Никому о нас не говори

— Авось? — перепуганно перевожу взгляд с клочка не то старой газеты, не то постера.

— Ну ты побыстрее таблетки привези. Парень хорош в драке, вчера просто не его день был. А так на него ставки большие делаются. Будет жаль, если сейчас коньки откинет.

От слов Пахома я обескураженно молчу. Ставки? На Тимура делают ставки? А моё молчание Пахом воспринимает весьма однозначно.

— Тоже мне... Тёлка, — осуждающе фыркает. — Как проблемы, так в кусты, а как прибыль с боёв делить — поди первая в списках.

— Я не его тёлка! — Слова амбала вдруг задевают. Сделав уверенный шаг на улицу, сминаю в бумажку в кулаке. — Я же сказала, что моё присутствие здесь — это случайность.

— Один раз случайность, второй — закономерность, — хмыкает Пахом и, холодно зыркнув на меня, захлопывает перед моим носом железную дверь.

Несколько щелчков замка, глухой грохот, и я неожиданно остаюсь в идеальной утренней тишине посреди зарослей кустов и деревьев. В моей голове какая-то тяжёлая пустота.

Да уж. Какая-то дурацкая закономерность. Я растерянно стою возле машины Тимура. И сдвинуться с места меня заставляет то самое Пахомовское «авось», от которого неприятно закололо в груди, и жжение в ладони от зажатого там клочка бумаги.

Ну и ещё мысль: если явлюсь домой позже мамы, то мне предстоит полный разбор полётов. Я ведь даже забыла узнать, который час.

Я будто зависла в безвременье. Закутавшись в полы ветровки, шарахаясь от каждого звука, я иду по тропинке к той самой остановке, на которую отправил меня Пахом.

Глава 23

Глава 23

В моей голове белый шум. Подперев подбородок ладонью, я сижу за партой, рядом Соня, вокруг одногруппники. Идет семидесятая минута первой пары по философии. Преподаватель о чём-то с энтузиазмом машет руками возле доски, а я не в состоянии уловить ни единого его слова.

Прошедшая ночь и это утро заставили меня потеряться в пространстве и времени. Дома мне не удалось прилечь на кровать перед парами даже на несколько минут. Я успела только снять кроссовки, скинуть с себя надетые вчера вечером вещи и закрыть за собой дверь в ванную, как мама уже вернулась с дежурства. Естественно, мне пришлось разыгрывать спектакль, что она застала моё пробуждение.

Я мечтаю сейчас прильнуть головой к поверхности парты, но засну ли? Стоит только прикрыть глаза, как перед ними всплывает скрючившийся на том обшарпанном диване Тимур. Не могу выгнать эту картинку из своей головы.

Я же видела, как каждая мышца его татуированного тела вздрагивала от боли. Видела и всё же не побежала в аптеку за лекарствами. Даже тот листочек с их названием не взяла, оставила дома. Но кого я обманываю? Эти буквы врезались мне в память.

— А Петрова сегодня не пришла на пары, — неожиданно мне в ухо летит шёпотом Сони, а я вздрагиваю.

Настолько ушла в свои мысли, что не заметила, как подруга придвинулась ко мне вплотную, явно намереваясь пошушукаться. Возвращаюсь в реальность и пробегаюсь взглядом по аудитории. И действительно вижу Красно за партой в одиночестве. Надо же, после сегодняшних ночных приключений я и забыла про свои тёрки со звездами ТикТока. Хотя если думать ещё и об этом, то мне так и до дурки недалеко...

— Может, она проспала и придёт потом, — тоже шёпотом отвечаю Соне, поглядывая на понуро уткнувшуюся в телефон Красно.

И тот факт, что Полина действительно может ещё заявиться на пары, во мне не вызывает особых опасений. Я вдруг ощущаю нервную волну, прокатившуюся от горла в низ живота. Мои пальцы неосознанно стискивают шариковую ручку. А вдруг Горину действительно нужны лекарства, а я сижу здесь?

— Ты разве не в курсе? — удивленно фыркает мне на ухо Соня. — То видео из "Подслушано" слили потом в ТикТок. И оно завирусилось. У Петровой массовые отписки, и, кажется, наша мадам в какой-то там ТикТок-хаус не попадает. Видимо, слетели её контракты, — не без ехидства констатирует она.

И Софа что-то шепчет дальше, но слушаю я её опять вполуха. Наверное, мне нужно злорадствовать вместе с Трофимовой, что Полине прилетел бумеранг, только вот всё это кажется каким-то неважным.

Беспокойство всё сильнее охватывает мои мысли. Вдруг я совершила ошибку, увезя Тимура на ту заброшку? Что, если ему нужно срочно в больницу, а я оставила его там? Я ведь могла сделать правильно, а сделала так, как приказал Тимур.

Мне становится душно. Ёрзаю на стуле и дёргаю под партой ногой. Я должна успокоиться. Но даже Соня замечает мою нервозность.

— С тобой всё нормально? — Она слегка дёргает меня за локоть.

— Да, — отвечаю сухо. — Просто не выспалась.

Бросаю взгляд на циферблат часов над доской. До конца первой пары ещё семь минут, и они становятся для меня пыткой.

И, как только заканчивается лекция по философии, я снова вру. Соня смотрит на меня широко распахнутыми глазами, когда я ухожу с занятий, сославшись на внезапно разболевшуюся голову.

***

Иду по уже знакомой тропинке через лесопосадку. За спиной рюкзак с тетрадями, в нём таблетки из аптеки, а в руках крепко сжат телефон. Ну и кто назовет меня рассудительной?

И эта дорожка уже кажется привычной. Теперь не так страшно, и даже слышно, как где-то в кустах щебечут птички.

Пятнадцать минут от остановки, и я уже замечаю знакомые очертания чёрной иномарки. А в распахнутых воротах стоит Пахом. Вокруг него на земле разложены инструменты, а сам он, пыхтя зажатой во рту сигаретой, усердно ковыряется отвёрткой в замке.

Амбал замечает меня, лишь когда я останавливаюсь в нескольких метрах от машины Тимура и слегка прокашливаюсь. Обернувшись, он оглядывает меня с ног до головы. Вытаскивает сигарету изо рта, выпускает клубы серо-белого дыма и взглядом указывает себе за плечо:

— Проходи.

Без лишних вопросов я проскальзываю мимо Пахома в гараж. И даже от сердца немного отлегает. Если Пахом так спокойно занят своими делами, значит с Тимуром ещё ничего плохого случиться не успело.

Дорогу к той каморке прохожу на с каждым шагом становящихся всё более ватными ногах. И, прежде чем войти в дверь, я прислушиваюсь: за ней тишина. Глубоко вдыхаю спёртый воздух, толкаю железное полотно и делаю осторожный шаг вперёд.

По каморке разлетается едкий скрип петель, а я замираю у порога. За несколько часов моего отсутствия здесь ничего не изменилось: старый стол в углу, тусклая люминесцентная лампа на потолке и облезлый диван, на котором лежит Тимур. Его по-прежнему голый торс наполовину прикрыт потрёпанным пледом. Одна рука закинута за голову, вторая согнута и прикрывает лицо. Кажется, Тимура больше не трясёт от боли.

Я ощущаю какое-то облегчение, когда замечаю, как его грудная клетка, расписанная тату-линиями, плавно вздымается. И заодно чувствую прилив смущения. Всё-таки сейчас я нагло пялюсь на полуголое тело Горина.

— Чего замер у порога? — не сдвинувшись ни на йоту, произносит Тимур.

Догадываюсь, что меня приняли за зашедшего в каморку Пахома. Поэтому отвечаю на его вопрос неуверенным:

— Привет.

От моего голоса по Тимуру как ток пропускают. Он вздрагивает и сразу же принимает сидячее положение. Все кровавые следы с его до сих пор немного отёкшего лица исчезли, остались лишь несколько заметных ссадин на щеке, подбородке и слегка припухшей нижней губе. Только глаза всё ещё красные.