Николай Коперник

«В Еникендорфе усадил на землю нового колониста Мартина на трех моргах, отнятых в прошлом году у крепостного Иоахима за воровство. Земля была незасеяна. Освободил Мартина от оброка на год, дал ему на посев две меры овса и ячменя, оставленных Иоахимом. Кроме того, позволил ему взять корову, теленка, топор и серп и обещал ему еще двух коней. Войт поручился за Мартина на четыре года».

В первый год жизни в Ольштыне Коперник совершил десять инспекционных поездок в отдаленный район Мельзака и тридцать восемь по Ольштынскому району. Мельзак лежал недалеко от Фромборка. Коперник воспользовался случаем, чтобы навестить Тидемана Гизе. В один из этих наездов он наблюдал со своей башни противостояние Марса и Солнца.

Несмотря на разностороннюю практическую деятельность, Коперник имел бы и в Ольштыне достаточно досуга, чтобы в спокойные периоды продолжать астрономические занятия. Но этого не случилось. Он был во власти политических забот, которые из месяца в месяц становились все серьезнее: Вармии снова стала угрожать война.

В эти годы Польша увязла в войнах с татарами и турками и оставалась глуха к призывам о помощи с северных ее границ. В поисках защиты капитул обратился к прусскому сейму. Два каноника — Тидеман Гизе и Маврикий Фербер, оба близкие товарищи Коперника, делегированные на сеймик, осенью 1517 года нарисовали перед прусскими сословиями беды Вармии: «Уже два года мирное епископство и капитул Вармии разграбляются и разрушаются жестокими убийствами, пожарами, разорением церквей, вымогательствами и вражескими налетами».

С общего согласия подвергли строгому запрету всякую торговлю Королевской Пруссии с Орденом. Это больно ударило по слабым и без того финансам крестоносцев и довело Великого магистра до исступления. Снова помчался Альбрехт в Германию. Императором был теперь молодой Карл V. Карл не пожалел заверений в том, что любящему его сердцу Орден дорог и близок, «как крепкий авангард и прибежище немецких дворян и общий странноприимный дом для дворянства германской нации». Но Альбрехт прискакал в Германию не ради ласковых речей, а за деньгами и солдатами. Карл не был в состоянии дать ни того, ни другого. В поисках выхода из отчаянного положения Магистр надумал продать Орденскую Пруссию… Польше, а на полученные польские дукаты купить у императора Карла, владевшего испанской, короной, принадлежавшую Испании Фрисляндию.

Но Зыгмунта не привела в восторг такая сделка: купить область, и без того ему принадлежавшую. Он возобновил старое польское предложение крестоносцам — перебраться в Подолию, на турецкую границу. Альбрехт ответил: «Мы хорошо понимаем, чего хотят поляки. Они рассчитывают загнать нас в место, куда мы не сможем доставить никого из нас и ничего для нас».

С обеих сторон возобновились военные приготовления. А на границе продолжались разбойные набеги крестоносцев.

***

Три года подряд управлял Коперник отдаленными владениями капитула.

Осенью 1519 года он покидал Ольштынский замок.

На пути во Фромборк Копернику встречались среди погорелых деревень и заброшенных полей картины мирной жизни: крепостные хлопы пахали под озимь, рыбаки ставили невода в озерах. В деревенской кузнице мерно стучал по наковальне молот. Правда, голодные люди едва держались на ногах, клячи то и дело припадали на колени от бескормицы. Но огонек жизни упрямо тлел под пепелищем всеобщего разорения.

За три года ольштынский правитель успел изъездить подвластные владения вдоль и поперек. Ему знакомы стали каждая деревушка, чуть ли не каждое поле в дремучей мазурской пуще. В возрожденной жизни мог он видеть плод своих настойчивых усилий. Вот этому старому Яну он даровал три вольных от барщины года. Там на пасеке возится хромой Еремий из Либенталя. Правитель велел перевести его с песчаного бугра на хорошую черную землю.

Несмотря ни на что, удалось удержать на земле не одну тысячу крепостных… Правитель капитула испытывал чувство удовлетворения. Он был бы и совсем доволен, если бы не тревога за дальнейшие судьбы Вармии. Не оставалось сомнений в том, что уже в ближайшие недели разразится годами назревавшая буря. Ока прежде всего ударит по этим приграничным местам, разбередит еще незажившие раны…

Предчувствия не обманули Коперника. Только что успел он заново обосноваться во фромборкской башне, как пришло известие, что польские войска вступили в Королевскую Пруссию.

***

Торжественно встречали представители прусских сословий Зыгмунта, въехавшего в Торунь под переливы фанфар. Короля сопровождала кавалькада в

1600 всадников. Епископ Фабиан произнес приветственную речь. Палили пушки. Ночью, по старопрусскому обычаю, на Висле зажгли костры на плотах.

Под стенами Торуни стояло 20 тысяч польских солдат — внушительная по тогдашним временам воинская сила.

Казалось, Зыгмунт решился, наконец, завершить дело, начатое его дедом Ягайлой и недоделанное Казимиром III — изгнать крестоносцев с берегов Балтики.

Обе стороны открыли военные действия почти одновременно. Еще до конца года поляки вторглись в орденские владения и взяли город Сольдау. А 1 января 1520 года войска Великого магистра захватили и разграбили богатейший город В армии — Бранево.

Известие это повергло Фромборк в горестное смятение. Терялись в догадках, почему хорошо снабженный город, располагавший сильным гарнизоном из наемных солдат, сдался крестоносцам без единого выстрела? А затем стало известно, что бургомистр Филипп Тешнер предательским образом открыл Альбрехту городские ворота.

Эта весть нанесла Копернику удар в самое сердце. Его двоюродный брат… сын Ваценрода!

— Ублюдок! — метался Коперник в ярости по своей башне. — Хорошо, что дядя Лука не дожил до этого позора!

Филипп получил от Альбрехта Бранденбургского достойную изменника мзду — презрение. Когда Альбрехт вступил в «покоренное» Бранево, Тешнер кинулся было к нему, желая верноподданнически облобызать руку Великого магистра. Но Альбрехт брезгливо отпрянул от предателя, повернулся к нему спиною и бросил через плечо:

— Эй ты, смотри у меня, в другой раз охраняй город получше!

Недостойно повел себя и епископ Фабиан — трусливый, да к тому же тяжело тогда больной человек. Узнав о падении Бранева, он до того растерялся, что в великой поспешности покинул Лицбарк на произвол наемников — датчан и венгров — и убрался прочь из угрожаемой Вармии в Эльблонг. В смятении своем Фабиан принял самое пагубное решение: в войне Польши с крестоносцами оставаться на деле нейтральным.

Это было полным забвением заветов Ваценрода. Двусмысленное поведение епископа дало повод польским отрядам считать Церковную Область изменницей своему суверену. Они стали обращаться с вармийскими землями, как с территорией скрытого врага.

Только последующие энергичные действия Коперника убедили короля в том, что Вармия попрежнему дружественна ему.

Великий магистр не замедлил обратиться к бежавшему преосвященству с «дружественным» посланием: занял он, мол, Бранево в добрых к Вармии намерениях и теперь жаждет встречи с главою Церковной Области, чтобы полюбовно договориться о всех общих делах.

Письмо Великого магистра ввергло епископа в бесконечные колебания и страхи. С одной стороны, он очень боялся повредить своим интересам, не выполнив требований Альбрехта. С другой, если бы поездка его на свидание стала известна Зыгмунту, это могло бы толкнуть короля на крутую расправу с неверным вассалом. Фабиану все-таки не верилось, чтобы в войне могли взять верх крестоносцы. Но пуще всего страшился Лузяньский западни: Альбрехт, вероятно, хочет заманить его в Бранево, — чтобы принудить сдать Вармию Ордену.