Никто не спасется

Я отправился в Новый город.

В мамином борделе встречался абсолютно разношерстный контингент. Я бывал там ни раз и замечал, как надменных богатеев одетых с иголочки, так и гостей из Старого города, выглядящих совсем иначе.

Мама всегда руководствовалась доступными только ей одной жизненными ориентирами. И критериями в подборе клиентуры. Она опиралась ни сколько на толщину кошелька гостя, сколько на его репутацию.

Мама знала желания любого мужика, стоящего перед ней. И если чертовщина, творящаяся в мозгах этого извращенца, устраивала Маму, он получал от нее великодушно-сдержанную улыбку. А также допуск в вожделенные сады Эдема.

Дальше в работу включались девочки. Их было много. На любой вкус. На любой извращенный вкус.

После их ласк каждый кобель, пришедший сюда с синдромом ежевечернего спермотоксикоза, забывал обо всем на свете, становясь эпицентром сексуальной вселенной. Превращаясь в одну большую безмозглую эрогенную зону и влюбляясь без памяти в этих ночных бабочек, кружащих над его огоньком. Его кошельком.

Клиент оказывался на крючке в считанные минуты. И становился регулярным и нескончаемым источником дохода для этих длинноногих коварных стерв.

Бедный, бедный извращенец…

Ночная жизнь вовсю бурлила в Новом городе, и я поневоле попал в этот водоворот. Я плыл в потоке сверкающих Мерседесов и Бентли. В глазах пылал неон, в ушах гремела музыка и гудела толпа.

Сотни и тысячи толстосумов выволокли своих любовниц на ночной променад по казино и клубам. Их глаза блестели от кокаина и коллекционного шампанского. Их челюсти яростно пережевывали изысканные закуски, подаваемые официантами. Их головы были полностью свободны от любых мыслей и навязчивых тревог.

Богачи без конца хвастались друг перед другом. Своими тачками. Отполированными до зеркального состояния. И своими шлюхами. Перекаченными силиконом по последнему слову моды.

Их шлюхи то и дело кривили свои намалёванные рты и поправляли килограммы бриллиантов, развешенных по всему силиконовому телу.

А еще была несметная армия телохранителей… Они не спускали глаз ни со своих боссов, ни с бриллиантов. Бриллиантов, которые для их боссов были явно дороже шлюх.

Все они только и делали, что кичились собой, презирая остальных. Спесивый сброд. Философы с синдромом Дауна.

Они превратили центральные кварталы в свою бронированную колыбель. В золотую клетку для маленьких желтых канареек.

В то время как кошельки канареек оказались в сотни раз больше самих канареек. Повисли на них мертвым грузом. И не позволили покинуть клетку.

Я тоже был там. С ними. Но я никогда не был заточен в клетку. Любой неволе я предпочел бы смерть.

Некоторые лица, встретившиеся на пути, были мне знакомы. Клиенты. Их много. И практически все живут в Новом городе. Мои услуги стоят недешево, поэтому заказчики из Старого города попадаются крайне редко.

Я свернул с оживленного проспекта на узкую и более тихую улицу. И припарковался там.

Фасады зданий, обращенных на эту улицу, представляли собой огромные витрины. Витражи. За стеклом вертелись полуголые девицы, завлекавшие всех, кто проходил мимо. Они заманчиво улыбались и дразнили, прижимаясь к стеклу то грудью, то задницами.

Я подошел к одной из железных дверей, ведущих в обитель страстей, и нажал кнопку домофона. Ответили мгновенно. Я услышал глубокий и невероятно сексуальный голос Мамы:

«Здравствуй, красавчик».

Затем секундное молчание – она разглядывала меня на экране монитора. И, конечно же, сразу узнала.

«Входи, Праведник».

Голос чуть заметно изменился. Она не хотела меня впускать. Но не могла поступить иначе.

Замок щелкнул, и я вошел внутрь. Поднялся по лестнице. Мама встретила меня на пороге своего борделя. Она улыбалась. Несколько натянуто, как мне показалось. Что ж, я – не самый желанный гость, куда бы ни заявился…

Мы шли по длинному коридору, с десятками дверей по правую и левую руки. За каждой дверью – апартаменты, в которых и происходило основное действо. У Мамы был личный кабинет в конце коридора. Я предложил ей пройти туда для разговора.

В кабинете стоял рабочий стол, пара кожаных кресел, пара стеллажей, заполненных бухгалтерией (конечно же, черной) заведения, неплохой мини бар и еще огромное количество всякой ерунды, имеющей целью украсить и дополнить интерьер помещения. Тяга к различным милым штуковинам так свойственна женщинам.

Я без приглашения уселся в одно из кресел. И молча проследил за тем, как Мама грациозно проплыла к своему столу.

Мать для огромного количества проституток. Тех, что жили в её доме. Строгая, властная, но заботливая и справедливая. Как и подобает настоящей матери.

В борделе Мамы царило что-то вроде гармонии. Местные шлюхи любили Маму, боялись и уважали. А потому отрабатывали каждый заказ по высшему разряду. Чтобы клиент остался доволен. Чтобы он пришел еще. И принес им с Мамочкой денег. А Мамочка похвалила бы их.

Влияние и авторитет Мамы распространялись далеко за пределы её борделя. Конфликтовать с ней было опасно для жизни – она имела серьезных покровителей, а также массу друзей и чокнутых поклонников.

Да, она умела сводить мужчин с ума. Мама виртуозно крутила задом, за которым ухлестывали все новые и новые обреченные Ромео. Но ни одному из них не удалось добиться ничего, кроме обольстительной улыбки.

Её надменно-снисходительный взгляд – один на все случаи жизни. Она смотрела так на всех. И этот щит невозможно было пробить.

В тот момент, в том кабинете, её будоражащий и одновременно леденящий кровь взгляд был прикован ко мне. Я всегда восхищался этой женщиной. Не думаю, что по отношению ко мне она испытывала схожие чувства. Она ненавидела меня.

И боялась. Как и все остальные.

Я сказал Маме, что ищу одну девушку. Проститутку. Я извлек из кармана фотографию этой проститутки. Мама взяла снимок кончиками наманикюренных пальцев. Пару секунд молча изучала. Её лицо не выражало ни одной эмоции.

«У меня она не работает. Более того, я никогда не видела эту девушку», – проникновенно произнесла Мама.

«Её зовут Вика». – Я не собирался сдаваться просто так.

«Это имя ни о чем мне не говорит».

Выражение лица хозяйки борделя оставалось предельно сосредоточенным и непроницаемым. Она никак не выдавала себя. Я пристально следил за ней. За каждым движением. За тем, как расширяются и сужаются её зрачки. Но не мог прочесть её. Никогда не мог… Мама прятала свои истинные эмоции и мысли глубоко-глубоко внутри. Под тысячами разглаженных мимических морщин и километрами наращенных волос.