами об отправке «на войну».45
ГАР Ф.Ф. 728. Ед. хр. 722. Л. 80, 98.
1813 год прошёл, союзные армии России, Австрии и Пруссии перешли Рейн и вступили в пределы Франции. Только в начале 1814-го, когда конец войны стал очевидно близок, Мария Фёдоровна дала своё согласие на поездку сыновей в действующую армию. Реакция Николая на такую резкую перемену жизни однозначна: «Радости нашей, вернее сказать, сумасшествия, я описать не могу — мы начали жить и точно перешагнули одним разом из ребячества в свет, в жизнь» [46] . Для Марии Фёдоровны это тоже была перемена образа жизни, но связанная с грустью и тревогой. Её последние птенцы устремлялись, как она сама писала, «в свет, на поле чести и славы» [47] . Единственным утешением для императрицы было то, что рядом с сыновьями неизменно оставался генерал Ламздорф, которого она велела Николаю слушаться и почитать как «второго отца». А у генерала была тайная инструкция: на войну не спешить, изыскивать всяческие предлоги для задержек. В результате Николай и Михаил выехали из Петербурга 5 февраля 1814 года, когда расстояние между союзными армиями и Парижем было чуть больше 100 вёрст. И только через две с лишним недели, 21 февраля, посольство добралось до Берлина.
46
Николай Первый. Молодые годы. Воспоминания. Дневники. Письма. СПб., 2008. С. 124.
47
Собственноручные письма императрицы Марии Фёдоровны к двум младшим её сыновьям // Русский архив. 1868. Кн. 1. С. 348.
Здесь, в Берлине, недовольство неторопливым Ламздорфом оказалось заслонено совершенно иным сильным чувством. «Тут, — вспоминал Николай Павлович, — Провидением назначено было решиться счастию всей моей будущности: здесь увидел я в первый раз ту, которая по собственному моему выбору с первого раза возбудила во мне желание принадлежать ей на всю жизнь…» Высокую стройную принцессу, дочь прусского короля Фридриха Вильгельма III звали Шарлотта, и она очень напоминала свою мать Луизу, признанную красавицу. Луиза умерла, когда девочке было 12 лет [48] .
48
Божерянов И.Н.Жизнеописание императрицы Александры Фёдоровны, супруги императора Николая Первого. СПб., 1898. С. 31.
Фрейлину русской императрицы, видевшую Шарлотту той же зимой, привлекли «милая наружность и детская доброта» этой девушки [49] . Как должен был быть потрясён Николай! Он столько лет воспитывался в тесной мужской компании, да к тому же в жёсткой атмосфере непомерной требовательности, а тут впервые смог общаться с совершенно иным, неземным в его глазах существом. Через много лет, накануне смерти, он скажет супруге: «С первого дня, как я увидел тебя, я знал, что ты добрый гений моей жизни». Именно Шарлотту Василий Андреевич Жуковский позже назовёт «гением чистым красоты»:
49
Николай I. Муж. Отец. Император. М., 2000. С. 139.
Но великим князьям надо было ехать дальше. Война ещё шла, и Наполеон не только не был сломлен — он наступал. Февраль — критический месяц последней кампании. Союзники потерпели несколько поражений подряд, и французский император стал подумывать о вторжении в Баварию.
Осторожный папаша Ламздорф выбрал сложный кружной маршрут: никак нельзя было не навестить сестру Марию Павловну, супругу герцога Саксен-Веймар-Эйзенахского, потом императрицу Елизавету Алексеевну, гостящую в Баден-Вюртемберге у матушки. Потом как было не встретить и не принять в свою компанию назначенного лично императором Александром военного наставника, боевого генерала Петра Петровича Коновницына, прославившегося под Смоленском и Бородином. А тут ещё плохие дороги: сначала снежные заносы, потом весенняя распутица…
50
Жуковский В.А.Полное собрание сочинений и писем: В 20 т. Т. II. М., 2000. С. 223.
Только в Швейцарии, в Базеле, Николай и Михаил услышали дальний рокот неприятельских орудий — неподалёку союзники осаждали крепость Гюнинген. Однако Ламздорф не подпустил великих князей к войне и на пушечный выстрел. Предлог был благовидным: настала пора ехать собственно во Францию. Поехали и вскоре наконец-то нагнали хвост действующей армии. Сведения о последнем отчаянном броске Наполеона на левый фланг союзников давали надежды пройти боевое крещение. Но надежды эти развеял девятнадцатилетний капитан Преображенского полка Пётр Клейнмихель. Он привёз категорический приказ императора Александра: везти великих князей обратно в Базель, той же дорогой, подальше от опасности.