Никому тебя не отдам

— Проси, — отозвался низкий голос с хрипотцой.

— Отвези, пожалуйста, лекарства по адресу, который я тебе укажу. У меня телефона с собой нет, а Тим один дома остался, волноваться будет очень, — вложила в интонацию мягкость, да не помогло только.

Боевую стойку занял, не иначе. Напыжился весь. Взглядом все дыры прожег на моём лице, разве только искры из глаз не посыпались.

— Соболева, ты совсем обнаглела? — за руку схватил чуть выше локтя. Склонился низко, упираясь подбородком прямо над моим ухом. — Я не мальчик тебе на побегушках и не отец твой. Какого дьявола я должен к твоему… мажору ехать?

Не ожидала. Такой прямолинейности точно не предполагала услышать. Он был прав, безусловно. На кой ему сдалось по городу мотаться, чтобы мне жизнь облегчить, да не мне даже, а Вольскому.

— Извини, ты прав, — голос дрогнул, слёзы проглотила. Глубоко вздохнула, пытаясь в чувства себя привести. — Ты и так слишком много для меня сделал, спасибо.

Остановилось. Сердце, будто остановилась. Струны внутри натянулись, когда он за талию обнял. Дыхание кожу опалило. Снова язык проглотила. Похоже, вовремя в больницу обратились, поскольку без помощи медиков я точно с катушек слетела бы, однозначно.

— Лисёнок, я за тебя переживаю, — по спине гладить стал. Лбом к лбу прижался и так хорошо стало, спокойно. — Боюсь из виду тебя потерять на минуту даже. Ты совсем слабенькой стала. Похудела. В себе закрылась, слёзы глотаешь. Не такой ты была в последнюю нашу встречу. А всего неделя прошла, не больше. Мне к твоему мажору не то, чтобы ехать не хочется, мне о его существовании даже думать противно.

Ухмыльнулась. Взаимные чувства у двух Тимуров. Интересно, знают ли об этом?

— Я понимаю. Всё понимаю. Ладно, не нужно ехать. Телефон, хотя бы, дай. Я маме позвоню. Скажу, что в больнице, а там она с братом свяжется и, — договорить не дал. Палец к губам приложил. Замолчать пришлось.

Телефон из кармана всё-таки достал. В руки сунул. Номер по памяти набрала. Мама взволновалась очень. Вопросами закидала. Тимур трубку отобрал. Дальше сам разговор продолжил, а мне оставалось только наблюдать со стороны. Залюбовалась им. Взрослый такой, на девять лет меня старше, а перед мамой моей совсем растерялся, будто мальчишка просто.

— Всё хорошо. Мама скоро приедет. Вещи твои привезёт. — Приобнял, а затем в макушку поцеловал, совсем как отец когда-то. — Всё будет хорошо.

Поверила. Не знаю почему, но ему поверила и совсем о граблях родных забыла. Даже тему не стала поднимать о его семейном положении. Да и зачем? Он рядом. Пусть ненадолго, пусть на короткий миг, но рядом. Слышать его голос, чувствовать дыхание на коже, видеть тревогу на его лице. О большем и думать не смела. Всё неважным таким стало. Всё на второй план отошло, а, возможно, и куда дальше.

В палате оказалась. В платной. Одна кровать, умывальник, санузел, телевизор и холодильник. Курорт просто, а не больница. В сердце надежда зародилась. Возможно, он останется здесь, со мной и тогда бы… Головой махнула несколько раз к ряду, пытаясь прогнать фантазии. Нельзя думать о будущем, которого нет. Не смей, Соболева, придумывать мультики! О здоровье нужно волноваться да пытаться выздороветь, а не в желе превращаться при виде Ариевского. Вот только, как это сделать, когда он так смотрит, будто глазами раздевает? А тут ещё и сердце вскачь пустилось, галопом почти скачет, а не бьётся.

На кровать уложил. Рядом на край сел. Руку в свою взял и к губам поднес. Веки отяжелели. Спать захотелось. За последние несколько дней со сном совсем туго было, поэтому и в царство Морфея провалилась.

Сколько проспала? Не знаю. Глаза открыла и перед собой его увидела. Рядом сидел, всё на том же краю кровати. Встревоженно смотрел, будто я исчезнуть могла. Улыбнулся. В глазах блеск отразился, а на лице — подобие радости.

— Я сказал бы, с добрым утром, но уже давно не утро. Как ты себя чувствуешь? Я поесть принёс, так что бегом ужинать, — тон строгий, но без злобы.

— Не хочу, — отрицательно головой только успела кивнуть, как его руки взяли мое тело в плен.

— Соболева, я тебе сейчас дам "Не хочу"! Марш за стол. Худенькая совсем стала. Ветром скоро сдувать начнёт, гири с собой носить придётся, — ухмыльнулась его заботе.

Печется да выговаривает, как родитель просто. Интересно, он со своей дочерью тоже так общается? В сердце тоска защемила. Ну, зачем о дочери его вспомнила? Мазохистка, что ли?

Есть все же пришлось. Под строгим контролем Ариевского. Все подсовывал под руки. «Это попробуй, то попробуй», — совсем продохнуть не давал. Полный рот набила, жевать едва успевала, а он одобрительно головой кивал и все приговаривал «Еще чуть-чуть».

— За маму, за папу, — точно в родителя превратился. Ложку отобрал и кормить принялся. Уворачивалась, как могла. Тщетно.

— У меня нет папы, — воспротивилась в очередной раз. Наелась совсем, да только Тимур иначе считал.

— Тогда давай за меня, а, лисенок? Еще одну ложечку, пожалуйста, — поддалась на уговоры. Съела еще одну ложку.

— Умница, — только сказать успел, как дверь нараспашку открылась.

Сердце в пятки ушло. Недвусмысленная картина предстала Вольскому на обзор. Я сидела на коленях у Тимура, будто ребенок малый, и позволяла себя кормить. Волчий оскал на лице Вольского отразился печальной струной где-то внутри. Сильнее прижалась к Ариевскому. Внутренний голос только пикнуть успел и, кажется, под стол спрятался, предательски забившись в угол.

Глава 15

Вслед за Тимом вошли братец и мама. Мама прятала взгляд куда-то в пол, в то время как я, откровенно смотрела ей прямо в глаза. Ну, разве так можно? Разве можно дочери своей свинью подсунуть? Зачем Тиму все рассказала, если знала, что я не одна в больнице? Для чего всю эту интригу затеяла? Мужчины же не из металла сделаны. Фейс друг другу начистят, а всё из-за кого?

Вольского немного качнуло, когда он с порога два резких шага сделал. К стене прижался, схватившись за бок. На лице гримаса боли застыла. Я в тот час на коленях Ариевского подскочила. В считанные секунды возле Тима оказалась. За руку его взяла, испугавшись очень. Железные тиски сковали пальцы. Вольский презрительный взгляд бросил куда-то за мою спину.

— Не нужно, Тим, — опередила его. Нежным голосом протянула, намереваясь гнев смягчить.

— Выйдете все. — Рявкнул Вольский, окидывая взглядом всех присутствующих, а затем к Ариевскому обратился, — ты остаешься.

Ванька и слова сказать не успел, как мама за руку схватила. Почти вытолкала его из палаты. Наедине остались. Ариевский продолжал сидеть на стуле, слегка выпятив вперед грудь. Возможно, в другой жизни меня бы позабавило, как мужики приосаниваются друг перед другом. Но я по-прежнему не верила эзотерике, а потому и боязно стало.

Возле Вольского всё время стояла. Волновалась, что он с поломанными ребрами в драку надумает полезть. Сам же говорил, что ребра сломает Ариевскому, если тот посмеет сунуться ко мне, а так получилось, что у самого ребра в тугом корсете, причём по его собственной глупости, не иначе.

— Тим, не надо, — руки на грудь положила, когда Вольский намерился приблизиться к нему, моему бывшему кошмару.

— Малыш, не вмешивайся. У нас с тобой будет отдельный разговор, — меня тактично отодвинули в сторону, будто небольшую тумбочку.