Никто не знает тебя

А о мальчиках — Себастиане и Майло.

Он быстро пересек комнату, и Эйнсли инстинктивно отшатнулась, испугавшись, что он ударит ее, схватит за плечи и начнет трясти, убеждая не увозить мальчуганов. Но что-то в его лице успокоило ее.

Облегчение. По лицу Рида бежали волны счастливого облегчения.

Он обнял ее, как и Себастиана, и высокая Эйнсли склонила голову ему на плечо. Он притянул ее ближе, к груди. Эйнсли… Тихая гавань в бушующем океане страстей.

— В гараже — сумка с вещами, — прошептал он ей на ухо. Чуть дыша. Чтобы никто не услышал. — Позже я открою тебе доступ к своему банковскому счету.

В знак признательности Эйнсли на мгновение стиснула его руку и тут же отпустила. Рид замешкался.

— Спасибо, — выдохнул он ей в макушку.

Эйнсли кивнула, и Рид отступил назад.

Чему быть, того не миновать. Рид знал, что у него не хватит духу изменить свою жизнь. Знал, что для Майло и Себастиана оставаться дома опасно. Значит, им надо уйти. Сбежать. Его вина, что он не дал им сбежать раньше. Слабак.

Эйнсли — другое дело. Ей силы духа не занимать. Она сдюжит за них обоих.

Она сделает то, чего не смог сделать он.

За это он ее и любил. И за это же он ее ненавидел.

59. Гретхен. Наши дни…

Она знала, что Рид вооружен, но не подавала виду.

Скрытый полутьмой, Рид стоял, вдавившись в стену, — пистолет у бедра, палец на спусковом крючке. Лишь глаза в свете солнца, льющегося из окна за его спиной, ярко сверкали неугасимым огнем. Бесстрашные глаза. Покорные своей участи.

— Скажите, почему вы так поступили? — прохрипел он.

«Почему я предупредила Эйнсли», — догадалась Гретхен.

— Лена была моей подругой.

Рид молча опустил голову.

— Она оставила мне записку.

Медленно, демонстрируя каждое движение, Гретхен опустила руку в карман пиджака:

— Хотите, я прочту ее?

Рид впился глазами в клочок бумаги. Резко кивнул.

Расправив записку, Гретхен прочла слова, которые успела выучить наизусть:

— «Прошу тебя, позволь ему совершить это. Ибо я не в силах».

Рид застонал — слабо, глухо, и Гретхен внимательно посмотрела на него.

— На что у нее не хватило сил? — спросила она, заранее предугадывая ответ.

— На меня, — ясно и четко ответил Рид. — Это я… Виола не убивала Клэр. Убил я.

— Мы оба знаем, что это неправда, — усмехнулась Гретхен, не отводя взгляда от Рида.

Рука с пистолетом дернулась.

— Это признание, — заупрямился Рид. — Вам нечего мне возразить.

Гретхен задумалась. При желании, если бы она добивалась справедливости, она могла бы ему возразить. Но справедливость ее не интересовала, ее интересовала правда. Клэр Кент заслуживала смерти, но даже если бы и не заслуживала, то Гретхен не пролила бы над ней ни единой слезинки. Гретхен была не из тех людей, что скорбят по утраченной миром невинности.

И Лена прекрасно об этом знала.

«Прошу тебя, позволь ему совершить это. Ибо я не в силах».

Чтобы заставить Рида признаться в убийстве Клэр, Лене требовалась Гретхен.

Лене требовалась Гретхен, чтобы завершить начатую ею грязную работу.

— Предлагаю сделку, — сказала Гретхен и на мгновение потерялась в пространстве и времени, по прихоти сильнейшего дежавю переместившись в допросную к Виоле. — Вы рассказываете мне без утайки о произошедшем, и мы закрываем дело, принимая на веру ваше чистосердечное признание.

— По рукам, — не колеблясь, воскликнул Рид.

60. Рид. Вечер гибели Клэр…

Договорившись, что Эйнсли заберет мальчиков и исчезнет, Рид не стал бесцельно шататься по кабинету, а развернулся и вышел, на ходу набирая сообщение Лене.

Лена ответила незамедлительно: по всей видимости, Эйнсли посвятила ее в свои планы. Чудесно.

Скажи ему кто-нибудь лет двадцать назад, что эта парочка возьмет его в оборот, он не поверил бы. Но годы, проведенные с Клэр и Виолой, многому его научили. Выманивая его из дома, Лена и Эйнсли старались выиграть время для побега. Чем позже он обнаружит пропажу сыновей, тем лучше.

Рид облегченно выдохнул. Пусть так все и будет. Да, вернувшись в коттедж, он найдет спальню мальчиков пустой, зато его самого никто не заподозрит в двурушничестве. Он давным-давно примирился с мыслью, что его судьба — сгореть в адовом пекле с Клэр и Виолой. И единственное, чего он хотел, единственное, чего по-настоящему жаждал, — это избавить сыновей от уготованного им страшного жребия.

Задержавшись у спальни Майло и Себастиана, Рид приложил к двери ладонь, воображая, что улавливает биение двух маленьких сердец. Прощаться нельзя. Майло слишком мал, чтобы не проговориться, а настроение Себастиана чересчур переменчиво. Да и Виола может подслушать и озвереть. Прощаться нельзя… Рид сник. Какая-то струна в его сердце порвалась безвозвратно, какая-то часть его души канула в небытие.

Но хватит жалеть себя. Хватит быть эгоистом. С трудом оторвавшись от двери, Рид, не оглядываясь, поспешил прочь.

В последние дни Клэр не показывалась из своего личного кабинета, вероятно впервые в жизни ощутив воцарившуюся вокруг напряженность. Впервые в жизни поняв, что чаша терпения мужа переполнилась до краев и готова выплеснуться от одного ее неверного взгляда.

Никем не замеченный, Рид оделся и выскользнул из дома.

Лена, прекрасная и неотразимая Лена, поджидала его в ресторанчике в трех кварталах от коттеджа. Она приветливо улыбнулась, поднялась и буднично поцеловала его в щеку, словно все было хорошо, словно два старых товарища просто решили поужинать вместе.

— Улыбайся, — прошипела она сквозь стиснутые зубы, заметив, как озадаченно посмотрел на Рида официант. — У тебя на лице написано: «Не подходи, я серийный убийца»!

Рид нервно хихикнул, попытался расслабиться, но безуспешно. Он схватил меню побелевшими от натуги пальцами, уронил его, а когда попытался снова поднять, руки его так задрожали, что лежавшие на столе серебряные приборы ритмично звякнули.

Лена заказала вино и, дождавшись, когда отойдет официант, процедила:

— Тебя сейчас удар хватит.

— Как Эйнсли выведет мальчиков из дома? Клэр ей не позволит.

Он понимал, что нельзя задавать подобный вопрос. Понимал, что сообщник из него завалящий, но ничего не мог с собой поделать. Он сидел как на углях, не находя места от беспокойства. Глаза Лены расширились, и она испуганно оглянулась. Слава Богу, ему хватило ума прошептать вопрос еле слышно.

— Господи, Рид, неудивительно, что за все это время ты сам ничего не предпринял.

Жгучий стыд разлился по венам Рида, но отступать он не намеревался. Укоров в свой адрес он наслышался вдосталь. Он к ним привык.