Николай I

По возвращении сына Константина из суворовского Итальянского похода 1799 года император «перевел» его в этот полк, а младшего трехлетнего Николая – тем же шефом в 3-й гвардейский (Измайловский) полк «в обмен с братом». (1-м и 2-м гвардейскими полками традиционно являлись петровские «потешные» Преображенский и Семеновский.)

В 1800 году император Павел I избрал в воспитатели своих младших сыновей Николая и Михаила Матвея Ивановича Ламздорфа, бывшего прежде директором 1-го Кадетского корпуса (Сухопутного шляхетского кадетского корпуса), переименованного в генерал-лейтенанты из тайных советников, участника двух екатерининских турецких войн. И что было немаловажным для родителя, Ламздорф два года командовал Казанским кирасирским полком и побывал на посту губернатора Курляндии. При императоре Александре I он станет генералом от инфантерии, членом Государственного совета и получит графский титул.

Однако Ламздорфу такая перспектива близости к императорской чете не улыбалась. «Изменчивый» в настроении монарх то и дело кого-то арестовывал, разжаловал и ссылал. Это касалось прежде всего придворных и людей военных. Опальные люди наполняли казематы Петропавловской крепости, гарнизонные гауптвахты, высылались в отдаленные города и собственные деревеньки, а порой и в такую далекую от столицы Сибирь.

Царедворец попытался ускользнуть от такой действительно большой при дворе чести быть воспитателем великих князей. Самодержцу это не понравилось, и он сказал Ламздорфу, два года назад отправленному в отставку, достаточно строго и требовательно:

«Если вы не хотите взяться за это дело для меня, то вы обязаны исполнить это для России, одно только скажу вам – чтобы вы не сделали из моих сыновей таких шалопаев, каковы немецкие принцы».

После такого разговора Ламздорфу не оставалось другого выхода, как с благодарностью верноподданного принять новое назначение. Оно давало ему еще больший вес при дворе, повышенное жалованье и нескрываемые от окружающих надежды на то, что кто-то из его малолетних воспитанников в будущем «пойдет в гору». Испытывать же собственную судьбу царедворец дальше не стал. Можно было попасть в опалу со ссылкой не просто в свое родовое имение с обустроенным барским домом, а в самую что ни есть отдаленную деревеньку. Ламздорф досаждать маленьким великим княжатам науками не стал, но с первых дней стал держать их по-прусски в подчеркнутой строгости, что родителю понравилось.

Исследователи сходятся на том, что императорская чета в выборе воспитателя младших сыновей сделала неудачный выбор. По суждениям современников, Ламздорф «не обладал не только ни одною из способностей, необходимых для воспитания особы царственного дома, призванной иметь влияние на судьбы своих соотечественников и на историю своего народа, но даже был чужд всего того, что нужно для человека, посвящающего себя воспитанию частного лица».

Павловичи подрастали, а отец все также урывками занимался их личным воспитанием, с удовольствием играя с ними. Отец и мать баловали вниманием только наследника Александра, что, впрочем, так и должно было быть в царствующих домах Европы и Востока. Николай в «Воспоминаниях о младенческих годах» описывает такие случаи:

«…Во время проходившего на гатчинском дворе парада отец, бывший на коне, поставил меня к себе на ногу.

Однажды, когда я был испуган шумом пикета Конной гвардии, стоявшего в прихожей моей матери в Зимнем дворце, отец мой, проходивший в это время, взял меня на руки и заставил перецеловать весь караул».

Императорский дворец посещали самые разные, по-своему знаменитые люди. Малолетнему великому князю довелось лично знать военного гения генералиссимуса А.В. Суворова-Рымникского, князя Италийского. Николай I в «Воспоминаниях» с благодарностью за это пишет следующее:

«Одно из последних событий этой эпохи (царствования отца. – А.Ш.), воспоминание о котором будет для меня всегда драгоценным, это удивительное обстоятельство, при котором я познакомился со знаменитым Суворовым. Я находился в Зимнем дворце, в библиотеке моей матери, где увидел оригинальную фигуру, покрытую орденами, которых я не знал; эта личность меня поразила. Я его осыпал множеством вопросов по этому поводу; он стал передо мной на колени и имел терпение мне все показать и объяснить. Я видел его потом несколько раз во дворе дворца на парадах, следующим за моим отцом, который шел во главе Конной гвардии…»

Пребывание на престоле оказалось для «переменчивого» Павла I коротким и неблистательным. В год своей гибели, к 1 февраля, он окончательно переехал в полюбившийся ему Михайловский дворец (замок). У императора было какое-то не самое радостное предчувствие судьбы-злодейки, поэтому из его уст как бы случайно вырвались такие пророческие слова:

«На этом месте я родился, здесь хочу и умереть…»

Причины его насильственного устранения с престола вполне объяснимы. Когда Екатерина Великая ушла из жизни, ее великая державная Россия досталась в управление сыну, так и не получившему жизненного опыта государственного управления. Это, помноженное на неуравновешенный характер Павла I и его пристрастие к прусской военной системе, и стало причиной того, что бывшие екатерининские царедворцы подняли руку на своего государя. А в остальном история версий знает много.

Есть и воспоминания участников и очевидцев покушения на императора Павла I. Один из них, Н.А. Саблуков, описал, как заговорщики, крепко «подогретые» для храбрости вином, ворвавшись в покои государя, совершили цареубийство:

«…Два камер-гусара, стоявшие у двери, храбро защищали свой пост (дверь в спальню императора Павла I), но один из них был заколот, а другой ранен.

Найдя первую дверь, ведшую в спальню незапертою, заговорщики сначала подумали, что император скрылся по внутренней лестнице. Но когда они подошли ко второй двери, то нашли ее запертою изнутри, что доказывало, что император, несомненно, находится в спальне.

Взломав дверь, заговорщики бросились в комнату, но императора в ней не оказалось. Начались поиски, но безуспешно, несмотря на то, что дверь, ведшая в опочивальню императрицы, также была заперта изнутри. Поиски продолжались несколько минут, когда вошел генерал Беннигсен, высокого роста, флегматичный человек; он подошел к камину, прислонился к нему и в это время увидел императора, спрятавшегося за экраном. Указав на него пальцем, Беннигсен сказал: «Здесь», после чего Павла тотчас вытащили из его укрытия.

Князь Платон Зубов, действовавший в качестве оратора и главного руководителя заговора, обратился к императору с речью. Отличавшийся обыкновенно большой нервностью, Павел на этот раз, однако, не казался особо взволнованным и, сохраняя полное достоинство, спросил, что им всем нужно.

Платон Зубов отвечал, что деспотизм его сделался настолько тяжелым для нации, что они пришли требовать его отречения от престола.

Император, преисполненный искреннего желания доставить своему народу счастье, сохранять нерушимо законы и постановления империи и водворить всюду правосудие, вступил с Зубовым в спор, который длился около получаса и который в конце концов принял бурный характер.

В это время те из заговорщиков, которые слишком много выпили шампанского, стали выражать нетерпение, тогда как император, в свою очередь, говорил все громче и начал сильно жестикулировать. В это время шталмейстер, граф Николай Зубов, человек громадного роста и необыкновенной силы, будучи совершенно пьян, ударил Павла по руке и сказал: «Что ты так кричишь!»

При этом оскорблении император с негодованием оттолкнул левую руку Зубова, на что последний, сжимая в кулаке массивную золотую табакерку, со всего размаху нанес правою рукою удар в левый висок императора, вследствие чего тот без чувств повалился на пол.

В ту же минуту француз – камергер Зубова вскочил с ногами на живот императора, а Скарятин, офицер Измайловского полка, снял висевший над кроватью собственный шарф императора, задушил им его. Таким образом, его прикончили».

Совсем иную версию убийства императора Павла I излагает в своих воспоминаниях гвардейский офицер Фонвизин, тоже очевидец покушения. Он писал следующее:

«…Зубов и Беннигсен со своими сообщниками бросились прямо к царским покоям. За одну комнату до Павловой спальни стоявшие на часах два камер-гусара не хотели их впустить, но несколько офицеров бросились на них, обезоружили, зажали им рты и увлекли вон.

Зубовы с Беннигсеном и несколькими офицерами вошли в спальню. Павел, встревоженный шумом, вскочил с постели, схватил шпагу и спрятался за ширмами.

Князь Платон Зубов, не видя Павла в постели, испугался, но Беннигсен, хладнокровно осмотрев горницу, нашел Павла, спрятавшегося за ширмами со шпагою в руке, и вывел его из засады.

Князь Платон Зубов, упрекая царя его тиранством, объявил ему, что он уже не император, и требовал от него добровольного отречения от престола. Несколько угроз, вырвавшихся у несчастного Павла, взорвали Николая Зубова, который был силы атлетической. Он держал в руке золотую табакерку и с размаху ударил ею Павла в висок – это было сигналом, по которому князь Яшвиль, Татаринов, Горланов и Скарятин яростно бросились на него, вырвали из его рук шпагу; началась с ним отчаянная борьба. Павел был крепок и силен; его повалили на пол, топтали ногами, шпажным эфесом проломили ему голову и, наконец, задавили шарфом Скарятина.

В начале этой гнусной, отвратительной сцены Беннигсен вышел в предспальную комнату, на стенах которой развешаны были картины, и со свечкою в руке преспокойно рассматривал их…»

…Цареубийство Павла Петровича в ночь на 12 марта 1801 года потрясло семейство Романовых. Государя лишили жизни в его дворце: это стало делом рук вельмож матери, императрицы Екатерины II. Душой заговора являлся граф Никита Петрович Панин, бывший российский посланник в Берлине и воспитатель… самого государя. В истории такое бывало не раз.

Вторым организатором цареубийства стал генерал Л.Л. Беннигсен, ганноверец на русской службе. О последнем следует сказать, что во время Отечественной войны 1812 года он много интриговал против главнокомандующего М.И. Голенищева-Кутузова, за что и был изгнан из рядов действующей русской армии.

В ту ночь организатора заговора против императора Павла I графа Никиты Панина, одного из самых блистательных екатерининских вельмож, не было в Михайловском замке. «Не желая сам совершать преступления», он «призвал Беннигсена заменить себя». Граф А.Ф. Ланжерон, пользовавшийся неизменным расположением монарха, впоследствии напишет: «…И правда, что без Беннигсена ничего не удалось бы».

…Николаю Павловичу шел тогда уже пятый год; впечатлительный мальчик понимал многое. В его душе сохранилось смутное воспоминание о страшном конце отца, государя России. Когда он подрастет, сцена цареубийства станет известна ему в деталях: монарху изменили близкие к нему лично и к царственному дому люди, вельможи и генералы.